На миг Полу захотелось возразить ему, в последний раз, но он знал, что это бесполезно. В желудке у него сгустился комок, мышцы на шее и плечах напряглись так, будто тело стянули смирительной рубашкой. Он смотрел через бинокль на парусник, покачивающийся в переливчато-зеленом море, пока Редман отдавал команды своим людям:
– Серый Один, Два и Три, Красный Один и Два, говорит Арктур. Начинаем «Арахну». Серая группа, держитесь на расстоянии семьдесят пять ярдов, устройте им ясный день, но оружие не применять, даже для ответного огня. Красная группа, удачи и ни пуха ни пера.
Лодки «морских котиков» завелись, обошли нос «Геттисберга» и почти бесшумно заскользили по воде. Примерно на середине крайние лодки разошлись в разные стороны, а первая сбросила скорость и осторожно приблизилась к «Возрождению». Через тридцать секунд все заняли свои места, взяв яхту в треугольные тиски. В следующее мгновение яхта озарилась ослепительно ярким светом.
Редман заговорил в радио:
– «Возрождение», это «Геттисберг», мы не хотим причинять вам вреда. Наш договор в силе. Мы хотим, чтобы вы уважали его. Отпустите заложников, и мы позволим вам уйти. Прием.
Долгое время ничего не происходило. Пол представил ныряльщиков, как они украдкой двигаются под черной водой, их двигательные средства и дыхательные аппараты не оставляют следа. В первый раз рассказывая об «Арахне», Редман объяснял, что его отряду понадобится двенадцать минут, чтобы закончить внедрение, вывести из строя винт, прикрепить буксировочный трос к килю и вернуться на крейсер. Пол посмотрел на часы, надеясь, что гамбит сработает. Он попытался влезть в голову Ибрахиму, но это было невозможно. «Как ты собираешься все это закончить? Какой ты сделаешь выбор?»
Выстрелы прозвучали, как ночной фейерверк. Грянула длинная очередь – не меньше семи быстрых выстрелов, – и снова наступила тишина.
Сразу же раздался крик вахтенного:
– Выстрелы! Выстрелы на «Возрождении»!
Пола охватила паника. Потом заработали рефлексы. Он схватил со штурманского стола радио и бинокль, распахнул дверь на крыло мостика и бросился к ограждению борта, не замечая бегущих за ним Редмана и Мастерса.
– Ибрахим, это Пол! – закричал он в радио, нацеливая бинокль на парусник. – Мы же договорились, не делай этого!
Ответа не последовало.
Он сорвал с крючка трубку внешнего телефона и обратился к БИП:
– Говорит Деррик. Вызовите «Возрождение».
Гудки спутникового телефона напомнили ему ровную линию ЭКГ. Он услышал новые выстрелы – на этот раз четыре выстрела подряд, – и опять стало тихо.
– Возьми чертову трубку! – заорал он, не дождавшись ответа. – Это безумие!
Вдруг он осознал, что вокруг него стоят люди. Все говорили одновременно. Редман по радио пытался выяснить у своих снайперов и групп, что происходит. Мастерс командовал поднимать «Си Хоуки» и запрашивал подкрепление с «Трумэна» и «Сан Хасинто». Офицер с видеокамерой снимал происходящее. Несколько матросов шепотом переговаривались.
Потом прозвучали последние выстрелы, три подряд. В отличие от предыдущих, эти были уверенные, как будто стрелявший аккуратно прицелился.
В этот миг дверь в прошлое снова отворилась и Пол опять оказался у себя дома в Аннандейле. Он увидел брата, плачущего, как ребенок, из носа у него текла слизь и смешивалась со слезами, пока он водил пистолетом из стороны в сторону. Услышал, как к нему взывает отец, как кричит сестра и рыдает мать, услышал собственные слова отчаявшегося разума. А потом Кайл наконец сделал выбор. Губы его сжались, от неуверенности не осталось следа. «Это ты виноват! – закричал он. – Ты заставил меня сделать это!» Кайл дважды спустил курок. Когда отец упал, он повернул пистолет к себе.
Пол смотрел на парусник, и в душе его раскрывалась старая рана. К глазам подступила влага, сердце наполнилось недоумением. «Почему, Кайл? – закричал он в бездонный колодец прошлого. – Почему, ведь впереди у тебя была такая большая жизнь!» Потом дверь в прошлое закрылась, и Пол оказался лицом к лицу со страшной реальностью настоящего. «Почему, Ибрахим? Почему, ведь ты клялся мне, что хочешь мира!»
Пол не сразу понял, что происходит перед его глазами. С парусника посыпались тела. Тела с тонкими конечностями и в ярких одеждах, они держали автоматы и двигались со скоростью, которую придает человеку смертельный страх. Они перепрыгивали через планшири в военную надувную лодку, стреляя в темноту. Пол заметил красную рубашку Ибрахима, мелькнул портфель в его руке, и потом он тоже скрылся за бортом. С гортанным ревом ожил двигатель ЖКНЛ, и они понеслись в сторону берега.
Бегство произошло столь стремительно, что даже Редман не сразу сообразил, что делать.
– Серый Один, следите за яхтой, – приказал он. – Серый Два и Три, остановить ЖКНЛ. Вернуть «Си Хоуки» для поддержки. Оружие к бою. Оружие к бою. Если начнут стрелять, открывайте огонь на поражение.
