[5] за юнца вроде меня отдали бы неплохие деньги.
– Даже думать не смей! – вскрикнула миссис Биккель и хлопнула смеющегося мальчишку по мокрой макушке. – Совсем уже стыд потерял? Таким шуткам даже места не должно быть!
«Сама, поди, думает…» – усмехнулся про себя Леон.
А миссис Биккель продолжила:
– Ты взгляни в зеркало, такой строгой красоте пропадать негоже! Надеть бы на тебя костюм да волосы причесать – и что ни на есть лондонский денди[6]. Эх, а ведь еще совсем недавно ребенком был, едва мне до плеча доставал, а теперь посмотрите, какой мужчина вырос, – хитро улыбнулась она. – Вон каким достоинством Бог одарил.
– Миссис Биккель! – зарделся по самые уши Леон и поджал ноги к груди. – И не стыдно вам в таком контексте говорить о Боге?
– Я о духовном достоинстве говорю, – ухмыльнулась она, но Леон понял, что первоначально она имела в виду отнюдь не это. – Глаза закрой и вперед наклонись.
Леон сделал, как она просила, и женщина вылила ведро воды ему на голову.
– Миссис Биккель, я прежде не спрашивал, но как получилось, что мои родители были знакомы с семьями Аверлин и Реймонд-Квиз? – поинтересовался Леон, вылезая из ванны.
– Так учились вместе, – ответила старшая кухарка и набросила мальчишке полотенце на голову. – Ты вытирайся быстрее, пока голову не застудил! Так, о чем я? Ах да. Леди Катерина как-то рассказывала, что отец хотел выдать ее замуж за твоего отца – Этана, дело даже обговорено было, а тот влюбился в дочку мелкого землевладельца – в матушку твою – и наотрез отказался жениться. Оно-то было и хорошо, ведь леди Катерина давно пала от любви сына семьи Аверлин, и оба уже желали просить отцовского благословения.
– А что с семьей Реймонд-Квиз? – выглянул из-за ширмы заинтригованный Леон. – Их тоже связывала любовная интрига?
– Что ты, эти двое обещаны были друг другу с рождения, – отмахнулась миссис Биккель. – Тобиас Реймонд и Данэлия Квиз должны были объединить их влиятельные семьи, а с остальными познакомились уже во времена учебы. Правда, поговаривают, что любовь их так и не настигла, но они уважают друг друга, как супруги, и живут душа в душу, храня верность, да и сына, конечно, любят больше жизни.
– А что их всех вместе связало? – не унимался Леон. – Я имею в виду, может, они чем-то занимались, изучали?
– А чего это ты заинтересовался? – навострилась кухарка. – Вынюхиваешь что-то?
– Нет, – кратко ответил Леон, но отведенный в сторону взгляд его выдавал.
– Ну если так, – миссис Биккель сделала вид, что поверила. – Что их сдружило, я не знаю, но помнится мне, что они вели альбомы с их общими фотографиями. Я часто заставала мистера Аверлин подписывающим обороты фотографий поздней ночью… Подожди, я тебе сейчас принесу чистую одежду.
Женщина прервала рассказ и удалилась в соседнюю комнату, оставив Леона сгорать от любопытства. Почему он никогда не слышал про эти альбомы от родителей? Они даже ни разу не показывали ему фотографии оттуда. Да и что такого они прятали там? Когда кухарка вернулась со стопкой одежды, Леон с повязанным на бедрах полотенцем уже успел находить десяток кругов.
Передав ему одежду, она устало уселась на стул и продолжила:
– В последние дни своей жизни леди Катерина внезапно попросила меня принести этот альбом. Она долго его перелистывала, улыбалась, а потом прочитала оборот какой-то фотографии и внезапно расплакалась. Ох, и долго же мне пришлось ее успокаивать…
– А где сейчас этот альбом?
Миссис Биккель смерила его недоверчивым взглядом.
– По глазам вижу, что что-то недоброе задумал. Брось эту идею, пока дров не наломал.
– Что вы, право? Неужели я выгляжу настолько плохим человеком? – оскорбился Леон.
Кухарка вздохнула и все же ответила:
– Там же, где и все фотографии семьи Аверлин – в закрытой секции библиотеки. Леди Констанция распорядилась убрать его туда сразу после смерти прежней хозяйки. Но даже не думай туда лезть! Ключ есть только у самой леди Констанции, мадам Тулле и миссис Хоффман – библиотекаря, а если тебя там поймают, то сразу примут за вора и отправят в участок. Не рискуй!
«Да, если взять ключ у первых двух – дело почти нереальное, то у последней – приближенное к смертной казни. Если эта старая набожная жаба не сожрет, то точно обезглавит», – огорченно хмыкнул Леон.
Библиотекарь пансиона его на дух не переносила. Стоило ему лишь появиться, как она тут же скалила толстую плоскую физиономию и начинала читать молитвы Всевышнему. Ключ она никогда из рук не выпускала. Леон готов был поспорить, что спит она тоже с ним. Если заставить его впустить или украсть ключ оставалось невозможным, то выбор был один – сделать так, чтобы она открыла секцию кому-то другому, и у него как раз был на уме кое-кто подходящий…
– То есть ты просишь нас отвлечь миссис Хоффман, чтобы пробраться в закрытую секцию библиотеки, я тебя правильно понял? – Викери смерил его скептическим взглядом. – Ты же понимаешь, насколько это рискованно, Леон? Если нас заметят, то одним наказанием не отделаться.
