Рэйден сорвался и в ярости бросил стакан в стенку камина. Обезумевшее пламя встрепенулось яркой вспышкой, заставив Леона вздрогнуть сильнее, чем от звука разбившегося стекла. Он вжался в спинку кресла, не сводя взгляда с шипящего огня.
– Прости, – опомнился Рэйден. – Я не хотел тебя напугать.
– Все в порядке, – как можно более спокойно ответил Леон.
Усмирив гнев, Рэйден достал из тумбы два новых бокала, налил в оба виски и из вежливости предложил Леону, прекрасно зная, что тот даже не притронется.
– Наверное, со стороны я выгляжу паршиво, – горько усмехнулся он. – Они убили мою семью, вырвали мне глаз ради забавы, а все, что я смог сделать, – это вскрыть тушку бергемского оборотня и сбежать.
– Это неправда. – Леон приблизился к нему, несмотря на дурманящий запах сигарет. – По-твоему, было бы лучше, если бы ты там погиб, как все те люди? Чтобы о тебе вспоминали, как о еще одном погибшем в резне при Вейн-Адэре? Безымянный и всеми забытый? Тогда ты просто не мог ничего сделать, и в этом нет твоей вины.
Рэйден скептично изогнул бровь.
– Ты пытаешься меня утешить?
– Нет, я пытаюсь не допустить, чтобы ты скатился в глубины самобичевания. – И чтобы подтвердить серьезность своих намерений, Леон сделал глоток виски.
Горло обожгло горечью, но юноша сохранил непоколебимое выражение лица, а внимательно наблюдающий за ним Рэйден прижал губы к стакану, но пить не стал и просто продолжил скрывать ухмылку за толстым стеклом.
– Прежде мне не доводилось пить крепкий алкоголь, – честно признался Леон.
– Правда? – приподнял брови Кассерген и наконец отодвинул стакан от губ. – Что ж, приятно знать, что я первый, кто подарил тебе подобный опыт.
– Это не то, чем стоит гордиться, – хмыкнул странник.
– Стоит или нет – дело моральных принципов, – отмахнулся Рэйден, – я же и в самом деле нахожу это приятным. Сам факт того, что ты взял этот стакан, значит для меня куда больше, чем любые слова, сказанные ранее.
– Неужели твою благосклонность можно купить за выпитый стакан?
– Не обманывайся. Моя благосклонность стоит куда больше, просто тебе я отдал ее за бесценок.
Леон принялся задумчиво рассматривать старую облупившуюся картину над камином и делал глоток за глотком, словно крепкий напиток был обычной водой. Полотно казалось ему идеальным даже несмотря на свой неприглядный вид; хоть краска и облупилась, а трещины изрешетили лица на семейном портрете, оно все еще сохраняло тепло чужих рук, трепетно выводивших масляные следы на холсте. Аналогично этой картине он видел Рэйдена: так зациклившись на своей неполноценности, он забыл, что является таким же творением Создателя, как и эта самая картина.
Вид недооцененного шедевра и выпитый алкоголь развязали ему язык и, поддаваясь порыву, он выложил мысли вслух.
– Ты правда так считаешь?
– Не возгордись. Я все еще считаю, что ты невежествен и легкомыслен…
Не дослушав, Рэйден ловко выхватил у Леона стакан и направился к шкафу, где держал личную коллекцию алкоголя. Порывшись в накопленных пустых бутылках, он все-таки сумел отыскать желаемое, поглядел на рукописную маркировку и, вернувшись к столику, наполнил стаканы для себя и Леона.
– Ты так уверен, что я стану продолжать пить с тобой? – усмехнулся Самаэлис и подошел ближе.
– Ты уже начал, так какой смысл прерывать удовольствие, не успев распробовать все его прелести?
Он вложил стакан в ладонь Леона и, не дожидаясь согласия, стукнулся краем со своим. Тихий звон стекла подчеркнул взыгравшую на лице Кассергена широкую улыбку, показавшуюся Леону еще более самоуверенной, чем обычно. Это было не предложение. Рэйден точно знал, что странник не откажется.
Леон опустил глаза на янтарного цвета напиток, расходящийся рыжими переливами из-за трепещущего в камине пламени. Вкус виски он почувствовал на языке раньше, чем успел приникнуть к нему губами, а сладковатый персиковый запах защекотал ноздри. Он мог бы выдумать с десяток причин для отказа, но решил пойти на поводу у Кассергена.
– Что ж, ты прав. Не вижу повода отказывать себе в малых радостях.
Чем закончился тот вечер, Леон помнил смутно: наутро он проснулся в своей комнате, на углу одеяла по-прежнему лежал недочитанный дневник, а туман в голове разгоняла режущая боль. С трудом заставив себя подняться, странник сдавил виски пальцами и попытался вспомнить, какой бедлам они учинили ночью. Обрывки воспоминаний сложились в единую картину не сразу, пришлось поднапрячься, однако Леон тут же закрыл лицо руками и сконфуженно взвыл. Лучше бы не вспоминал – жилось бы легче!
