Николь тут же бросилась к телу странника, сорвала гипсовый слепок и бросила на пол с такой силой, что тот рассыпался на мелкие осколки. От вида жертвы к горлу подкатил ком тошноты: покрытые трещинами губы были серы, под глазами залегли тени, а щеки впали. Странника долгое время морили голодом. Тонкая кожа облепляла выпирающие сломанные в нескольких местах кости, а на спине и боках цвели сине-фиолетовые трупные пятна.
– Он мертв, – констатировала она.
Викери разгневанно толкнул жреца в грудь.
– Зачем вы это делаете? – прорычал он и встряхнул мужчину за грудки. – Зачем убиваете странников?
– Таков п-приказ… приказ Верховной жрицы, – заикаясь проговорил мужчина. – Прародители повелели ей в-вернуть всех богов в небесный пантеон, но, чтобы вознестись, им… им нужно отринуть смертное тело и переродить дух.
– Ублюдки! – Викери швырнул жреца на тяжелый деревянный стул. – Вы убили невинного человека!
Николь прежде никогда не видела Викери таким разгневанным. Он сыпал ругательствами и наворачивал круги по комнате, едва сдерживаясь, чтобы не разнести тут все подчистую.
– Нам нужно уходить, – напомнила Николь, вцепившись в его руку, и потянула к двери. – Мы узнали достаточно.
Но Викери не сдвинулся с места. Он вытащил руку из ее хватки и, немного поразмыслив, вновь подошел к жрецу. Сильный удар обрушился на его голову, но под действием чар служитель храма не издал ни звука. Однако даже этого оказалось мало, чтобы усмирить голубое пламя, полыхающее в груди Викери. Странник схватил глубокий таз с белой густой жидкостью и вложил в руки жреца.
– Отвернись и закрой уши, Николь, – приказным тоном обратился он к подруге. – Я не хочу, чтобы ты это видела.
Однако Николь не подчинилась. Встав рядом, она крепко сжала его руку, и юноша увидел, как ярко воспылали ее подобные закатному солнцу глаза, наполненные нескрываемой ненавистью и презрением к человеческому отребью перед ней.
– Сделай это, – сквозь стиснутые зубы произнесла она.
Викери посмотрел на жреца и уверенно отдал последний приказ в его жизни:
– Маска твоего лица – вот истинная воля богов!
Мужчина зачарованно поднял таз над головой. В глазах мелькнуло осознание того, что он сейчас сделает, но противиться воле странника он не мог. Белая густая смесь хлынула ему на голову. Медленно скатываясь вниз, она стала заливать глаза и уши, закупорила грязный рот и ноздри, лишая возможности на вздох. Его грудь разрывалась от боли, руки тряслись и судорожно вжимались в бортик таза, но ни один мускул не дернулся на лице странников. Они молча наблюдали за его страданиями, не испытывая раскаяния за содеянное. Не приди они сюда с целью, сами могли бы занять место бедолаги Кэвши на столе.
– Небеса дали тебе свой ответ. Теперь твоя душа принадлежит владыке багровых полей, и лишь она определит твой исход, – холодно проговорила Николь чуждым голосом.
Мужчина забился в предсмертных конвульсиях. Деревянный таз с грохотом упал на пол, а следом за ним и бездыханное тело повинного в убийствах жреца.
– Как же мы проникнем в молельню? Там наверняка сейчас собрались все жрецы храма, – шепотом поинтересовался Леон, следуя за Кассергеном по узкому коридору. – Незамеченными не пройдем.
– Если бы ты смотрел внимательнее, то заметил бы, что около стены с гипсовыми ликами есть дверь. Скорее всего, там находится исповедальня. Спрячемся в ней.
Послышались торопливые шаги, и, схватив Леона за воротник пиджака, Рэйден затянул его за угол выступающей прямоугольной пилястры. Пробегающий мимо жрец не заметил их и быстро удалился в сторону базилики.
– Пойдем этим путем, – подсказал Рэйден и юркнул в темный узкий коридор.
Минуя несколько пролетов, они оказались около двери. За ней расположилась маленькая тесная комнатушка, закиданная книгами, свечами и пыльным антиквариатом. Наверное, именно здесь отдыхали жрецы после проповеди. На небольшом столе стояли стакан с недопитой водой и тарелка с надкусанным яблоком. Дверей, что вели в комнату, было несколько: одна из коридора, через который они вошли, а вторая вела прямиком в молитвенную залу.
– Не очень скрытное место, – хмыкнул Леон, оглядывая помещение.
– Здесь нет, – согласился Кассерген, – а вот тут…
Он распахнул небольшую деревянную кабинку и театрально склонился в поклоне, указывая внутрь. Это и была та самая исповедальня, где заседали жрецы, пока люди делились с ними своими пороками. Рассчитана она была лишь на одного, но раздавшиеся в коридоре шаги быстро решили этот вопрос: юноши втиснулись оба, тесно прижавшись друг к другу.
Дверь отворилась, и в комнату вошли двое жрецов. У Леона сердце замерло в неподвижности, равно как и тело, пока он слушал, как служители мерят шагами комнату в поисках чего-то. С каждым шелестом книжных страниц и стуком упавших вещей он вздрагивал в ужасе, опасаясь, что их обнаружат. Они ведь даже не успели закрыть дверцу кабинки на крючок!
Но когда входная дверь снова захлопнулась, а комната опустела, Леон облегченно выдохнул и опустил голову, утыкаясь лбом в плечо Рэйдена.
– Испугался? – с усмешкой шепнул ему на ухо Кассерген.
– За стеной около полусотни помешанных фанатиков. Разве тебя это не пугает?
– Скажем так, – улыбнулся странник, – я нахожу это забавным и чуточку будоражащим.
