– То есть ты намекаешь, что наша Николь – небесный странник из рассказов твоего отца?
– Не намекаю, говорю прямым текстом. Других объяснений этому совпадению я найти не могу. Посмотрите сюда…
Взяв из рук Николь карту, он приложил ее к странице с нарисованным амоном в дневнике. Символ растущего лунного серпа, венчающий узорчатую рамку, соединился с нарисованным убывающим знаком луны на карте Этана Самаэлиса, оставив в середине пустое пятно.
– Вот здесь, – Викери указал на пустое место, – должна быть карта со знаком странника. Если мы сложим все карты воедино, то получим ключ к открытию пути в Энрию.
– Хорошо, тогда нам нужно где-то найти карты странника и еще одной сферы, – подвел итоги Леон и с тяжелым вздохом повалился на сундук. – Только как нам это сделать?
– Я не знаю, поможет ли это делу, – неуверенно начала Николь, – но вчера тетя передала мне подарок, оставленный моей матерью перед смертью. Думаю, вам стоит взглянуть…
Она протянула Леону маленькую деревянную шкатулку. Искусная работа: резные стенки из темного дерева, тонкие полукруглые ножки, металлические крепления с гравировкой и замок в виде четырехугольной звезды.
– Здесь нет замочной скважины…
– В этом и дело, – развела руками Николь. – У этой шкатулки нет ключа.
Леон еще раз осмотрел шкатулку.
– Хм, механизм довольно сложный. Судя по виду, открывается он нетипичным ключом. Сюда нужно вставить недостающий фрагмент, что-то подходящее по форме, после чего металлическая пластина сможет провернуться и сдвинуть задвижку внутри. Николь, вспоминай, леди Катерина оставляла еще что-то тебе перед смертью?
– Только свой медальон.
Девушка сняла с шеи овальный медальон на тонкой серебряной цепочке и протянула другу. Внутри оказалась только старая фотография счастливой семьи Аверлин, но все же один момент привлек взгляд Леона – маленькое углубление, что сразу навело юношу на мысль о двойном дне в украшении. Он достал из ящика швейную булавку, согнул и с врачебной аккуратностью просунул внутрь. Викери и Николь наблюдали за его манипуляциями с затаенным дыханием. Одно неверное движение, и, возможно, они никогда не узнают о тайне, сокрытой в шкатулке. Но раздался заветный щелчок, и дно медальона открылось.
– А вот и наш ключ, – восторженно объявил он и показал друзьям маленькую звезду.
Николь с восторженным вскриком бросилась на шею Леону. Она готова была его расцеловать, но пораженный взгляд Викери и раскрасневшееся до цвета помидора лицо Леона заставили ее прийти в себя.
– Прошу прощения, я излишне расчувствовалась. – Она мгновенно вернула аристократическое хладнокровие. – Я искренне верила, что у тебя все получится. Наш Леон необычайно умен.
– Умный у нас здесь Викери, а я всего лишь изобретательный, – парировал Леон и передал ей деталь шкатулки. – Мы подождем снаружи, если ты захочешь открыть ее сама.
– Нет, я хочу, чтобы вы остались.
Леон уступил девушке место на сундуке, а сам встал рядом с Викери. То, что было в шкатулке, предназначалось Николь, и отнимать это мгновение было бы непозволительно.
– Да ты у нас настоящий джентльмен! – Викери хлопнул его по плечу.
– Я удивлен, что ты только сейчас это понял, – усмехнулся Леон. – Или ты просто не хотел замечать, опасаясь, что у тебя появится соперник? Я ведь могу подвинуть тебя на пьедестале…
– Еще чего! Боюсь, тебе недостает скромности, мой друг. Обратись ко мне позже, я проведу для тебя пару уроков.
– И этот человек говорит мне о скромности?
– Если вы не возражаете, – повысила голос Николь, вмешиваясь в их братскую перебранку, – я бы хотела тишины!
Юноши пристыженно закрыли рты и уставились на Николь. Юная леди Аверлин осторожно вложила недостающий кусок в замок шкатулки, повернула механизм и под биение собственного сердца приоткрыла крышку. Атмосфера стала такой напряженной, что, казалось, еще немного, и тишина зазвучит, как самая низкая клавиша рояля. Старые петли заскрипели, превращая ожидание в медленно тянущееся испытание. И даже дышать стало страшно.
Леону и Викери оставалось только следить за меняющимся выражением лица Николь. Сначала она выглядела приятно удивленной, но после янтарные глаза заволокли слезы. Капли спокойно хлынули по щекам, и она не пыталась их смахнуть. Ее взор был прикован к предмету в шкатулке.
– Николь? – осторожно позвал Викери, но девушка не откликнулась.
Она сложила руки в молитве и едва слышно прошептала слова благодарности.
Друзья не стали ее тревожить, понимая тяжесть ситуации, с которой Николь столкнулась. Девушка не так давно потеряла мать и вряд ли ожидала получить от нее подарок. Они даже хотели выйти, чтобы дать ей побыть наедине со своими чувствами, но та не позволила.
Николь обтерла щеки платком и наконец улыбнулась. С трепетом в душе она достала из шкатулки подарок матери, и прозрачная карта засияла серебром в ее руках.