Две лодки отделились от парусника и, вспенив воду, помчались в погоню за пиратами. В то же самое время третья лодка приблизилась к корме «Возрождения». Два «морских котика», оба в черном, держа оружие наизготовку, запрыгнули в рубку. Один из них скрылся в каюте и через несколько секунд появился вновь, дико размахивая руками и что-то крича в рацию. Редман повторил его слова, чтобы услышали все:
– Эвакуация раненых. Эвакуация раненых. Готовьте медиков заложникам. Повторяю, медиков заложникам.
Исмаил
Убегая с яхты, Исмаил чувствовал себя так, точно попал в чужое тело. Глаза видели, мускулы напрягались, пальцы сжимали портфель и автомат, еще горячий от выстрелов. Но он как будто ощущал их со стороны. В уши словно набили ваты. Единственное, что он слышал, это пронзительный звон, то усиливающийся, то стихающий, одновременно близкий и далекий. Мысли тоже превратились в беспорядочную смесь ощущений, будто вместо мозга у него было разбитое зеркало, отражающее мир частями.
Все перемешалось. Все вывернулось наизнанку. Ночное небо было ослепительно ярким. Его люди толкались, открывали рты, произнося какие-то слова, но он их не понимал. Пара ног – его ног – перемахнула через планширь и приземлилась в военную лодку. Пара рук – его рук – щелкнула кнопкой стартера, выжала до упора ручку газа и резко крутанула штурвал влево, целясь между двумя источниками света. Где-то внизу он почувствовал вибрацию лодки, которая неслась по темной воде, подпрыгивая на волнах, но что-то сглаживало эти толчки, словно дно было сделано из желе.
Единственной вещью, не перевернутой с ног на голову и по праву принадлежавшей ему, была сокрушительная тяжесть боли. Колесо времени принесло прошлое в настоящее. Джинн его первой жертвы – мальчика, которого он убил в лагере в Ланта Буро, – превратился в ангела-мстителя и привел его в ловушку, которую он создал своими руками. Таково проклятие войны. Отец предупреждал его об этом. Тот, кто живет оружием, от него и умрет.
Он увидел два черных быстроходных катера, направляющихся к нему, их фонари сияли, как белое пламя в ночи. Он увидел своих людей, лежащих на дне лодки и палящих в сторону света. Когда звон в ушах начал стихать, он услышал злой свист пуль, рассекающих воздух вокруг него. Он присел, хоть и не боялся никого живого, только мертвого. Живой не мог у него забрать ничего такого, что еще не было отнято. Но мертвый имел право судить.
Он вел лодку змеиными зигзагами, сбивая прицел военным. Внимание его было сфокусировано на Венере, которая, как фонарь, сияла над горизонтом. До берега оставалось немного. Там его ждали Махмуд и спасение. Дядя знает, как поступить с деньгами в портфеле, который он захватил, покидая яхту. Дядя знает, как найти Ясмин.
Потом люди Исмаила начали умирать. Сперва попали в Гюрея. Он вскрикнул и схватился за шею, потом упал в море и исчез в темноте. Следующим был Либан. Верный Либан, единственный, чья преданность ни разу не поколебалась, даже в самом конце. Две пули проделали огромную дыру в его груди. Он еще пытался стрелять в ответ, но раны были слишком серьезными. Когда его дыхание стало замедляться, он поднял руку к небу, как будто просил Аллаха о милосердии.
В это мгновенье боль в душе Исмаила открыла бездну. Он увидел лица мертвых, они закружились вокруг него – лица тех, кого он убил, и тех, кого он любил и кто умер на его глазах. Там было множество тех, чьих имен он не знал, воины из Африканского союза и «Хизбул Ислам», с которыми он воевал. Но некоторые из них имели имена. Их могилы были свидетелями его собственного краха.
Адан, его отец, в школьном дворе в Медине.
Саматар, в тренировочном лагере в Ланта Буро.
Юсуф, его брат, на шоссе Мака-аль-Мукарама.
Гедеф, его учитель и покровитель, посреди моря.
Дэниел Паркер, капитан «Возрождения».
Квентин Паркер, такой же, как Саматар, только с белой кожей.
Гюрей, жизнь которого была трагедией с самого начала.
А теперь и Либан, его товарищ и друг.
Такого ужаса Исмаил вынести не мог. Издав истошный вопль, он вывернул штурвал в сторону, прямо на катер, откуда стреляли те, кто убил Либана. Пули рвали воздух, как шрапнель. Одна просвистела у самого уха, другая срикошетила от панели управления, но ни одна не попала в него. Катер вильнул, избегая столкновения, потом присоединился к своему близнецу на другой стороне, и гонка к берегу продолжилась.
Исмаил посмотрел на запад. Там, под освещенным звездами небом, темнел черный шрам суши. Свою лодку он направлял к ней, делая маневры, но не сворачивая с пути. Он услышал звук вертолетов. Они пронеслись у него над головой, обшаривая лучами света темное море. Он чувствовал порыв ветра от их винтов, ощущал гул их близкого присутствия, но сдаваться отказывался. Вместо этого он дергал из стороны в сторону штурвал, уходя от лучей.
Вдруг он услышал совершенно бессмысленный звук. Мотор его лодки закашлял и зашипел, а потом разом стих, словно прихлопнутый невидимым кулаком. Пока лодка останавливалась, поднимаясь и опускаясь на волнах, он бешено щелкал кнопкой стартера, пытаясь вновь завести двигатель. Исмаил услышал, как его люди кричат на него, умоляют что-то сделать, продолжая при этом посылать град пуль в чудовищ, кружащих в воздухе.