ажок вниз.
Ее губы тронула улыбка, но тоска в глазах осталась.
– Нет, серьезно, это мы с тобой пара неудачников или в наши дни счастливого брака вообще не бывает? – спросила она.
Он задумался:
– Бабушка с дедушкой, конечно, не выиграли бы приз за семейное счастье, но они построили свою жизнь вместе. Они жили ради нас.
Меган посмотрела в окно на медленно опускающиеся снежинки.
– Забавно. Их отношения всегда казались мне скучными. А теперь я им завидую. Они пятьдесят лет были вместе. Можешь поверить?
Появился официант с вином. Меган сделала глоток, и глаза ее загорелись.
– Превосходно, – восхитилась она. Когда бокалы наполнились, она произнесла тост: – За тебя, Пол. Ты единственный человек в этом мире, который меня никогда не подводил.
Пол отпил вина. Напиток был и впрямь исключительно хорош, но терзавшие его мысли мешали насладиться им в полной мере. Он подумал, не высказать ли их вслух, и посчитал, что лучшего времени не будет.
– Это не совсем так, – мягко произнес он. – Я подводил тебя.
Она непонимающе посмотрела на него, и он решился:
– На днях я ездил в Аннандейл. Я был уверен, что дом уже снесли, но он по-прежнему стоит. Единственное, что изменилось, – его заново покрасили.
– Не надо, – печально покачала головой она. – Это не имеет значения.
Он пристально всмотрелся в нее.
– А что если имеет? Что если последние двадцать пять лет мы живем, пытаясь исправить то, что произошло в тот день?
– Пол, хватит, – сказала она. Бокал в ее руке задрожал.
Но он как будто не услышал ее.
– Эта мысль пришла мне в голову там, на «Геттисберге». С тех пор мы ни разу об этом не говорили…
– Пол! Хватит, – прервала она его.
За столом воцарилась тишина. Он посмотрел на ее лицо, такое дорогое ему, и увидел незащищенность, открытую рану внутри, которая до сих пор не зажила. «Это не твоя вина, – захотелось ему сказать. – Кайл сделал свой выбор». Но он внял ее просьбе и не стал продолжать.
Он отпил еще вина и сказал:
– Правда, оно отличное. Поблагодарю Саймона, когда в следующий раз его увижу. – Глаза ее чуть-чуть посветлели. – Так сколько стоило ему это покаяние?
На мгновение она оробела. Потом улыбнулась:
– Угадай.
– Тысячу? – Когда ее улыбка стала шире, он уточнил: – Две?
Она покачала головой:
– Три. И мы только начинаем.
Он улыбнулся в ответ и взял меню, собираясь заказать блюдо из антилопы.
– С тобой опасно связываться.
На следующее утро Пола разбудила эсэмэска от Меган: «Прости за вчерашнюю драму. Спасибо, что ты есть. Готова в любое время пойти с тобой на склоны. ХХОО». Он уже собрался писать ответ, когда «блэкберри» зазвонил. Номер звонившего был скрыт.
– Можно мне хоть немного отдохнуть? – недовольно проворчал он, ответив на звонок.
– Пол, это Брент, – произнес Фрейзер. – Извини, что беспокою, но у нас ЧП. Два американских медика были похищены из лагеря беженцев близ Дадааба[36] в северной Кении. Мы думаем, их переправили через границу в Сомали.
Пол откинулся на подушку, чувствуя, как подступает головная боль.
– А я уж подумал, ты звонишь пожелать мне счастливого Рождества. – Дав Фрейзеру время поизворачиваться в объяснениях, он сжал тиски покрепче: – Ты же знаешь, я в Колорадо. С сестрой. У меня выходные.
– Извини, – с раскаянием произнес Фрейзер, – но ты нужен нам. Два месяца назад Кения отправила войска в Сомали на борьбу с «Шабааб». Америка активно их поддерживает. Если заложники попадут в руки радикалов, у нас будет новый Ник Берг[37].
Пол потер лоб.
– Значит, найдите их и освободите. Наверняка Фрэнк Редман с радостью за это возьмется.
В трубке раздавалось дыхание Фрейзера.
– Я знаю, у тебя был тяжелый месяц. Нам всем было нелегко. Но если ошибки и были допущены, то не по твоей вине. Ты выполнил свою работу.
«Ты чертовски прав», – подумал Пол, но вслух произнес:
– Спасибо, Брент, но до Рождества осталось два дня. Закажи мне билет на двадцать шестое. Если тебе кто-то нужен прямо сейчас, пошли Родригеса.
Фрейзер заколебался:
– Это просьба Гордона Талли. Что мне ему передать?
Пол не стал выбирать слова:
– Передай ему, что я не его сучка. В следующий раз, когда он пришлет на дело большого командира, который не будет слушать меня, я сразу же развернусь и уйду. Хотя нет, не говори этого. Скажи ему, что у меня выходные.
После этого Пол выключил телефон. Он подошел к окну и отдернул занавески, впуская в номер поток света. Горный пейзаж был подобен зимней сказке – все вокруг белым-бело, кроме неба. Лучшего дня для катания на лыжах не придумаешь.
Он послал сообщение Меган: «Не вопрос, сестренка. Ты же знаешь: я люблю тебя. Через час встречаемся у лифта».
