Губы Рэйдена распахнулись в кривом оскале, желая ответить Греху, но Леон упер руку ему в грудь. Во взгляде красноречиво читалось: «Говорить буду я!», и даймон отступил.
– Ты и сам прекрасно знаешь, зачем мы тут, Малле, – решительно произнес Леон. – Я принес клинок «Слёзы небожителей» и готов обменять его на жизнь своего отца.
– Мне известен мотив, который привел тебя сюда, Леон Самаэлис, – Эйрена подперла щеку кулаком и улыбнулась. – Но меня интересует, какие требования скрываются за этим, казалось бы, простым предложением обмена. Клинок – это не та вещь, за которую торгуются одной душой.
– В проницательности тебе не откажешь, – ответил кивком Леон. – Я хочу заключить сделку.
– Сделку? – хохотнула Эйрена. – И почем нынче цена божественного оружия?
– Во-первых, ты не станешь убивать им тех, кто не повинен в гибели Элеттеля, – выдвинул первое условие Леон.
– И о ком именно идет речь? – удивилась даймон.
– О Вепаре и нашем отце, Мариас. – Голос Рэйдена дрогнул, когда он назвал сестру настоящим именем. Оно горелым осадком засаднило на языке, но даймон продолжил: – Ты ведь знаешь, что они хотели помешать планам Дардариэль. Их кровь не принесет силы клинку.
– Ты знаешь, почему меня прокляли Высшие боги, а не Создатель, Данталион? – Рэйдена перекосило от звучания собственного имени из ее уст. – Потому что он посчитал мои деяния достойными. Я выполняла его волю, волю того, кто даровал нам силы защищать людей, а они… они нарушили священную клятву из-за своей гордыни, погубили детей Создателя, посчитав, что богам позволено держать голову выше других созданий! Лицемеры и глупцы – вот кто они! И раз Создатель до сих пор не пришел по мою душу, я буду продолжать дело, начатое мной сотни лет назад.
– Но они не творили зла, подобного деяниям Дардариэль! – вмешалась Николь.
– И только поэтому я принимаю ваше первое условие, – кивнула Эйрена. – Но внесу и свое требование в этот пункт нашего договора: если один из них заберет жизнь невинного, то я немедля обрушу клинок на их головы и отправлю их души в поля Самигины пожинать плоды своего греха.
– Договорились, – не раздумывая, согласился Леон.
– Почему ты так легко соглашаешься, мальчик? – удивилась Гремори. – Разве ты не должен желать спокойствия небес?
– Меня не волнует судьба небес, – ответил Леон. – Пока мои ноги ходят по земле, а душа смертна, я, как и любой человек, буду желать лишь благополучия для себя и своих родных.
– У него есть все задатки, чтобы занять место среди Грехов, – поделился мыслью Малле.
– Тогда пусть это будет твое место, – с едкой усмешкой бросила Астарот. – Хотя бы не будет раздражать нас своими шутками, как это делаешь ты.
– Замолчите оба, – с усталым вздохом произнесла Эйрена, и в зале мгновенно повисла тишина. – Каковы твои дальнейшие условия?
– Во-вторых, – спокойно продолжил Леон, – я хочу получить ответы.
– И какие же вопросы настолько сложны, что тебе не смог дать на них ответы мой младший брат?
Леон хотел верить, что Эйрена сможет прояснить сгустившийся над его судьбой туман. Сердце зашлось неистовым боем в предвкушении получения долгожданного ответа. Он сделал глубокий вздох и произнес:
– Почему именно Гастион был избран целью проклятия Дардариэль?
Голубые глаза Эйрены сверкнули из-за узких глазниц маски.
– Не скажу, что знаю точный ответ на твой вопрос. Чтобы понять это, нужно знать, кем был Гастион на самом деле, – задумчиво ответила она.
– Я знаю, что ты вверила его роду свою клятву.
– Да, и это стало основой моего проклятия, – кивнула Эйрена. – Но Дардариэль прокляла Гастиона не поэтому. Род Самаэлисов дважды стал наказанием для богов, и не минуют времена, когда настанет и третий раз.
– Что ты имеешь в виду?
– Дардариэль не смогла простить твоему роду второе прегрешение – отказ от веры, – и потому обрушила свой гнев на Элеттель. Она извлекла из этого двойную выгоду: нашла условие для моего проклятия и обрекла Гастиона на перерождение для вечного ношения бремени греха его рода.
– А каким было первое прегрешение? – поинтересовался Леон.
– Клинок, что ты сжимаешь, был создан рукой человека из рода Самаэлис.
Леон вздрогнул. Он и сам не заметил, как спрятал руку в сумку и сжал рукоять клинка, да так сильно, что его изгибы отпечатались на коже болезненными вмятинами.
– Так даймон-кузнец был из рода Самаэлис? – уточнила Джоанна.
– Его звали Нафул Самаэлис, и он был одним из первых даймонов небес. Простой кузнец, удостоившийся чести Создателя и Небесной матери, чтобы явить свое мастерство всем богам и смертным.
– Откуда тебе это известно? Я думал, что Дардариэль повелела уничтожить любые упоминания о кузнеце, – усомнился в правдивости ее слов Рэйден.
– Тот, кто ищет правду, всегда найдет ее, брат, – усмехнулась Эйрена.
– Пусть так, – одернул Леон, – но есть ли способ снять проклятие Дардариэль?
Эйрена передернула плечами.
