– Не тронь, это истории.
Откуда появилась старуха, Аглая не увидела. Моргнула испуганно:
– Чьи истории?
– Ясно дело, ведьм. Просто так открыть нельзя.
– А что произойдет?
– Ежели ведьма мертва, то дар ее открывшей перейдет. А коли жива, то все ведовское из нее заберешь. Здесь же в каждую страничку сила вложена, связанная с хозяйкой. Прочтешь историю – выпьешь ведьму.
– Это что же, каждый может прийти, открыть и лишить ведьму силы?
Старуха усмехнулась беззубым ртом:
– Прийти может, а вот прочесть… Слово знать нужно, для каждой истории свое. – Старуха любовно погладила фолиант, неслышно прошептала, и тот смолк. Протянула Аглае мягкие тапки.
– Сапоги твои сохнуть поставила. – Зазывая, махнула рукой.
Аглая, завороженно смотря на стеллажи, пошла по ряду за старухой:
– А если кто-то узнает слово?
Бабка глухо засмеялась:
– Да какая ж ведьма, будучи живой и в здравии, тебе его скажет? Скорее, смерти предастся и дар выпустит.
– А что, и такое было?
Старуха разом осунулась:
– Было. Во Времена Ухода… Вона сколько их… – указала на стеллаж у самой стены, где лежали ровными стопками покрытые пылью сотни рукописей.
– Это те… – прошептала Аглая.
– На погосте у Храма. Они, родные. Неприкаянные. А как хотел Китар слово узнать…
– Китар?
Старуха качнула седой головой:
– А ты небось другую историю слышала. О любви и предательстве, о войне между жрецами и ведьмами.
Аглая во все глаза уставилась на старуху:
– Не так было?
– Не совсем так. – Старуха двинулась вдоль ряда. – Любовь была… Казалась сначала любовью. Это уж после Китар себя показал.
– Как показал?
– Ясно как! – старуха хмыкнула. – Душою черною. Очень уж хотел в тайники Обители попасть.
– Разве жрецы не могут попасть в Обитель?
– Без ведовского соизволения в Обитель вообще мало кто попасть может, а в тайники и подавно. Я уж не говорю об артефактах, каждому слово свое нужно знать. Каждый только на ведовскую руку откликается.
– И Китар хотел их заполучить?
– Ох как хотел. Уж как он Мерку уговаривал, чего сулил. Отказала. Тогда-то они с Миро и придумали для Гаяны эту историю. – Старуха остановилась, поправила выбившийся с полки уголок рукописи. – Думали, она их поддержит, тогда уж под натиском трех жрецов и сломают ведовскую мощь, узнают секреты. А она вишь чего удумала… Женщины! Не разобравшись. Э-эх! Проклятие уничтожило всех ведьм, а история, придуманная Китаром и Миро, так и осталась бродить по деревням да слухами пополняться.
– И никто не стал разбираться?
– А кто бы стал? – Нависшие брови метнулись вверх. – Мерка исчезла, ведьмы – кто ушел за грань, кто погиб от проклятия. А Гаяна… Гаяна так и не вернулась. Кто знает, куда ее ненависть завела.
Старуха резко смолкла и остановилась. Стеллажи закончились. За ними, насколько хватало глаз, находились образа. Высокие, закрывающие стены от пола до потолка. Светлые лики, озаренные внутренним свечением, и темные, будто занавешенные дымкой. На выступах стояли сосуды замысловатой формы, в каждом трепетал огонь, играя тенями на образах. У дальней стены огромный камень с возвышающейся на нем серебряной купелью.
– Идем, – проговорила старуха и направилась прямиком к купели. Аглая пошла следом. Едва приблизились, как вода в купели всколыхнулась, покрылась рябью.
Голова старухи затряслась:
– Кровь нужна.
– Кровь?
– Твоя. – И глянула на Аглаю. Вытащила из кармана маленький ножичек. – Руку давай.
Аглая напряглась.
– Не боись, всю не выпущу.
Сама схватила ее за запястье и выпрямила ладонь. Острое лезвие раскроило мизинец. Тонкая струйка скользнула по подушечке, свернулась в каплю и стекла в воду. Рябь разгладилась, проглатывая каплю, и тут же взбурлила. Потемнела. Старуха нахмурилась, но вода изменила цвет на ярко-синий. Брови старухи взметнулись вверх. Вода стала искристой, золотистой, словно шампанское. Старуха с недоверием посмотрела на Аглаю.
– Ишь оно как… – Нахмурилась и направилась к стеллажам, оставив Аглаю одну. Вернулась быстро, неся с собой толстую рукопись.
– Твое! – сунула в руки Аглаи.
– Я ведьма?
– Однозначно!
– Так я ж слова не знаю.
– А тебе и не надо! Тот, кто это оставлял, – кивнула на рукопись, – догадывался, как все сложится. – Она постучала пальцем по виску. – Там есть кое-что. И слово там…
Она махнула рукой, и купель пропала, оставив только камень. Аглая положила на него рукопись, та слегка дрожала и звенела в ее руках.
– Что делать дальше?
Старуха не ответила. Аглая оглянулась, в зале никого не было. Горели в лампах огоньки. Взирали на нее лики с икон.
Аглая задумчиво посмотрела на рукопись. Пожелтевшие от времени листочки с завернувшимися краешками. Аглая попробовала положить руки на рукопись. Может, что-то почувствует и слово само встанет в памяти? Не встало. Мало того, ладони будто иголочки пронзили. Аглая ойкнула и руки убрала.
– Ничего не вспоминается! – крик пронесся эхом и пропал под сводом Храма.
