– Викери, дай меч.
Услышав собственное имя вместо уже привычного «Рыжик», Викери с удивлением захлопал глазами, но меч все же передал.
– Если хочешь что-то доказать, доказывай это в бою, – произнес Рэйден и встал на исходную, подняв меч.
Леон не питал ложных надежд. Он понимал, что победить странника, что держит меч в руках с пеленок, не удастся, но гордость велела отстоять свое. Он поднял оружие и решительно заявил:
– Нападай.
Рэйден сделал быстрый выпад, и, хотя Леон был к нему готов, он едва успел увернуться. Лезвия встретились с режущим слух звоном. Каждым ударом Леон старался заставить Рэйдена пятиться, но тот с сильным натиском возвращался. Уловка с подсечкой результата не дала. Кассерген увернулся и едва не задел его. Леон успел перекатиться и подняться, прежде чем тот снова напал.
– Хорошо, но недостаточно. Учись использовать окружение в бою.
Рэйден проскочил под лезвием и бросил перед лицом Леона пригоршню земли. Такой грязной игры юный странник не ожидал. Он в растерянности отшатнулся назад, но этого хватило, чтобы Рэйден выбил из его рук оружие. Тяжелое навершие меча больно ударило по пальцам. Кассерген схватил его за руку и с легкостью перекинул через себя. От встречи позвоночника с твердой почвой в глазах зарябило. Юноша попытался перевернуться, но гладкая сталь сверкнула прямо перед носом. Леон испуганно сжался – клинок воткнулся в землю в дюйме[21] от щеки.
Рэйден склонился над ним так низко, что Леон почувствовал тяжелое дыхание и увидел мелкие капли пота на бледной коже.
– Не надейся, что в бою я буду так же нежен, как прошлой ночью. Возможно, однажды тебе придется сражаться со мной, и я хочу, чтобы ты победил, Леон, – прошептал он так, чтобы Викери их не услышал.
Он вытащил меч из земли и помог Леону подняться.
– Оружие начистить и убрать. Завтра возьмете в руки настоящие клинки, – скомандовал он и броском вернул Викери его меч.
– Вот и чего ты добился? – прошипел Викери, вытирая рукоять. – Решил отстоять уязвленную гордость, а вместо этого заработал еще один синяк на заднице.
– Заткнись, Вик, – оборвал ворчание друга Леон, которому было не менее тошно от своего позорного проигрыша.
Из глубины сада послышались торопливые шаги, и из-за кустов вынырнула низенькая фигура Николь.
– Вы уже закончили? – Она окинула юношей взглядом и мгновенно смутилась вида их разгоряченных тел в мокрых от пота кофтах. Покраснев, она отвела глаза и продолжила: – Мы готовы.
– Хорошо, Черешенка. Возвращайся к Джоанне. Мы скоро подойдем.
Николь, слегка кивнув, поспешно исчезла за углом поместья, а Леон и Викери обменялись удивленными взглядами. Реакция подруги показалась им забавной. Спрятав оружие в ножны, они вернулись в свои комнаты, приняли ванну и спустились в малую гостиную, где их уже ждали Джоанна и Николь, попивающие за беседой чай.
Рядом с ними на чайном столике уже лежало все необходимое для создания проводника: лист с песней, написанной рукой Рэйдена, чешуя сирены в прозрачной маленькой склянке, чаша с колодезной водой и пустая бутыль.
Попытка была одна, и Николь заметно нервничала. Золото глаз не находило спокойствия ни в одной точке, где оно задерживалось, каблук ритмично барабанил по полу. Но Джоанна была рядом, чтобы поддержать теплым словом и дружеским объятием.
Леон и Викери остались стоять у дверей, не желая давить на подругу своим присутствием, а вот Рэйден пересек всю комнату и сразу налил себе виски, готовясь к предстоящему спектаклю.
– Не переживай, – вздохнула вместе со странницей Джоанна и бросила чешуйку сирены в колодезную воду. – Я буду рядом, чтобы помочь.
Николь кивнула и сбросила перчатки. Небесные руны обрисовали узорами ладони, медленно расползаясь до локтей. Янтарь глаз вспыхнул золотым ажуром.
Она пошевелила пальцами, и чаша задрожала. Вода плотным шаром поднялась и затанцевала, словно обрела живое сердце в виде маленькой золотой чешуи. Николь бросила взгляд на Джоанну, молча спрашивая: «Все ли я правильно делаю?» – и получив ее улыбку, запела голосом чище утренней росы и глубже морской пучины:
– Kö lee vireno migoto foso,
Novo savigo ûn charetâes miri.
Sabe libbeto, chuves reppoto,
Saiva teso mi axes averi.
Te läxchare tevo ûsoso cevilica,
Voida sovoĺto ûn liâta aĺvaina,
Ûn prieses irfeĺto so doxes maverica.
Louna magita faliĺ ûn sona.
Koro läxes tevo muro namutes,
Crina solato vexes chado ûn lanes,
Ednoto ksoĺ boĺvâ invarbiugodo,
Faxiĺ geva ûso ûn obmas mares.
Noûn amittere omni est odire,
Föllato teati dâre cieĺ.
Ve tevo efrito irevato corave
Veĺe xaĺvato limato fiseĺ[22].