Ванесса
В мире здравоохранения Ванесса не могла представить места более приятного, чем смотровой кабинет больницы «Семейная медицина “Маленький Мир”». Теплое освещение и мягкие голубые и золотистые тона навевали мысли о весеннем рассвете; увеличенные фотографии детей – по одному с каждого континента – отображали широкий охват практики; разноцветные рисунки мелом, сделанные детьми-пациентами, настраивали на радость и жизнь, а не на болезнь и смерть. В корзинке на полу лежали игрушки для самых маленьких, сквозь замерзшее стекло в помещение проникал естественный свет, под подоконником раскинул ветки папоротник, а все медицинские инструменты были спрятаны в шкафы. Да, она часто задавалась вопросом, что об этом всем думают ее клиенты-беженцы, которые зачастую прибывали в Соединенные Штаты, не имея ничего, кроме личной одежды. Они были привычны к шумным госпиталям в грязных лагерях с бесчеловечными условиями. Смотровой кабинет же, напротив, представлял собой любовно взлелеянный оазис спокойствия и порядка. И даже после десяти лет практики она по-прежнему не могла решить, каким было его воздействие на пациентов, раздражающим или обнадеживающим.
«Что скажет Халима?» – думала она, просматривая лежащую перед ней анкету. Восемнадцатилетняя девушка была самой старшей из пятерых детей, лишь трое из которых выжили. Родилась в Дарфуре в Западном Судане, была мусульманкой, но не арабкой, что сделало ее жертвой этнических чисток, проводимых суданским правительством. В конце 2003 года солдаты сожгли дотла ее деревню, убили ее отца и двух братьев. Мать бежала с Халимой и другими дочерями в Какуму, где они прожили в лагере для беженцев семь лет, пока их не переселили в США.
Халиме повезло. Она была умна, трудолюбива и, живя в лагерях, сумела неплохо освоить английский. К тому же природа наделила ее крепким телом – она пережила хроническое недоедание и дважды болела малярией, но мытарства почти не оставили на ней заметного отпечатка. Когда Ванесса осматривала ее в первый раз, у нее не было времени на физиологию. Тогда она только наводила мосты взаимопонимания и определяла, нет ли проблем, требующих немедленного внимания, наподобие инфекций или паразитов.
– Вы здоровы, – сказала она девушке. – Нужно будет еще провести анализы, но у вас есть повод радоваться.
– Субханаллах, – произнесла Халима, и ее большие глаза заблестели. – Хвала Всевышнему.
Ванесса провела девушку до коридора, где ее ждала мать.
– Я бы хотела увидеть вас снова через пару месяцев. В регистратуре назначат день.
Халима улыбнулась:
– Вы очень добры, доктор Ванесса. До свидания.
Как только она ушла, аккуратно выстроенный фасад, возведенный Ванессой, пошел трещинами. Она быстро вернулась в кабинет и заперла за собой дверь. Ее горе напоминало тропический ураган: невозможно было предугадать, когда он налетит и с какой силой. Ей случалось расклеиваться и на людях, и поэтому она всегда носила с собой бумажные носовые платочки. Но такое происходило редко. За прошедшие два месяца она почти превратилась в затворника, редко выходила из дома и мало где бывала, кроме практики и послеоперационной палаты, сначала в Джорджтаунском медицинском центре, а теперь в Национальном реабилитационном госпитале «МедСтар». Она знала, что чем раньше вернется к обычному ритму жизни, тем скорее ее сердце начнет заживать. Но одиночество безопасно, а люди непредсказуемы. Намного чаще ей хотелось быть одной.
Вскоре разгар урагана миновал. Она посмотрела на часы. В больнице нужно быть через час, а ехать туда тридцать минут. Она закрыла глаза и сосредоточилась на дыхании. Нужно быть сильной ради Квентина. Допрос будет для него настоящим испытанием. Он согласился на него, и доктор Гринберг, его нейрофизиолог, дал ему разрешение, несмотря на провалы в памяти Квентина. Но в ФБР работают безжалостно дотошные люди. Ванесса провела два дня со следователями, и не раз случалось, что их вопросы доводили ее до слез.
Она открыла глаза, и ее взгляд упал на письмо, лежащее рядом с компьютером. Последнее письмо Дэниела, отправленное в тот день, когда они покинули Сейшелы. Чтение его превратилось для нее в ежедневное священнодействие. Для нее это письмо было хвалебной песнью Квентину и портретом того человека, каким он стал бы, если бы его мозг исцелился.
Дорогая моя В.
Мы отправляемся на Реюньон. На Сейшелах мы провели восхитительную неделю. Каждый из островов по-своему неповторим, но Ла-Диг – это что-то. Настоящий рай из солнца, песка и моря, бесконечно далекий от шумной суматохи современных джунглей, которые нам так хорошо знакомы. На Ла-Диге душе не нужно съеживаться, чтобы защитить себя. Она расправляет крылья и взлетает.
В этом месте мы познали суть истинного счастья. Квентин почти все время ползал по бесчисленным гранитным валунам, которые тянутся вдоль берега и уходят в море, создавая отдельные бассейны посреди прибоя. Я не рискнул следовать за ним, но наслаждался жизнью, гуляя босиком по песку и глядя, как он карабкается на монолиты и выпрямляется в полный рост на самом высоком из них, темный силуэт на фоне неба.