– У каждого проклятия свои способы избавления, но, зная Дардариэль, она бы не оставила лазейки, не минующей ее величия. Как и в моем случае, тут два варианта: либо Дардариэль сама сломает печать, либо ее отзовет Самигина.
– То есть либо молить о пощаде Дардариэль, либо смерть, – печально подвел итог Леон. – Не густо.
– Могу ли и я задать вопрос? – осторожно поинтересовалась Николь и, получив согласие Эйрены, спросила: – Неужели было так необходимо убивать странников? Разве они не смертные, которых вы поклялись оберегать?
– Ты права, ипостась Кроцелл. Странники – все те же люди, но, вернув память первой души, они пересекают грань с божественным, и в их глазах не остается ни капли прежней человечности… лишь презренный холод и высокомерие. Те, кто принял свою божественность и остался верен Дардариэль, не должны вновь вознестись, чтобы не повторить того, за что поплатились их первые ипостаси.
– С ваших слов это звучит как благословение, но стоит ли напомнить, что именно ваши союзники носят имена грехов, что калечат человеческую душу? – высказался с пренебрежением Викери.
– Грехи – это то, что свойственно людям, – осталась равнодушна к его замечанию Эйрена. – Богов издавна считают безгрешными созданиями, но это не так. Боги просто отказываются верить, что они такие же люди, как и дети Создателя, что не удостоились чести быть вознесенными. Но мы никогда не забывали этого. Мы стали отождествлять себя с пороками человечества, чтобы каждый раз напоминать себе, что мы остаемся людьми.
– Слабая мотивация, – пробурчал Викери.
– Можно я уже вырву ему язык? – раздраженно поинтересовался Малле у Эйрены. – Он у него такой же длинный, как и у Роновери.
Но Эйрена пресекла его возмущение взмахом руки.
– Не раньше, чем я услышу последнее условие.
Однако у Леона оставалось лишь одно требование. И оно было самым главным.
– Я хочу, чтобы вы отпустили моего отца, – и на всякий случай добавил: – Живым!
– Ничего не имею против последнего, но вот с первым возникнут небольшие проблемы.
– Прекращай говорить загадками! – потребовал Рэйден. – Что ты сделала с Этаном?
– Гласеа, будь добр, – попросила она беловолосого Греха.
Гласеа молча запустил пальцы в карман белоснежного пиджака, выудил маленький металлический кубик и, нажав кнопку на его торце, швырнул к подножью лестницы. Со звоном пролетев по ступеням, он остановился перед ногами ребят. Круглое отверстие на одной из граней открылось, выпуская в воздух скоп синей пыли. Голубые искры зависли в воздухе, проявляя бледное изображение.
У Леона сердце упало в пятки. Он узнал в изображении отца, запертого в прозрачной стеклянной капсуле. Измученное лицо, изрешеченное морщинами, что были совершенно ему не по возрасту, пребывало в блаженном спокойствии. Покрытые старыми шрамами и мозолями руки лежали на животе. Казалось, что он спал, но Леон не заметил, чтобы его грудь вздымалась. И в голову закралась пугающая мысль, пробуждающая вулкан ярости, что он пытался удержать спящим.
– Что вы сделали с ним?!
– Он еще жив, – успокоила Эйрена.
– Если можно так сказать, – усмехнулся Гласеа и взмахом объятой рунами руки вернул кубик себе. – Он находится в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Жизнеспособность его тела поддерживается механизмом, что ты увидел в моем проекторе.
– Н-но почему он в таком состоянии? – Пораженная увиденным Николь начала заикаться.
– Важно не почему, а насколько, дорогуша, – омерзительно хихикнула Астарот. – Его душа отныне связана с душой Эйрены, и он будет пребывать в таком состоянии, пока она жива.
– Вы ведь не думали, что нам нужен был только клинок? – рассмеялся Малле. – Как и сказала Эйрена, нам нужен ты, Леон, чтобы совершить третье наказание небес, потому что именно в твоих руках клинок имеет большую силу – силу своего создателя.
– Таково наше условие сделки с вами, – улыбнулась Гремори. – Вы помогаете нам убить Дардариэль, а после Эйрена добровольно отдаст свою жизнь клинку, чтобы вы могли вернуть своего ненаглядного Этана Самаэлиса.
– Предпочитаю опустить первую часть условия и сразу перейти к финалу, – прорычал Леон, выхватывая клинок из сумки и наставляя на Эйрену. – Я просто убью всех вас!
Глава 20. Клятва, зримая богами
Эйрена даже не дрогнула при виде клинка. Она расслабленно откинулась на спинку трона и уставилась на острие. В сияющем из-под маски взгляде не было ни намека на страх.
А вот Грехи рефлекторно выхватили оружие, следя за каждым движением враждебно настроенных гостей.
Ситри зашипели, подобно диким кошкам, и обнажили острые клыки. Их глаза загорелись яростным пламенем, но как бы ни был силен страх, они в несколько прыжков оказались у подножья лестницы. На бледных тонких пальцах сверкнули металлические наперстки с тонкими короткими лезвиями.
Путь Леону преградила Астарот. Больше она не баловала гостей улыбкой. Вместо нее на лице залегла мрачная тень серьезности. Она наклонила голову, и смоляные вьющиеся пряди волос упали шторой перед глазами, но взгляда странница так и не отвела – напрягла кисти, и длинные ногти изогнулись в когти, что с легкостью разорвут плоть до самой кости. Изгибы небесных рун расползлись по бледной коже, наливая рубиновым сиянием глаза.