– Я знаю, но в том альбоме могут быть упоминания о том, чем занимались наши родители. Разве вам никогда не было интересно, почему они скрывали все от нас?
– Может, потому что их прошлое – не наше дело? – изогнул брови Вик.
Леон недовольно зыркнул на друга. Он ожидал поддержки, а не препирательств с его стороны, но оно-то и было ожидаемо: Викери был домашним мальчиком, во всем правильным и послушным, такого сложно было убедить.
– Неужели ты никогда не задавался вопросом, почему твои родители избегают расспросов и косятся на нас с Николь, будто чего-то боятся?
– Вероятно, потому что они потеряли четверых лучших друзей, Леон! Это такая же травма для них, как и для вас. Или ты смеешь обвинять моих родителей во лжи?
– Никого я не обвиняю. – От споров с Викери у Леона разболелась голова.
Сделав пару шагов по своей каморке, он потер виски и снова посмотрел на сидящих на его кровати Викери и Николь. Рыжий юноша уперся спиной в стену и продолжал сверлить Самаэлиса глазами, пока тот не даст ему разъяснений, а вот Николь скучающе подпирала ладонью щеку. Препирательства ребят ее не интересовали, и, если говорить откровенно, она уже желала отвесить одному и другому подзатыльники, чтобы поскорее вернуться к обсуждению намечающегося дела. И чем больше она терпела, тем сильнее краснели ее щеки от негодования.
Наконец Николь не выдержала. Спрыгнув с кровати, она пригладила складки платья и четко объявила:
– Если я вам не нужна, то позовете, когда закончите свои препирательства. Меня не прельщает быть предметом декора в данном разговоре.
Она попыталась уйти, но Леон и Викери преградили ей путь. Они знали, что если девушка сейчас выйдет за дверь, то молить о прощении им придется по меньшей мере неделю. Уж очень обидчива была юная леди Аверлин.
– Мы не правы, Николь, – миролюбиво улыбнулся Викери и жестом предложил девушке сесть обратно. – Если у тебя есть что сказать, то внимательно выслушаем.
Николь хмыкнула и вернулась на место, добившись того, чего хотела. Она с важным видом сложила руку на руку и вздернула подбородок.
– Если бы вы не отвлекались на споры, то уже знали бы, что есть более законный способ попасть в закрытую секцию библиотеки.
Леон и Викери переглянулись и заинтересованно подсели поближе.
– Каждый день ровно в пять вечера, когда все ученики уходят на прогулку, миссис Хоффман удаляется на вечернюю молитву в церковь и ровно в шесть возвращается. Если застать ее в момент, когда она будет торопиться, то она может впустить нас и уйти. Только нужен веский предлог…
– Можно сказать, что это нужно нам для задания о семейных ценностях, – подключился Викери. – Наши семьи ведь близко общались, поэтому не будет ничего удивительного, если мы захотим просмотреть альбом.
– Даже если так, то как вы собираетесь уйти незамеченными с прогулки? – вмешался Леон. – Знаете, что случится, если кто-то узнает, что юноша и девушка исчезли в одно и то же время, да и к тому же остались наедине в библиотеке? Правильно, пойдут слухи!
– Только если кто-то нас не подстрахует, – ухмыльнулся Викери. – Я могу попросить у мисс Браун разрешения на посещение библиотеки в это время. Скажу, что мне нужно подтянуть латынь. Не думаю, что она сможет мне отказать, если узнает, как сильно я люблю ее предмет.
– А я скажу мадам Тулле, что хочу помочь на кухне, и попрошу Мэри меня прикрыть, – вдохновилась Николь своей идеей. – Истинная леди ведь должна уметь вести хозяйство.
– Николь, ты ведь не любишь готовить… – усомнился Леон, но грозный взгляд юной Аверлин заставил замолчать.
– А теперь изъявила желание полюбить! – буркнула девушка и притопнула пяткой.
– Хорошо-хорошо, – поднял руки Леон. – Тогда я могу надеяться на вашу помощь?
– Пока ты нам все не расскажешь, нет, – категорично отрезала Николь. – Ты обещал нам, что расскажешь этим вечером, но мы не услышали от тебя ничего, кроме этой просьбы. Считай это честной сделкой.
Леон тяжело вздохнул. Он ожидал подобного ультиматума от Николь. Достав из ящика дневник, он передал его девушке. Николь спешно пролистала все страницы, а потом вернулась в самое начало и стала внимательно рассматривать. Викери тоже любопытствовал и хотел было посмотреть поближе, но одернул себя и отсел, не желая смущать юную леди своей близостью. Какими бы друзьями они ни были, а правила приличия нужно соблюдать.
Но чем дольше Николь читала дневник, тем более завороженным становился ее взгляд. Леон и Викери даже словом обмолвиться не рискнули, чтобы ненароком не привлечь ее внимание. Стояла гробовая тишина, слышны были только шелест страниц, дыхание ребят и то, как каблук Николь ритмично барабанит по стенке сундука. Она держала этот дневник, словно первую Библию, – так же трепетно и благоговейно, затаив дыхание.
Очередная страница была перевернута, и на колени Николь скатилась выцветшая фотокарточка. Девушка с осторожностью подняла ее, покрутила, держа за уголочки, и, забавно скосив глаза, попыталась рассмотреть, но при тусклом свете это оказалось почти непосильным делом.