Незнакомка положила на колени книгу и покрутила в руках бутылек с чешуйкой сирены.
– Мальчик? – рассмеялся Рэйден. – Должно быть, ты забыла, как обращаться к тому, кто старше тебя, Гремори.
– Ой, прошу прощения, – хихикнула Грех, наигранно прикрыв рот ладонью, и с издевкой добавила: – Ваша старость.
– Зачем ты здесь? – перешел к сути Рэйден.
– Ты убил нашего брата. Разве я не могу хотеть убить тебя?
Рэйден не сдержал усмешки.
– Не притворяйся, что любила Бергему. Его желание убивать было для вас так же отвратительно, как и для меня. Или ты уже забыла, сколько невинных жизней он забрал? Он нарушил ваш кодекс, но ни у кого из вас не хватало смелости прервать череду кровопролитий. Я оказал вам услугу. Поэтому повторяю вопрос: зачем ты пришла?
– Я знаю о твоих планах, Рэйден, – с серьезностью в голосе заявила Гремори и поднялась с кресла. – Ты хочешь найти клинок и убить им Эйрену, но у тебя ничего не выйдет. Ты ведь и сам знаешь это. Проклятие связало две жизни, и отнять ее может лишь тот, кто связан клятвой.
– Проклятие создавалось при мне, Гремори, и я лучше кого-либо знаю, что оно несет в себе.
– Тогда ты понимаешь, как этот мальчик важен для Эйрены. Займи свое место среди Грехов, и мы вместе спасем его от участи, уготованной Великой Фуркас.
– В пекло Фуркас! Эйрена отняла у меня все, чем я дорожил! – прикрикнул на нее Рэйден, и женщина в испуге отступила. – Мой род, друзья, Айрис, Тион – все они погибли от ее руки! И ты хочешь, чтобы я встал на колено и присягнул ей в верности?
– Тебе неведома вся правда, – решительно заявила Гремори. – Помнишь ли ты, что доподлинно сказано в проклятии, наложенном на мою госпожу?
Рэйден нахмурился.
– Да будет носить она оковы жизни, покуда не сломит их тот, кто клятву ее хранит, клинком, что кровью сотен душ обагрен.
– И будет мечен печатью Самигины тот, кто принял эту клятву, дабы не разбить кандалы жизни, покуда она не сознается в прегрешениях своих, – хрипло продолжила Гремори. – Вот что вещала Дардариэль в тот страшный день.
– Ты лжешь! – Рэйден в ярости схватил ее за шею. – Она не могла сотворить подобное с тем, кто неповинен в грехах своей семьи.
– Правда? – с ядовитым уверенным оскалом прохрипела женщина. – Тебе лучше меня известно, насколько лицемерна Дардариэль. Тот, кто усомнился в ее вере, навсегда останется мучеником собственных суждений. Она не допустит освобождения Эйрены от проклятия, а значит, мальчик снова умрет.
Рэйден отбросил Гремори от себя, и та, кашляя, упала на ковер.
– Дар мальчика откроет истину, – подняла голову Грех Зависти. – Приведи его, и в памяти Эйрены увидишь повинных в злом роке.
– Почему я должен тебе верить? – усомнился Рэйден.
– Смерть оставляет глубокие шрамы на душе. Такие не убрать ни одной магией. Клятва Эйрены стала основой проклятия, мальчик – ключом к его снятию. Она сделает все, чтобы он выжил. Ты лучше всех знаешь, что она держит свое слово. Telu a teati in sant[20].
Рэйден вздрогнул, услышав давно позабытые слова.
– Убирайся, пока я не сломал тебе шею, – прорычал Рэйден, испепеляя взглядом Гремори.
Женщина хмыкнула с самодовольной улыбкой.
– Даже если бы хотел, не смог бы. – Она села на подоконник и свесила ноги. – Пока ты в этом теле, я сильнее тебя, Рэйден. Не забывай об этом.
Она хихикнула и спрыгнула вниз.
Рэйден открыл глаза и снова увидел очертания малой гостиной. Огонь танцевал в камине, разрывая удушающую тишину потрескиванием углей. Странник опустился на диван, откинул голову на спинку и мрачно повторил:
– Telu a teati in sant.
Эти слова напоминали о болезненном прошлом, что он обещал себе позабыть навсегда. Они больше ничего для него не значили, но все еще саднили на сердце незажившей раной. Обхватив лицо руками, он издал низкий рык и снова уставился в потолок.
– Что же мне делать? – спросил он сам себя.
Несмотря на насыщенный день, Леон не смог долго спать. Он проснулся, как только солнце скрылось за горизонтом, и появились первые звезды. Сидя на подоконнике, юноша глядел на ночное небо и вспоминал прошедший вечер. Он все еще отзывался трепетом в душе, и наверняка ему не скоро удастся позабыть это чувство.
Леон бросил взгляд на фрак, аккуратно повешенный на спинку стула.
«Надо не забыть вернуть его Рэйдену», – подумал Самаэлис и посмотрел на свои ладони.
Ему вспомнилось сияние, которое Рэйден именовал связью клятвы, и странное чувство, которое он испытал, глядя на статую божества в мастерской. Отчего ощущения от обоих моментов откликались так схоже? Возможно ли, что это дух странника играет с ним?
От раздумий его отвлек громкий шум с первого этажа. Леон и не думал подниматься, но неведомая сила потянула к лестнице. Если это Рэйден опять напился, то стоит прервать его желание разгромить и так держащийся на божественной силе дом.
