– Почему мой виски стал настолько отвратительным? – поморщился он.
– Потому что это вода, Рэйден, – усмехнулась девушка и отобрала флягу. – Поднимайся, иначе я вылью ее тебе на голову!
Она сунула в руки брата чашку и передала две другие Леону и Викери. Все еще сонный Вик не обратил внимания на пар, клубящийся над поверхностью жидкости, и поднес к губам.
– Гадость, – дернулся он, едва не перевернув содержимое на одеяло, и высунул кончик обожженного языка.
– Осторожнее, – хихикнула Николь и накрыла руки Викери своими, удерживая чашку.
Юная Аверлин поднесла сахарницу и, заботливо насыпав пару ложек, перемешала.
Леон изогнул бровь. Тут даже недалекий заметил бы, как после неловкого признания у Зарево-озера потеплели воды меж ними, но они сами были либо слепы, либо неумело пытались скрывать это.
«Они давно не малые дети – сами разберутся», – решил он.
– Отправимся в Вейн-Адэр или сразу к Эйрене? – поинтересовался Леон и отхлебнул из чашки, наслаждаясь горьким послевкусием чая.
– Так сразу нельзя, – покачала головой Джоанна. – Нужно обдумать план действий, прежде чем соваться в волчье логово.
– А кто-то вообще знает, где находится обитель Эйрены? – оглядела друзей Николь.
– Нет, – покачал головой Рэйден и залпом осушил чашку, – но я знаю того, кто нас туда отведет. Обещаю, встреча с ней приятной не будет.
Глава 18. Кровавый ливень среди облаков
Странники тепло распрощались с Ваари и ее «детьми» и отправились в Вейн-Адэр.
С потерей собственной лошади Леону пришлось делить седло с Рэйденом. Это нервировало. Не будь путь далек, он предпочел бы тащиться пешком, а так пришлось всю дорогу вжиматься в торс даймона, что, стоит заметить, последнему было только в удовольствие. Он не переставал подначивать его двусмысленными шутками и колкими усмешками. Это так осточертело, что, когда они пересекли границу с Адэром, Леон готов был придушить его собственными руками.
Кронхилл встретил их холодной неизменностью. Стоя на холме в окружении пепелища, он хранил высокомерное молчание. Лишь ржавый флюгер на крыше поскрипывал под порывами ветра.
– Вы ступайте, – сказал Рэйден, оставаясь на спине вороного коня, – а я отведу лошадей к конюху. Надобно выплатить неустойку за бурого.
– Может, лучше я? – с сомнением предложила Джоанна, спрыгивая на землю. – Тебе он немало ласковых выскажет.
– Переживу, – отмахнулся даймон и направил коня вдоль разрушенных стен домов.
Он звонко свистнул, и остальные лошади, подняв головы, покорно последовали за ним.
– Вечно он так, – вздохнула младшая Кассерген.
Она запустила руку между прутьев ворот и ловко открыла замок, пропуская ребят вперед.
– Отдохните как следует, – сказала бессфера, когда они вошли в дом. – Если кто-то голоден, то могу приготовить что-нибудь.
– Не нужно, – пресек ее инициативу Леон. – Тебе тоже стоит отдохнуть.
– Хорошо. Только растоплю камины, а то больно холодно здесь стало в наше отсутствие.
Джоанна выдавила улыбку и скрылась в коридоре, волоча по доскам свою сумку. И хотя ее стойкости и упорству можно было позавидовать, ребята отчетливо видели тень усталости в зеленых глазах. Путешествие оставило на ней тяжелый след. К стольким неожиданностям она не могла быть готова, но пыталась скрывать это, чтобы не беспокоить остальных.
Этот вечер они все пожелали провести в своих комнатах, предаваясь сну в уютных теплых кроватях. Леон не стал исключением. Он принял ванну и лег в постель, закутавшись по самый нос целой тройкой одеял, но все никак не мог уснуть. Перевернувшись на другой бок, он уцепился взглядом за неразобранную сумку, небрежно валяющуюся на полу: из уголка, неприкрытого кожаным клапаном, выглядывала рукоять кинжала.
Леон поднялся и вынул клинок из сумки. Он был слишком коротким для меча, но длиннее обычного ножа. От алого камня на навершии до острого кончика он был не больше, чем расстояние от пальцев до локтя. Белый металл переливался подобно лунному свету, объятый твердыми алыми каплями, что, по легенде, были кровью Первородной богини Велиаль.
Странник осторожно провел пальцами по эфесу. Узор из золотых лоз окутывал металлический черенок и плавно перетекал в изысканную гарду в виде острых лепестков. Вероятно, даймон-кузнец выковал их по подобию тех самых смертоносных цветов, что принесли гибель его семье. Кузнец сотворил оружие лишь для одного убийства, но мог ли он подумать, что созданное его ненавистью великолепие отнимет жизни других жителей небес?
К удивлению юноши, кинжал удобно лежал в руке. Но такому оружию требовались ножны, иначе он неминуемо ранит им сам себя. Леон перебросил его из одной ладони в другую, чувствуя, как скрытая в твердом металле древняя магия покалывает в пальцах. Странник страшился этих чар. Слишком уж мощными и необузданными они были. И все же его поглощало любопытство. Леону хотелось узнать его историю, но согласится ли клинок поделиться с ним тяжестью своего прошлого?
