Внезапно Леон услышал вскрик за спиной и резко обернулся. Девочка Ситри одним точным прыжком оседлала спину Викери и, вцепившись когтями в одежду, вонзила зубы в плечо юноши. И как бы тот ни извивался, скинуть пронырливого дьяволенка не удавалось. Леон хотел броситься к другу, но его опередила Николь: она схватила Греха за волосы и рванула на себя. Пронзившая голову боль вынудила Ситри разжать зубы. Она зашипела и свалилась со странника, а юная Аверлин, прижав руки девочки к полу, уселась сверху.
– С этим надо кончать! – крикнул Викери, зажимая ладонью растерзанное плечо со следами зубов.
– Ты прав, – мрачно согласился Леон.
Он стал озираться в поисках мальчишки Ситри, однако тот словно исчез, затерялся в суматохе битвы.
– Леон! Сверху!
Никогда прежде рефлексы Леона не срабатывали столь быстро. Он поднял меч ровно в тот момент, когда над его головой прыгнул Ситри, желающий вонзить свои когти ему в лицо. Острое лезвие проскользило по животу мальчишки, оставляя впечатляющий глубиной порез. Не успев сгруппироваться при падении, Грех упал ничком на пол, и оба Ситри разрыдались, накрываемые волной нестерпимой боли.
Николь в ужасе отпрянула, приметив, как на ткани циркового платья девочки проступило кровавое пятно. Искореженные детские лица залили слезы. Ситри извивались по полу, не зная, как справиться с охватившей их агонией, однако не кричали, что казалось еще более устрашающим, а лишь надрывали горло в беззвучном вопле.
– Ситри! – пронзительный визг Астарот сотряс стены.
Неподдельный ужас уничтожил красоту ее лица, оставив лишь материнское отчаяние в глазах, настолько честное и искреннее, что не оставалось сомнений, что Грех ринется защищать детей собственным телом и без промедления обменяет душу на жизнь близнецов.
Астарот сделала несколько шагов на дрожащих ногах, не сводя взгляда с раненых близнецов, и приподняла порванную юбку, приготовившись бежать, однако звенящий взмах кнута хлопнул в воздухе прямо перед ней.
– Мы не закончили! – прорычала Джоанна и снова занесла кнут.
– Да как ты смеешь, никчемная бессфера!
Астарот оскалилась, медленно обращая полыхающий пламенем взор на девушку. Растопыренные пальцы, покрытые узором алых трещин, предупреждающе вонзились в воздух в направлении Джоанны. Если та посмеет препятствовать, целью острых когтей станет сердце юной Кассерген.
Вот только Джоанну мало волновало то, где останется ее сердце, в груди или в ладони Астарот – не важно! Сдерживаемая годами ярость заволокла взгляд пеленой. Стоило Астарот сделать шаг, как бессфера раскрутила кнут и стремительно скользнула тонким кончиком по ее обнаженным ногам, оставляя жгучую полосу на бледной коже. Астарот завопила, но следующий удар тут же рассек ей спину. Пронзившая тело боль повалила женщину на пол, заставляя жадно заглатывать губами воздух.
– Как ты и сказала, я бессфера, – рявкнула Джоанна, – но ты ошиблась, назвав меня никчемной!
Джоанна свирепо накинулась на Астарот: прижала к земле ударом ноги и обвязала кнут вокруг тонкой шеи, затягивая импровизированную петлю. Астарот заметалась, вцепилась руками в плетение, стараясь ослабить удавку, и протяжно заскулила – Джоанна пнула ее по ребрам со всей накопленной злостью. На лице бессферы отчетливо промелькнуло желание отомстить за все то горе, что Грехи причинили ее роду. Запустив пальцы в курчавую шевелюру, она несколько раз ударила Астарот лбом о каменные плиты пола, пока на тех не отпечатались кровавые разводы, а затем силой заставила поднять разбитое лицо и посмотреть в глаза.
– Каково это – видеть, что твои близкие находятся на грани смерти? – С улыбкой, полной наслаждения, Джоанна занесла кулак.
Она неистово колотила Астарот по лицу, пока та не начала плеваться кровью, а щеки ее не распухли. Едва ли теперь в этом кровавом месиве можно было узнать упивающуюся своей властью женщину. Она была сломлена и даже не пыталась сопротивляться; только и делала, что косила глаза на раненых близнецов.
Выпустив весь гнев, Джоанна сдернула кнут с ее шеи и брезгливо поморщилась, глядя на то, как Астарот упорно пытается подняться. Останавливать ее бессфера не стала, лишь крепче сжала в руке оружие и принялась наблюдать, как та цепляется за последнее живое чувство, которое в ней осталось.
– Не дайте им умереть! – с дрожащим отчаянием взмолилась она.
Но Леон не испытывал ни капли жалости после того, что ему довелось увидеть. Он занес меч, намереваясь положить конец мучениям близнецов, однако Астарот крепко вцепилась пальцами в его брючину и подняла покрасневшие глаза.
– Прошу, спасите их! – Гордость Астарот стала стекать вместе со слезами и черными потеками туши.
Глаза Леона ужалили равнодушным холодом.
– А вы пощадили моего отца?
Астарот побледнела, осознавая, что не в силах переубедить его, и все же вскочила и ухватилась голыми руками за лезвие, становясь между странником и Ситри. Горячая кровь потекла по холодной стали. Грех действительно была готова сама кинуться под клинок, чтобы защитить детей, которых считала своими.