Дверь со скрипом захлопнулась за спиной, и юноша вздрогнул. Теперь он оказался отрезан от комнаты, где его все еще ждала теплая постель, пара недочитанных книг и стакан уже остывшего молока, а все, что было впереди, – это прогулка по мрачному заставленному хламом коридору, где каждый шаг мог оказаться последним. Тусклый огонек дрожал на фитиле лампы от разгулявшегося в старинном особняке ветра, тени мрачно плясали в высоких сводах, навевая ужас, но Леон шел вперед, подсвечивая себе путь. Не будь любопытство столь сильным, даже дьявол не заставил бы его выйти ночью из комнаты. Лишь подумав об этом, Леон не сдержал ироничной усмешки. Не на встречу ли с дьяволом он сейчас и идет?
Добравшись до парадной лестницы, Леон облокотился на парапет и посмотрел вниз. В одном из коридоров первого этажа все еще горел свет.
Леон бесшумно подошел к каминной комнате: грубый ворс ковра глушил шаги. Любуясь искрящимся пламенем, Рэйден сидел на корточках и передвигал поленья кочергой. Пол в комнате был завален книгами. Вероятно, Рэйден что-то искал в них, но не найдя, излил на них весь свой гнев. Его странная усмешка гнетуще прозвучала в тишине, и спустя мгновение Леон понял почему. Лишь встав, Кассерген тут же пошатнулся, и только прекрасная физическая подготовка не дала ему упасть и подсказала вовремя зацепиться за угол камина.
А вот повесить кочергу для него оказалось делом непосильным. Дважды промахнувшись, он громко выругался и швырнул ненавистный предмет в стойку. Каминный набор с металлическим звоном повалился набок, а зачинщик беспорядка устало упал в кресло и потянулся к бутылке.
– Тебе стоит вести себя тише, если не желаешь разбудить весь дом, – как можно более равнодушно произнес Леон, выходя из укрытия. – Я уже слышу, как со второго этажа бежит Джоанна, чтобы запихнуть эту кочергу тебе в задницу. Уверен, она найдет способ вместить ее туда.
Но реакция Рэйдена на упрек Леона была необычной: он довольно улыбнулся и поманил его к себе.
– А, Лайон! Я рад, что ты пришел. Присоединяйся…
– Обойдусь, – отрезал Леон и устроился в пустующем кресле.
Он понюхал бутылку с алкоголем и тут же отставил обратно. Все то же, что и всегда, – крепкий виски.
– Это снова началось? – поинтересовался Леон.
Рэйден достал из тумбы сигарету и закурил.
– Не понимаю, о чем ты.
Запах сигарет оказался странным: сладким и травянистым – он мгновенно ударял в голову. Леон, прикрыв нос рукавом рубашки, отодвинулся подальше. Что-то с этими сигаретами было определенно не так.
– Сейчас ты можешь солгать мне, но будь честен хотя бы с сестрой, – нахмурился он. – Джоанна места себе не находит. Разве этого ты хочешь для нее? Чтобы она, девушка, тянула на своих плечах груз вашей семьи, пока ее брат жалеет себя и заливает горе алкоголем?
– Не помню, чтобы это тебя касалось. А может, все дело в Джоанне? Тогда тебе сейчас же стоит отправиться в ее комнату и поведать о том, что ее не оправдавший ожиданий брат в который раз напивается в одиночестве. – Голос Рэйдена отдавал холодной угнетенностью.
Он поднес к губам травяную самокрутку, затянулся и выдохнул плотный комок дыма, после чего сбросил белый пепел в пепельницу.
«Сколько же он успел выкурить?» – Леон взглядом посчитал короткие окурки.
Насчитал около семи, а прибавив к этому количество выпитого алкоголя, странник ужаснулся. Насколько же тяжелое у него состояние, раз он так настойчиво пытается погубить себя?
– Я тебе не судья, – отмахнулся Леон. – Но был бы не против обсудить это как… друг.
Рэйден поднял покрасневший глаз, и во взгляде Леон уловил удивление. А ведь и сам Леон был поражен не меньше: слово «друг» никак не вписывалось в концепцию их отношений. Их скорее можно было назвать приятелями, но не друзьями, а потому от заявленного становилось не по себе.
– Этим вечером ты отрицал нашу дружбу, так что же изменилось за несколько часов? – напряженно хохотнул Рэйден и, влив в себя остатки виски, вновь потянулся к бутылке, чтобы наполнить стакан.
– Кроме того, что ты стал бесить меня еще больше после выходки на балу? – потер подбородок Леон. – Пожалуй, только то, что несмотря на твой идиотизм, я принял решение тебе довериться. Ты сам сказал, что пока мы имеем общую цель, мы должны быть откровенны друг с другом, потому я хочу понять, отчего ты так упорно пытаешься загнать себя в могилу, когда судьба дала шанс на жизнь.
Смутившись собственных слов, Леон отвернулся. Он ожидал некое подобие усмешки, может, ироничную шутку в ответ, но услышал лишь тяжелый вздох Рэйдена.
– Я видел, как Грехи вырывали сердца из все еще живых людей, как сворачивали им шеи, словно курицам. Моим лучшим друзьям перерезали глотки на моих глазах… Каждую ночь я просыпаюсь от ощущения, что мои руки по локоть в крови, в крови тех, кто погиб, когда я сбежал. Скажи, ты бы мог спокойно жить после такого?
– Тебе не нужны мои слова, чтобы ответить на этот вопрос.
– Я так и думал. Ответы, сквозящие равнодушием и неясностью, это так в твоем характере. – Его пальцы нервно постучали по толстому стеклу стакана, и с каждым словом, звук становился только сильнее: – Ты вообще способен на сочувствие? Я видел кровавую бойню, где вместо животных были люди, и единственной их ошибкой стало рождение с чертовыми способностями, а ты мне говоришь, что мне не нужны твои слова?!