Леон закрыл глаза и мысленно обратился к клинку. В бескрайней темноте сознания ему вторил собственный голос. Минута, вторая… Но молчание все продолжалось. Леон уже начинал думать, что клинок не готов разговаривать с ним, но все равно упорно звал его. И лишь спустя время послышался вопрос:
«Что ты хочешь узнать, странник?»
Голос был мужским, спокойным и теплым. Он располагал к себе и дарил чувство родства. Казалось, что источник этого голоса прямо перед ним, но одновременно разносится отовсюду, ударяя туманным эхом по невидимым стенам.
«Правдива ли легенда о твоем создании?» – задал вопрос Леон.
«Правдива, – ответил клинок. – Меня создали в небесной кузнице, окропив божественный металл ядом погибельных цветов, заковали ненависть в лезвии и запечатали любовь в рукояти. Я – гибель небожителей, их кровь и слезы – мое предназначение».
«Но желаешь ли ты подобной участи?»
«Я оружие, у меня нет собственной воли. Голос, что ты слышишь, – это голос моего создателя; разум, что владеет моим словом, – разум моего создателя. Я повинуюсь желаниям, что закованы во мне».
«Можно ли мне просить тебя показать, как принес ты гибель богам?» – осмелился перейти к интересующему его вопросу Леон.
«Богов было много. – Леону показалось, что будь клинок человеком, он покачал бы головой. – Все смерти твоей душе не выдержать».
«Я хочу знать, как погибла Троица небесного суда».
Клинок помедлил с ответом:
«Любопытство губит народы, странник, – с недовольством произнесло оружие. – Но если на то твоя воля, то я покажу тебе, как пали небеса».
Бескрайняя мгла вокруг него рассеялась, пропуская яркий голубой свет в свои владения. Странник окинул взглядом место. Его босые ноги ступали по белоснежному мрамору, изрезанному узором из блестящей пыли, и в ступнях ощущалось холодное покалывание. Над его головой простирались высокие укрытые плотными облаками потолки. По обе стороны толстые колонны, увитые золотым плющом, поддерживали своды коридора, а за ними в каменных стенах располагались шестиугольные оконные проемы, пропускающие переливающийся радугой свет.
Леон подошел ближе и припал к прохладному хрусталю. Сквозь тонкие стекла он увидел дивные сады с беседками и павильонами и золотые крыши дворцов среди плывущих облаков. Столица небес действительно завораживала. Ничего великолепнее он и представить себе не мог. И вместе с тем становилось тоскливо, что все это послужило могилой для сотен небожителей.
Разгневанный голос заставил Леона обернуться. Из дальней части коридора послышались звуки битвы, и странник помчался туда. В окружении белоснежных стен стояли шестеро богов, но лишь одна держала в руках «Слёзы небожителей».
– Мариас! – пораженно выдохнул Леон.
Статуя в доме Кассергенов не была способна передать пугающую внушительность богини. Серебристо-черные доспехи были исполосованы брызгами и потеками свежей крови. Пепельная коса спадала за спину, и по ней на белый пол стекали алые капли. Прекрасное нежное лицо оказалось искривлено гримасой граничащего с безумием полного отчаяния. Она глядела на богов, и зрачки, окруженные голубой радужкой, сужались все сильнее от подступающего гнева.
– Ты должна была вмешаться, Кроцелл! – прорычала Мариас, бросив осуждающий взгляд на даймона честного суда.
Богиня с собранными в аккуратную прическу серебряными волосами вышла вперед. В солнечном переливе заиграли каменья в ее украшениях и засияли драгоценные нити в одеянии. Шлейф длинного платья медленно скользил за ней по глянцевому полу, напоминая ниспадающие буйные воды рек. Лицо Кроцелл, словно высеченное из белого мрамора, не выражало ни единой эмоции. Она знала, что их проявление – это непозволительная для судьи небес роскошь. Ее светлые, почти лишенные цвета глаза равнодушно уставились на воительницу.
– Ты знаешь законы, Мариас, – твердо произнесла Кроцелл. – Небесный суд не вправе вмешиваться в деяния Высших богов. Это вне нашей компетенции.
– Твое невмешательство погубило тысячи невинных жизней! Тысячи детей Создателя и Небесной матери похоронены под пеплом небесного огня, сотворенного богами! – сорвался на крик голос Мариас.
– Десять тысяч смертных душ не стоят одной божественной! – выкрикнул сферон в зелено-голубых одеяниях позади Кроцелл. – Как ты собираешься расплатиться за столь сильное прегрешение?
В нем Леон признал Роновери. Длинные золотые локоны водопадом спадали на укрытые меховым воротником плечи, а золотое перо элегантным украшением торчало из-за уха. Миловидный юноша с открытой враждебностью глядел на Мариас и сжимал пальцы на изящной рукояти меча.
– Не стоит переживать за мою душу, – озлобленно усмехнулась Мариас. – Я выплачу свой долг прародителям, отправив во владения Самигины сотни грешников. И вы будете в их числе!
Она занесла руку с клинком и обрушила удар на стоящую ближе всех Кроцелл. Однако Роновери ловко парировал удар мечом и отпрыгнул в сторону, прижимая к себе богиню честного суда.