– Это называется любовь, Малле, – вздернула подбородок Астарот. – Тебе никогда не понять, что это такое.
– Правда? – наигранно удивился Грех и похлопал кончиками пальцев по щеке. – Помнятся мне те времена, когда и я знавал это глубокое чувство. Но он все отнял!
Малле вырвал нож из груди Рэйдена и вонзил в плечо, наслаждаясь видом искореженного болью лица.
– О чем ты говоришь?
– Так он не поделился с вами? – улыбнулся Малле. Он поглядел на ошеломленную Николь и снова вернул взгляд к жертве своего гнева. – Ах, Рэйден, сколько же грязных тайн своего прошлого ты утаил от этих наивных детей?
– Объяснись! – потребовал Викери, рявкнув так громко, что его голос разразился громом в высоких сводах зала.
– Ох, это будет занимательная история, – хохотнул Малле, явно довольный его просьбой. – Жил однажды даймон, который так разочаровался в небесах и энрийской земле, что захотел отринуть свое существо и прикинуться смертным в ту пору, когда на землях бушевала страшная война. Сгорающий от ненависти к миру, он решил, что лучшим способом справиться с ней будет нести смерть там, где она уже посеяла зерно раздора.
– Замолчи, Малле! – прошипел Рэйден.
Но Малле, подхваченный вниманием слушателей, продолжил:
– Война приняла его с распростертыми объятиями. Люди души не чаяли в бойце, которого не берут ни стрелы, ни мечи. Тысячи жизней отняла его рука, не знающая пощады. И вот однажды герой нашего сказания оказался на границе, где трупы устилали землю, а зелень лугов превратилась в алые поля Самигины. Ведомый лишь приказом своего командира, он не чувствовал жалости ни к кому. Тогда же повстречалась ему девушка – невиданная красавица, отнимающая сердца своим взглядом и жизни своим мечом. Ее называли Птицей восходящего солнца. Любимица богов и своих воинов, но, к несчастью, обделена она была бессмертием. Столкнулись даймон и воительница в битве не на жизнь, а на смерть. Однако удача покинула ее в тот день: даймон пронзил ее своим мечом и оставил умирать. Был среди ее бойцов и человек, что добровольно отдал сердце в ее руки. Но судьба, уготованная каждому Великой Фуркас, несправедлива. Он не успел ее спасти. Птица восходящего солнца зачахла на его руках. И поклялся тогда этот воин перед богами, что найдет того, кто повинен в ее гибели, и отнимет жизнь его так же, как сделал тот с его возлюбленной.
В зале застыла мертвая тишина, прерываемая лишь ускоренным биением сердец и тяжестью дыхания. Пронзительные взгляды были направлены на Рэйдена. Даже Грехи пребывали в замешательстве. Не в силах вынести этого, даймон опустил голову и сжал губы. Он осознавал тяжесть своего прошлого, но не был готов к тому, что правда вскроется подобным образом.
– Не думал стать рассказчиком? – разбавил напряжение Викери саркастичным хлопаньем в ладоши. – Такой талант пропадает!
– Подумывал, – Малле нисколько не задела ирония в его голосе, – вот только мысли мои заняты были иным: каждое свое перерождение думал о том, как бы поизощреннее выпотрошить эту божественную тушку!
– Если ты надеялся, что твой рассказ заставит нас возненавидеть Рэйдена за содеянное, то ты ошибся, – прямо заявила Николь. – Монстр – не тот, кто совершил ошибки в прошлом, а тот, кто слепо продолжает их совершать!
– Глубокая мысль, но весьма неоднозначная, когда она касается тех, кто неугоден вам. Чего и следовало ожидать от ипостаси Кроцелл, – безразлично пожал плечами Малле.
– Я не хотел убивать ее, – еле слышно произнес Рэйден, не поднимая головы. Слова давались ему с трудом. – Ты и сам знаешь, что война не щадит даже богов.
– Да, не хотел, но убил! – Его тщетная попытка оправдаться разозлила Греха Алчности. – И в отличие от твоей вечности, моя не переродится, потому что у нее была лишь одна жизнь, которую ты отнял!
Малле вонзил еще один нож в Рэйдена, и тот издал сдавленный стон. Казалось, даймон уже смирился с болью, и лишь ритмично вздымающаяся грудь выдавала мучения.
– Я буду истязать тебя, пока не посчитаю, что ты смыл грех своей кровью! – рявкнул Малле ему в лицо.
– Остановись! Ты сам сказал, что была война, а она не обходится без жертв! – вмешался Леон и с надеждой взглянул на Эйрену: – Ты позволишь ему творить такое с братом?
– Он погубил тех, кого поклялся защищать, – сурово изрекла Эйрена. – Обычное оружие его не убьет, но он должен расплатиться за каждую отнятую им жизнь.
Задыхаясь от собственной беспомощности, Леон смотрел на Рэйдена и видел в его глазах ненависть к самому себе. Даймон не сопротивлялся. Прошлое нагнало его и обрушилось камнепадом, губя под собой всю решимость.
– Я перережу тебе глотку, Рэйден, и буду с наслаждением смотреть, как ты истекаешь кровью, – протянул Малле, – а когда ты очухаешься, я сделаю это снова. И буду повторять, пока ты сам не взмолишься о смерти. А он, – Малле ткнул пальцем в Леона, – будет смотреть, как ты теряешь последние остатки достоинства!