– Остановись, Леон! – Просьба Николь озадачила юношу. – Не стоит уподобляться им!
Леон поглядел на Астарот. Все в ней выдавало надежду на милосердие, и у него не хватило духу отнять ее жизнь. Астарот бросила благодарный взгляд на Николь и обняла тело мальчика Ситри.
– Радуйся, что среди нас есть кто-то с добрым сердцем, – раздраженно хмыкнул Леон. – Я бы тебе подобной милости не оказал.
– Спасибо, – еле слышно прошептала Астарот, когда Викери опустил рядом с ней тело девочки.
– К дьяволу твою благодарность, – пробурчала Николь и, склонившись над изувеченными телами Ситри, уверенным движением разрезала ткань их одежды. – Я делаю это только потому, что не хочу смотреть, как умирают дети.
Николь достала флягу с водой и вылила на открытые раны Ситри. Ее руки покрылись узором рун, впуская под кожу близнецов исцеляющее сияние. Дети зашипели, явственно ощущая, как каждый кусок плоти срастается обратно, однако Астарот держала их за плечи и ласково нашептывала:
– Ûsoes däĺ ûn gale. Ûsoes däĺ ûn gale…[35]
Смотреть на это Леон не стал. У него имелась другая цель, которая металась в подкорке мозга алым флагом. Он развернулся и взглянул в глаза Эйрене. Казалось, ее совершенно не волновало происходящее. На лице теплилась все та же заинтересованная ухмылка.
Однако это лишь усиливало гнев Леона. Ни Андра, ни Гласеа не попытались помешать, когда он шагнул на ступени, ведущие к трону богини.
– Не советую, – прорезал наступившую тишину самодовольный голос Малле.
Леон резко обернулся – и сердце пропустило беспокойный удар. Малле зажал Рэйдена у стены. Бледные пальцы сжимались на горле даймона, удерживая над землей, словно тряпичную куклу. Кассерген едва доставал носками ботинок до пола. Он хватал губами воздух, но не мог оттолкнуть Греха Алчности: его руки оказались намертво прибиты к стене ножами. Алые капли стекали по пальцам и расходились кругами в багровом зеркале на полу.
Эхо женской усмешки заставило Леона посмотреть в другую сторону. Джоанна сжимала окровавленными ладонями леску на шее, а из-за ее плеча выглядывали золотые глаза Гремори.
– Ох, как же быть, – смакуя каждое слово, протянула Гремори и натянула золотую нить на горле Джоанны. – Последние из рода Кассерген. Один бессмертен, вторая, напротив. Будет грустно, если род прервется на ней…
И с показательным превосходством она обожгла дыханием мочку уха и щеку бессферы.
– Раз его нельзя убить, то какая разница, сколько раз я воткну в него нож?
Малле рассмеялся и приблизил самодовольную рожу к лицу Рэйдена. Черный пепел в его руках преобразился в острое лезвие, и со всей силы Грех вогнал его в грудь даймона. Недостаточно близко к сердцу, чтобы на короткий промежуток отнять его жизнь, но достаточно, чтобы причинить нестерпимую боль. В громком рычании Рэйден стиснул зубы и с ненавистью уставился на Малле.
– Предполагаю, теперь мы готовы к переговорам? – улыбнулась Эйрена, словно не замечала, как соратники угрожают ее брату и потомку рода.
Она поднялась с трона и спустилась на одну ступень ниже. Пластины доспехов заскрежетали, нагнетая атмосферу, из которой впору было ковать клинки.
Викери без тени сомнения наставил меч на ослабленные тела Ситри, в то время как Николь выхватила клинок и прижала его к горлу Астарот. Последняя даже не пыталась сопротивляться: покорно сидела на полу и перебирала пряди серебристых волос детей.
– Отберешь жизнь наших друзей, и мы заберем жизни твоих, – пригрозил Викери.
– Я не желаю кровопролития, – сразу обозначила Эйрена и развела руки, указывая на обе стороны противостояния. – Теперь мы в равных условиях: у вас двое моих Грехов, у нас Данталион и последняя из моего рода. Выбор за тобой, Леон. Ты хочешь спасти отца, я хочу убить Дардариэль. Все очень просто, если хорошо подумать.
– Очень просто? – не сдержал нервную усмешку Леон. – Убить Высшую богиню – это, по-твоему, просто?
– Просто решиться на это, но пути простыми не бывают.
– И угрозами ты решила, что сможешь расположить меня к выбору?
Эйрена пожала плечами.
– Мы оба знаем, что ты не станешь жертвовать ими. Даже под гнетом ярости ты не сможешь одолеть меня, пока я сама того не пожелаю. Во мне сила даймона войны, в тебе – сферона истины. Мы находимся на разных ступенях, но, объединившись, сможем принести в этот мир порядок, такой, каким его задумывал Создатель.
Леон сжал кулаки. Его снедало изнутри отчаяние. Смерть друзей – непомерная ноша, которую придется нести на плечах до скончания дней. И хотя нить его жизни была соткана короткой, он не решился бы оборвать чужие судьбы своим эгоизмом.
В надежде отыскать решение он обвел друзей взглядом, однако в их глазах он увидел лишь страх того, что его отказ похоронит их здесь.
– Не ожидал от тебя подобного проявления слабости, Астарот, – брезгливо поморщился Малле, глядя на соратницу, покорно терпящую нож у горла.