Напившись до состояния, когда любое действие становится поводом для смеха, юноши превратились в озорных детей: посреди ночи потащились на кухню в поисках еды и учинили кошмарный беспорядок. Леон помнил, как настойчиво пытался отговорить Кассергена, даже запугивал тем, что Джоанна наутро прибьет их обоих сковородой, но разве он стал бы слушать? Да и самого Самаэлиса забавляло наблюдать за тем, как Рэйден рыскает по полкам, шатаясь из стороны в сторону, как трехногий стул, что вот-вот грохнется на пол. Они даже умудрились посреди ночи отыскать какой-то сад в окрестностях Адэра. Зачем они вышли на улицу, Леон не понимал, да и как докатились до мысли перебраться через забор и своровать десяток персиков – тоже.
Возвращение в Кронхилл из памяти Леона стерлось напрочь, а вот то, как они лежали на траве около старой ивы и глазели затуманенным взглядом в звездное небо, помнилось отчетливо. Они распивали оставшийся виски прямо из горла – уже было не до стаканов – и лакомились украденными персиками, в то время как Рэйден с увлечением рассказывал забавные истории из прошлого. Леон помнил, как смеялся над ними. Они казались ему уморительными.
– Какой же твердый фрукт, Лайон, – заявил Рэйден, подкатившись к нему под бок и подсунув руку под голову. – Но от этого только сильнее хочется добраться до сердцевины…
Леон не придал этому значения. Он уже слабо соображал и едва вязал слова друг с другом. Помнил только то, как пихнул странника в плечо, а Кассерген, обидевшись, придавил его своим весом. Так они и провалялись в странном сплетении, пока не опустела бутылка и не потребовалось идти за следующей.
Но самой яркой вспышкой откликался иной момент… То, что настигло их дальше. Леон предпочел бы не вспоминать его, но слишком явственно в глазах стояли стены малой гостиной, потрескивающее пламя в камине и оброненный в недосказанности стакан с растекающимся по ковру напитком…
Время обязывало спуститься к завтраку, но пересекаться с Кассергенами, а в особенности с Джоанной после всего учиненного беспорядка, было слишком неловко. Что о нем подумают друзья, если узнают, в омут какой распущенности он упал этой ночью? Леон сам себе был отвратителен.
Горячая вода смыла запах алкоголя с его тела, и Леон почувствовал себя немного лучше. Он переоделся и как ни в чем не бывало направился на кухню, где уже должны были ждать его друзья. Но встретившись с ними лицом к лицу, Леон почувствовал себя еще более неуютно, чем после пробуждения. Ему начало казаться, что они уже в курсе произошедшего. Усмирив волнение глубоким вдохом, Леон попытался убедить себя, что это невозможно.
– Доброе утро, – быстро выпалил он и устроился на свободном стуле.
– Ты выглядишь уставшим. Плохо спалось? – усмехнулся Рэйден и отправил в рот кусочек вареной курицы.
Взгляд откровенно пронзал Леона, и тот не удержался, чтобы не отправить ему ответный – негодующий и велящий заткнуться.
– Да, кошмар приснился, – холодно бросил он.
– Кошмары – дело такое, – продолжил с легким налетом шутливости Кассерген, вероятно, пребывая в превосходном настроении. – Иногда они имеют свойство становиться лучшими из снов.
– Опять несешь околесицу, – закатил глаза Леон и принялся за завтрак.
Джоанна, как выяснилось, никакого бардака на кухне не обнаружила или делала вид, но тревожность Леона на этот счет немного улеглась. Не хотелось подпортить репутацию в ее глазах одноразовой выходкой.
Стоило признать, для особы, которая выросла среди слуг и роскоши, Джоанна обладала выдающимся кулинарным мастерством. Когда все тарелки оказались пусты, Леон вызвался помыть посуду, чтобы дать бессфере больше времени для занятий с Николь. Однако истинным его желанием было держаться как можно дальше от Рэйдена. Он пришел к выводу, что оставаться наедине им более не желательно, иначе навряд ли он сможет контролировать свои порывы безрассудства. Сам же Кассерген ушел в сад с Викери, чтобы заняться фехтованием, и настоятельно попросил Леона не затягивать с мытьем посуды.
Однако какой бы ни была ситуация, Леону пришлось направиться в сад. До самого вечера он бился на мечах с Викери и впервые осознал, что ничуть ему не уступает. Друг был силен, точен и изящен в ударах, Самаэлис – быстр и ловок, с легкостью уворачивался. Несколько раз ему даже удалось уложить Викери на лопатки, правда, не совсем честно, – сделал подсечку, но никто ведь и не говорил, что в реальном бою враг не сделает подобного.
– Ха-ха, молодец, Леон! – поднялся с земли Викери, отряхивая брюки от грязи. – Я даже не успел отпрыгнуть.
– Ты тоже. Последний удар был силен, – рассмеялся юный странник и пожал протянутую руку. – Я едва на ногах устоял.
– Хороший бой, – похвалил Рэйден, подходя ближе. – Рыжик, тебе следует смотреть не только за руками противника, но и за ногами, чтобы в следующий раз снова не протереть дыру на заднице. Лайон, слишком увлекаешься уклонениями. Если не будешь больше атаковать, то никогда не ранишь противника.
Очередное коверкание его имени разозлило Леона. С решимостью он приблизился к Рэйдену и ткнул того пальцем в грудь.
– Я тебе не Лайон, не Леонардо, не Леонетта. Мое имя – Леон. Запомни это наконец!
– Ты чего, Леон? – удивился вспыльчивости друга Викери. – Это же всего лишь шутка.
Леон так не считал. Впрочем, его слова нисколько не задели Рэйдена, однако лицо странника сделалось серьезным.