Ночью Леон не мог уснуть. Он вертелся с одного бока на другой, не в силах найти удобное положение и успокоить мысли. Самаэлис даже побродил по первому этажу пансиона в надежде усмирить буйство эмоций, но в итоге вернулся в комнату ни с чем. Да и кто бы смог спать спокойно, когда перед глазами стоит неразгаданная тайна, способная изменить жизни и представления многих людей?
И только одна вещь заставляла его нервничать: где им взять третий амон? Если его догадка была верна, то родители пропали в Энрии, а значит, их амоны должны были быть при них. Но тогда почему отец оставил столь важную деталь здесь, на Земле? А если не оставлял, то как дневник Самаэлисов оказался у Ван’Адлера?
– Дьявол, – прошипел Леон.
Он открыл последнюю страницу дневника. Она всегда казалась ему странной, но только сейчас он осознал почему… Почерк был размашистый и нервный, совершенно не присущий его спокойному отцу. Леон предположил, что страница была написана другой рукой, но одно слово перечеркнуло все его сомнения – это его собственное имя. Отец всегда по-особенному писал имя сына. Леон знал это, потому как отец лично учил его алфавиту и правописанию, и именно у него он перенял привычку писать совершенно неуместную черточку над буквой «n». Но если последнюю запись отец оставил собственной рукой, тогда что заставило его позабыть о привычной аккуратности? Чем был напуган Этан Самаэлис?
Поняв, что сон для него – непозволительная роскошь, Леон достал записи Тобиаса Реймонда. Он не надеялся перевести все, но хотел узнать, что отец хотел передать лично ему.
– Дьявол! Чтобы это разобрать, нужен еще один словарь! – возмутился Леон, глядя на неразборчивые каракули. – И как Викери понимает, что здесь написано?
Самаэлис потер затылок. Правильно говорят, у творческих людей не только разум буйный, но и почерк сумбурный. Найдя пустой уголок на странице дневника, Леон стал записывать слова, попутно анализируя их в своей голове:
«Cieĺto – небеса, нет, небесный. Vahzdär… Та-ак, это переводится как истина. Gelare ûn lecephe – скрываться в странице?..»
Леон устало потер переносицу.
– Отец, неужели нельзя было хотя бы последние слова не складывать загадками? – раздраженно проворчал Леон в потолок. – «Леон, небесная истина скрывается в странице» – и что это должно значить? В какой проклятой странице я должен, по-твоему, искать?!
Устало опустив голову, он сжал ее руками, обдумывая оставленную отцом фразу.
– Ха-ха-ха!
У Леона начинали шалить нервы. Его плечи сотрясались от безудержного смеха, а пальцы с силой вжимались в виски, и как бы он ни пытался, ему не удавалось это прекратить. В одно мгновение его жизнь превратилась в клубок загадок и тайн, лжи и полной неизвестности, и как с этим справиться, он не знал. Но внезапное осознание заставило его перестать смеяться. Он вспомнил о найденной в библиотеке фотографии и всмотрелся в оборот. Написанная там фраза дала ему призрачную ниточку к разгадке.
– Нет, это не имеет смысла… Только если отец не хотел скрыть очевидное за неясным. – Леон потер подбородок. – Амон укажет путь к истине – так говорил Викери, – а небесная истина скрывается в странице. Если предположить, что то, что приводит к истине, само является истиной, то отец намеренно построил предложение таким образом, чтобы его нельзя было понять, не зная настоящего предназначения амона!
Он почувствовал воодушевление от неожиданной идеи. Если эта ниточка имеет хоть малейший шанс оказаться правильной, то он обязан за нее ухватиться. Шелест превратился в нагнетающий аккомпанемент, пока он искал нужную страницу, а когда нашел, то осознал, что понятия не имеет, как извлечь то, что в ней скрыто. Да и можно ли?
Кончиком пальца он коснулся вдавленных линий, оставленных карандашным грифелем, и размытый графитовый контур отпечатался на коже серым разводом. Он посмотрел на руки и на секунду почувствовал рядом отца. В глазах зарябило. Его окатило знакомое чувство, будто он проваливается в пустоту, но на этот раз он точно был уверен, что это не сон.
Темнота рассеялась в один миг. Он словно видел обрывок сущего ада. Чужой кабинет был покрыт пасмурным мраком, горела только одна свеча, да и та доживала последние минуты, и, словно реквием, была слышна агония битвы. Спешно записывая последние строки, его отец бросил беглый взгляд на улицу. Леон хотел рассмотреть, что так его беспокоило, но не смог подняться. Он продолжал сидеть напротив отца, не в силах даже повернуть голову, и терпеливо ждал, что произойдет дальше. В груди неистово билось сердце. Человек, чьими глазами видел Леон, испытывал… страх?
– Скоро все это закончится, – мрачно произнес отец.
Его было не узнать. Леон едва улавливал в нем родные черты. Прежде ухоженный и молодой Этан Самаэлис превратился в старика: взгляд его ярких глаз потух, кожу покрыли морщины и шрамы, седина пробилась на висках и бороде. Потрепанный жизнью, с опустошенным от горя видом – складывалось такое впечатление, что этот человек уже прожил не один десяток лет в чужом мире.
Этан Самаэлис положил перо на дубовую столешницу и поднял руку. Кожа покрылась узором из лазурного сияния, а на ладони вспыхнула яркая искра, явившая после себя серебряную карту.