Может, Рэйден и принял наказание Малле спокойно, но Леона все больше накрывала волна паники. Как спасти его, если даже Эйрена не готова отговорить Греха от убийства брата? Звон мыслей перерос в головную боль. Леон схватился за голову, судорожно соображая, что предпринять. Сверкнувшее в сиянии звезд лезвие ножа на мгновение прояснило в сознании нелепое, казалось бы, воспоминание, и Леон, не раздумывая, выкрикнул:
– Попробуй сделать это, и мы узнаем, насколько сильна кара прародителей за убийство помеченного клятвой!
Малле опустил нож и недоуменно уставился на странника:
– И какая клятва может обрушить гнев прародителей на меня?
Сердце Леона ударило по ребрам, когда он встретился с таким же удивленным лицом Рэйдена. Тот видел отчаяние в его глазах и понимал, какую глупость готов совершить Самаэлис, чтобы спасти его. И судя по взгляду, не одобрял опрометчивого поступка.
Однако Леону было все равно. Его и раньше не волновало то, что думали другие о его поступках. Он выпрямился и громко огласил:
– Клятвой, именуемой анхеле, данной Создателю и Небесной матери и услышанной всеми богами, я вверяю в твои руки свою вечность, Рэйден Кассерген! Отныне и навсегда!
В глубине души Леон и сам не верил, что говорил эти слова вслух, но от них жар поднимался из груди, обволакивая разум теплой пеленой естества. Сердце забилось, как заведенное, когда он встретился с ошарашенным взглядом Рэйдена. Тот готов был поверить, что сошел с ума от боли, раз слышит подобные слова. И кажется, это была не та глупость, что возникла первой мыслью в его голове, отчего Леону еще сильнее захотелось провалиться под землю от смущения.
За его спиной раздались пораженные вздохи и лязг упавшего на пол оружия. Леон испуганно обернулся. Возможно, он не до конца понимал, какую важность имели его слова, но должное впечатление они произвели. Викери непонимающе хлопал глазами, ставшими размером с монету. Николь выронила нож и осела на пол рядом с не менее удивленной Астарот. Гремори замерла, а Джоанна, забыв про удавку на шее, приоткрыла рот. Даже Андра и Гласеа, до этого не показывающие никаких эмоций, теперь безотрывно глазели на Леона.
А вот Эйрена удивленной не казалась и даже позволила себе улыбнуться. В ней по-прежнему теплились чувства к брату, и адресованные ему слова, которых не каждый бог мог бы быть удостоен, вызывали в ней сестринскую гордость.
– Плевал я на ваши клятвы! – гневно бросил Малле и вонзил нож в бедро Рэйдена.
– Не смей, Малле! – заверещала Астарот, подаваясь вперед. – Отпусти его! Анхеле – это святое!
– От кары прародителей или от гнева Дардариэль – смерть меня не пугает! – уверенно заявил Грех.
Леона прошиб холодный пот. Неужели все напрасно? Странник опустил руку и прижал поближе сумку, ощущая очертания запертого в ней клинка.
– Тогда что насчет моей смерти? – решительно спросил Леон.
Он осознавал, насколько абсурдна его манипуляция, и все равно выхватил из сумки клинок «Слёзы небожителей» и наставил острие на себя.
– Ты не сделаешь этого… – В глазах Малле пробежала искра беспокойства.
– Узнаем это, когда дух Гастиона погибнет вместе со мной! – Леон уже не понимал, говорит ли в нем страх за жизнь Рэйдена или личное безумие.
– Блефовать удумал?
– Леон, убери клинок! – простонал с мольбой в голосе Рэйден.
– Нет, если так они отпустят вас!
Леон уткнул острие себе в грудь и выжидающе уставился на Малле. Если первая его задумка являлась глупостью, то эта попахивала сумасшествием. Пальцы вспотели от волнения. Ему чудился шепот клинка, но и тот отговаривал. А может, это были последние остатки его благоразумия?
Прохладное дуновение ветра коснулось щеки, и Леон ощутил, как содрогнулось собственное тело, словно незримая сила подтолкнула в спину. Мурашки пробежали по коже, когда тягучим медом ушей коснулся довольный смех:
– Глупый… Глупый мальчишка, – произнес хихикающий женский полушепот. – Сам тянешься к смерти, сам откликаешься на мой зов.
Острый кончик клинка легко прорезал рубашку и уперся в кожу. Боль была почти неощутимой, но перед глазами заискрились алые вспышки, а следом тихий умиротворенный голос Гастиона в голове произнес: «Прости».
Леон уже не видел ничего перед собой. Дышать становилось все сложнее. Он хотел отбросить клинок, но что-то не давало ему этого сделать. Словно чьи-то холодные пальцы сжимали рукоять поверх его ладоней.
– Малле, отпусти его! – потребовала Эйрена. Голос сорвался, выдавая нарастающую в ней тревогу. – И ты, Гремори! Отпусти девочку!
Тон не терпел отказа. Гремори вздохнула, убрала золотую нить, превращая обратно в изысканный браслет, и отпихнула от себя Джоанну. Бессфера упала на пол и закашлялась, сжимая окровавленными руками горло.
– Малле! – с нажимом повторила Эйрена.
Грех с явным раздражением поджал губы и щелкнул пальцами. Клинки исчезли из тела Рэйдена, и даймон обессилено повалился на пол.
– Жалкое зрелище, – скривился Малле и отошел в сторону, напоследок пнув того по ребрам.
С хриплым рыком Рэйден перекатился. Напряженный взгляд впился в замершего с клинком в руках Леона. Тот не шевелился. В грудь Рэйдена ударило неприятное предчувствие. Что-то определенно было не так. Он чувствовал сковавший зал тяжелый ледяной воздух, словно все вокруг в одночасье погибло.