Леон и Викери поймали себя на мысли, что так чисто способны петь лишь ангелы. Даже Рэйден, очарованный волшебством ее голоса, отставил стакан в сторону и стал наблюдать, как золотые чары, словно вихрь, обвивают водные ветви.
Николь стоило больших усилий удерживать стихию в оковах собственных чар. Слишком уж хаотична и неподатлива та была. Когда же последняя строчка оказалась спета, Джоанна откупорила пустую бутыль, и Николь неторопливо направила в него свою магию, запирая вместе с водой в стеклянной тюрьме. Последняя капля упала в узкое горлышко, переливаясь золотым свечением, и Джоанна закрыла бутыль пробкой, обмотала бечевкой и залила свечным воском.
– Получилось! – вскрикнула она.
– Да, – вымучено улыбнулась Николь и пошатнулась.
Создание проводника отняло больше сил, чем юная леди рассчитывала. Николь упала на диванные подушки, пребывая в полусознании. Ее начало знобить. Леон и Викери метнулись к девушке. Кожа Николь была бледнее обычного, а ладони своим холодом напоминали ледышки.
– Отойдите! – скомандовал Рэйден, отпихивая мальчишек в сторону.
Странник обернул юную Аверлин в плед и понес на руках в ее комнату. Джоанна бросилась следом, прижимая к груди бутыль-проводник.
– Я могу сама… сама, – тихо возразила Николь.
– Черешенка, сама ты сможешь только количество ступеней посчитать при падении, – с нервной усмешкой ответил Рэйден и прижал ее крепче к себе.
Оставаться безучастными Леон и Викери не могли: они бросились следом за Кассергенами, но в комнату юной леди их не пустили. Рэйден положил девушку на кровать и вышел, захлопнув дверь прямо перед подоспевшими ребятами.
– Джоанна позаботится о ней, – успокоил он. – Незачем утяжелять воздух своим присутствием.
– Что с ней? – не унимался Викери.
– Ничего серьезного. Завтра придет в себя. И будет лучше, если никто не будет кружить вокруг нее с расспросами о самочувствии, когда она едва может открывать рот.
Юноши опустили головы. Не хотелось признавать, но Рэйден был прав. Своими переживаниями они подруге не помогут.
– Если понадоблюсь, я буду в своей комнате, – опечаленно предупредил Викери и скрылся за соседней дверью.
Рэйден и Леон остались одни в опустевшем коридоре. Атмосфера вмиг стала напряженной. Они смотрели друг на друга, не зная, какие слова подобрать, однако, когда Леон вознамерился открыть рот, Рэйден склонил голову и безмолвно стал удаляться по коридору.
Леон поджал губы, не зная, стоит ли ему тоже вернуться в комнату или все же отправиться за странником. Он весь день избегал его и даже нагрубил, но невидимая нить тянула его на встречу с чувством стыда. И наплевав на гордость, он пошел за ним.
Вопреки предположениям Самаэлиса, Рэйден не возвратился в свою спальню или же в гостиную. Напротив, он устремился далее, вглубь коридора, где располагалась мастерская Джоанны.
«Странно», – подумал Леон, видя, как высокая фигура скрылась за дверью.
Дверь оказалась не заперта, будто Рэйден намеренно оставил ее приоткрытой, и Леон, поддавшись любопытству, осторожно вошел внутрь. В сумеречной тьме вечные пленники этой комнаты показались ему более устрашающими, нежели при свете дня.
Рэйден блуждал меж рядов высоких статуй божеств, но ни на одну так и не взглянул. Его не интересовали изваяния. Он искал в них успокаивающую тишину. Размеренные шаги затихли, и Леон, высунувшись из-за статуи, увидел, как Рэйден вглядывается в уже знакомую ему статую даймона Данталиона. Среди всех лишь это божество не внушало страха своей улыбкой. Но Рэйден не находил в нем ничего прекрасного. Он смотрел на статую так, будто это был лишь кусок холодного камня.
Заведя руки за спину, Кассерген некоторое время вглядывался в расслабленное лицо божества, и Леон, наконец, заметил то, что прежде не способен был увидеть. Они оказались похожи как две капли воды. Каждый изгиб статуи в точности повторял внешность Рэйдена, но, находясь так близко друг к другу, ощущались по-разному. Божество казалось юным, совсем не знающим горестей жизни, в то время как Кассерген выглядел по-взрослому суровым для своих лет.
В даймоне мыслей и тайных желаний Джоанна видела своего брата, каким тот был до резни в Вейн-Адэре, и, вероятно, поэтому воссоздала его лик таким, каким сохранила в своих воспоминаниях.
Пока Леон раздумывал над этим, Рэйден уже потерял интерес к статуе. Он пересек мастерскую и уселся у стены, расслабленно прикрыв глаз. Но через мгновение вздохнул и поднял взгляд на стоящих напротив него трех божеств. Это была Троица небесного суда.
«Но почему именно они?» – подумал Леон и подошел чуть ближе, спрятавшись за другой статуей.
Рэйден смотрел безотрывно. В покрытом туманом взгляде засела тоска. Казалось, он провалился в глубину размышлений. Может, вспоминал минувшее, может, друзей, что больше не стояли с ним рядом, или задавался вопросом о несправедливости судьбы, но так или иначе Леон не хотел его тревожить. Он собирался уходить, когда встретился взглядом с Рэйденом, который уже давно уловил его присутствие.