Леон закатил глаза. Он нисколько не удивился подобному ответу. Его в целом теперь мало удивляли словесные выходки Кассергена. Но решив перестраховаться от возможных неожиданностей, Леон притянул дверь за ручку и опустил острие крючка в металлическую петлю.
Звуки ритуального пения прогремели в стенах зала, и юноши синхронно прижались лицами к оконцу исповедальни. Через покрытую тонкой алой тканью решетку хорошо был виден алтарь. Свечи на нем уже не горели, но каменную столешницу покрывали красные бархатные ткани и подушки, отчего Леона посетило недоброе предчувствие об их назначении. Бутоны цветов застилали полы солеи разноцветным ковром, а прозрачные нити дыма от палочек благовоний наполняли воздух пьянящим ароматом.
Жрецы, облаченные в парадные одеяния, столпились вокруг алтаря тесным полукругом, держа в руках толстые алые свечи. Воск медленно скатывался по стенкам свечей на руки служителей, но ни один из них не позволил себе вскрикнуть или открыть глаза. Они стояли неподвижно, и только губы шевелились, распевая размеренную неразборчивую песнь, громким эхом разносящуюся по залу.
Между ними в черно-золотых одеяниях стояла Верховная жрица. Ее лицо больше не скрывала маска, и странники сумели рассмотреть то, что она так упорно скрывала под ней. Покореженная мором черная кожа разрасталась змеиной чешуей по щеке до самого лба, оставляя кровавые трещины и пузырящиеся гнойники, шрамы расползались по губам и шее и исполосовывали кожу глубокими рубцами, а ярко-желтый белок глаза покрывали налитые кровью прожилки, сливающиеся в острый вертикальный зрачок.
– Саламандра, – нахмурил брови Рэйден.
Леон хотел спросить его, что это значит, но Верховная жрица взмахнула рукой, и хор голосов в одночасье затих.
– Луна вошла в полную силу! – торжественно объявила она с довольным кривым оскалом. – Сегодня прародители укажут нам тех, кто породит новый глас истины!
Жрецы в унисон загудели, напевая прежний мотив, и разошлись в стороны, пропуская к алтарю маленькую девочку лет семи, не больше, но в глазах у той не отражалось ни капли страха. Она уверенно взошла на солею и встала рядом с Верховной жрицей, поглядев на нее с таким доверием, словно та приходилась ей родной матерью. Один из жрецов вышел вперед, в поклоне протягивая Верховной серебряный поднос с пиалой, засохшим стеблем мака и круглой курильницей. Набор, мягко говоря, подозрительный.
Жрица аккуратно взяла двумя руками деревянную пиалу, до краев наполненную маковым молоком, и вложила в ладони девочки. Та, повинуясь ее воле, выпила все без остатка и вернула пиалу на поднос. Тогда жрица взяла стебель мака, разломила сухую ножку напополам и подожгла от алой свечи. Коробочка цветка вспыхнула ядовитым пламенем, и жрица отправила ее догорать в курильницу.
– Вдыхай, дитя, и боги одарят тебя светом небес, – ласково произнесла она и поднесла курильницу к лицу ребенка.
Девочка прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, пока ее ноги не начали слабеть под ядовитым дурманом.
– Что они делают? – стиснул зубы Леон.
– Видимо, вызывают у нее видения маковым дымом, – прояснил Рэйден, но, заметив, как Леон уже распахнул губы в возмущении, предостерегающе шикнул и положил руку ему на затылок, призывая замолкнуть.
Жрица приподняла курильницу и дала всем жрецам насладиться пьянящим запахом тлеющего цветка.
– Чистая душа готова назвать грешников, которым дано очистить свои души деянием пред небесами и ликами прародителей! – объявила она.
Курильница вернулась на поднос в руках жреца, а Верховная взяла девочку за руку и вывела в центр. Глаза ребенка были затуманены. Она покачивалась из стороны в сторону, неторопливо обходя жрецов по кругу, пока не указала на юношу и девушку.
– Боги сделали выбор! – проговорила Верховная и вознесла руки над головой, выражая свою благодарность небесам. – Родная кровь и плоть сольется воедино на алтаре, дабы породить чистую душу, способную вещать истину небес!
Опоенное дурманом дитя увели из зала две молодые жрицы, а те, кого она выбрала, вышли вперед и преклонили колено перед Верховной. Она положила руки им на головы и стала читать тихую молитву.
– Встаньте, избранные! – с ядовитой улыбкой приказала она. – Исполните веление богов!
Юноша и девушка поднялись и покорно сбросили одеяния на пол. Глаза Леона пораженно распахнулись. Под алыми мантиями они были наги, как новорожденные. Жрица отошла в сторону и жестом велела занять им места на алтаре. Избранные не чувствовали себя скованно. Они искренне верили, что именно им боги подарили возможность очищения, и потому легли на застеленный бархатом алтарь.
Жрецы вновь стали петь свою гнетущую песнь и наблюдать, как ласково поцелуи юноши касаются тонкой шеи партнерши, спускаясь все ниже к налитым грудям. Губы обхватили набухший сосок, игриво прикусывая чувствительную кожу, а руки оставили холодную дорожку от талии до бедра, заставляя жрицу извиваться в нетерпении и сладко стонать. Слившись в непристойно глубоком поцелуе, они прижались друг к другу телами, растирая выступившую на коже влагу. Ладонь девушки проскользила по торсу юноши к нежной плоти. Пальцы с медлительностью пробежались по выступающим венам, поглаживая налитый возбуждением орган, и замкнулись кольцом вокруг головки. Оторвавшись от поцелуя, жрец хрипло простонал. Он приподнял бедра, проталкивая член в сжатую ладонь с намерением задать темп, а девушка, не желая уступать ему в удовольствии, запустила пальцы во влажное лоно.