И что дальше? Каждая приходящая ведьма оставляла здесь свою историю. Аглаина, выходит, вот она. Лежит перед ней, звенит так, что уши закладывает. Только как ее открыть? Аглая вертела рукопись в руках. Звон слишком громкий. И мочи уж нет его слушать. В висках стучит. И вся зала будто кругом пошла. Поплыли стеллажи у стен, ряды стали неровными.
«Это от перенапряжения!» – Аглая покачнулась. Успела ухватиться за камень. Вот тебе и ведьма! А сколько пафоса-то в слове. Ведьмы! Аглая усмехнулась. За грань головы сложили! Обитель покинули, в другие миры направились. И что за сила такая ведовская, ежели сами себя отстоять не смогли? М-да!
«…Извела меня кручина, подколодная змея. Догорай, моя лучина, догорю с тобой и я…»
В голове шум.
«Кто сказал – не смогли? Другое дело – не захотели. Могли в Обители закрыться, артефактами воспользоваться, пол-Велимира бы вместе со жрецами полегло!»
– А чего ж не положили! Себя не пожалели, а людей и жрецов пожалели…
Вздох, тяжелый.
«Так любила ж… Как же его… Рука не поднялась».
Аглая растерялась:
– Китара любила? Он же предал!
«И что ж с того? А ты разве сразу поверила, что Игнат бес? До последнего хваталась за уже пропавшие чувства. Вот и я… До последнего любила».
– А когда любовь закончилась?
«Любовь не закончилась. Надежда пропала. Когда Гаяна пришла… Историю мне рассказала… И потребовала Миро вернуть. А я как могу, ежели он никогда мне не принадлежал… Не поверила. Обещала наутро прийти за ответом… Тогда-то я тех, кто остался, собрала да за грань повела. Да только не все пошли. У кого семьи здесь, кто просто не привычен был к чуждым. Уже у грани слышала, как проклятие жрицы по следу идет. И она вместе с ним. Я силу вложила в последнее заклятие, вязь пустоши заговорила, чтобы оградиться от жрицы. Слышала вой ее, когда она в вязь попала. А выбраться из нее без силы ведовской невозможно».
– Ты оставила ее там?
«А был выбор?»
– Она умерла в этой вязи… – Ужас скользнул в голосе.
«Мертва телом, дух в заточении остался. Я грань в Велимир и закрыла. Стражи пустоши не должны были пропускать ведьм. Опасно им в Велимире стало. Кто ж знал, что она вызвать ведьму из-за грани сможет. А с ней и ты пришла. Связала вас судьба».
Аглая молчала, смотря на открытую рукопись. Вот как вышло, что навья жрицы оказалась в теле Ники. Она попала в ту самую вязь. А Аглая их вытащила.
– Это можно исправить? Вернуть Нику?
«Исправить? Вернуть?» – задумчиво.
Рукопись осветилась серебристым. Свет разлился, заполонил залу, поглощая Храм. И уже ничего не было. Все пропало. Зала, огромный валун. Стеллажи за спиной и иконы расплылись в ярком сиянии.
Аглая стояла, смотря в зависшую в воздухе рукопись, и видела. Забытые воспоминания.
Улица, она ее почти и не помнила. Узкая, с чередой четырехэтажных домов и запахом сдобы, ее готовили на углу в маленьком синем вагончике. Он стоял рядом с магазином. Аглая в детстве часто ходила туда с мамой.
«Алька, не дергай за руку».
Мама! На глазах выступили слезы.
«Я боюсь собаку».
«Она не тронет, подожди здесь, я зайду в магазин». – И уходит, оставив ее одну.
Собака в нескольких шагах, привязанная к перилам. Щерится. Рычит.
Аглая сторонится: «Не лай, не пугай меня».
Пес делает стойку, внюхивается и вдруг садится на задние лапы, высовывает язык, смотрит доверительно.
Мама выходит через пару минут. Аглая гладит пса по голове, тот заглядывает ей в глаза. Добрый пес.
«Я же говорила, не бойся». – Мама улыбается, берет за руку и уводит Альку.
По страницам проходят серебристые волны, открывая новую картину.
Аглая стоит в книжном магазине, она любит читать. А вот и книга, она давно хотела купить. Но та в руках другой девушки. Аглая вздыхает. Жалко. Громкая трель сотового, девушка откладывает книгу, начинает разговаривать, отворачивается. Аглая берет книгу в руки и довольная идет к кассе, расплачивается и выходит, у дверей слышит, как девушка спрашивает такую же.
«Извините, это был последний экземпляр», – извиняющийся ответ.
Серебристые волны.
Нечаянный взмах рукой, и любимый мамин цветок слетает с полки. Земля рассыпается по зеленой дорожке. Аглая в ужасе закрывает глаза. Открывает – горшок без единой трещины стоит на полу. Дорожка чиста.
Волны.
Игнат улыбается ей, в лунном свете блестят его глаза. Нежные. Прижимает ее к себе. Аглае хорошо.
«Я провожу до квартиры».
«Не надо», – смущается. Это их первое свидание. Так не хочется расставаться. Он осторожно касается губами ее щеки. Он еще близкий и родной. Она отходит, оглядывается. Его нет. Пустота.
От этой картины ее бьет ознобом.
И снова все меняется перед взором.
Высокие деревья. Мрачная топь. Ника смотрит испуганными глазами: «Не бросай меня!»
«Не брошу!»
Аглая ползет за ней и слышит, как дышит в спину жуткая тварь. Хранитель вязи. Тянется к ним носом, тыкается и вдруг отшатывается, скрывается в чаще. А следом хрипящие иноходцы. Взгляд пса скользит по болоту и не видит их.