Названный ранее Кардинал - «упрощенный» интриган, комплексующий по поводу своего «упрощения» - олицетворяет собой противодействующую главному герою силу, но не темную, как это принято по стандарту, а скорее именно серую. Здесь заметны следы удачного карикатурирования коллизии, придуманной когда-то Дюма-старшим: дряхлый Император, Императрица, всесильный регент (Кардинал), адюльтер между двумя последними… Впрочем, эта линия лишь слегка обозначена, подробности опущены: ежели кому понадобится, он в любой момент может обратиться к первоисточнику.
Разумеется, карикатурно стилизованы под ситуацию также «гвардейцы» кардинала и «мушкетеры» (правда, эти последние существуют как бы сами по себе), юмористически обозначен конфликт между ними. Появление «противников» эпизодично, что объясняется, в частности, логикой построения и самой трилогии, и каждой книги в отдельности.
Структурно все три романа представляют собой «цепочки новелл», описывающих, как правило, разнокалиберные Миры, куда по всяким надобностям путешествуют Семен и Мар. Этих Миров на самом деле много: Изумрудный, Каменный, Озерный, Чистоледный, Рациональный, Мандариновый, Тупиковый, Торговый, Выгребной, Мир-Х, Исправительный и т.п. Одни из них (скажем, Ханский, Лесной) прописаны достаточно зримо; другие же только упоминаются, поскольку их пока еще не коснулись «разносторонние» интересы основных героев. Главное, все эти Миры - Истинные, то есть рано пли поздно туда можно совершить «познавательно-экспроприационную» экспедицию-экскурсию - если на то будет когда-нибудь писательская воля.
Совсем не трудно заметить, что целеполагание Миров в большинстве случаев прописано в самих названиях. Потому-то, прибыв, например, вместе с героем в Ханский Мир, не удивляешься, встретив джинна Мафусаила ибн-Саадика, в некоторой степени повторяющего судьбу знаменитого лагинского Хоттабыча и успешно развивающего цветисто-возвышенную речевую традицию Востока. В Лесном как родного принимаешь Иванносорокосила - «доброго лихого» человека, принципиального борца с друидами, безошибочно определяющего последних по негативному отношению к «национальной браге». Соответственно, в Мире-Полигоне готов слушать по стойке «смирно» парадно-благостного Маршала Ити Б.Р.В. - Главнокомандующего Имперскими войсками, «слугу царю, отца солдатам»… Ну и, конечно, магические клинки, «шары предвидения», «ковры-дастарханы», прочие колдовские артефакты, «первичные» и «комплексные» заклинания легко перемещаются в пространстве Миров вслед за персонажами, составляя вещную основу реализуемых сюжетных коловращений.
Тем самым в пределах каждого повествовательного отрезка обязательно обнаруживаются какие-то параллели, аллюзии, реминисценции, иногда литературно-сказочно-мифологические, иногда - национальные или социально-бытовые, иногда - политические, иронично, а то и в сатирическом ключе воспроизводящие вполне узнаваемые реалии нынешней российской действительности. Так традиционно проявляется связь фантастического с жизнью, опосредующая особую привлекательность и ценность интонированного вымысла как инструмента многослойного видения мира - не только сущностей его, но и «кажимостей», каждая из которых возникает как реакция на некие вызовы всегда сложносочиненного и сложно-сочлененного времени. По существу, о феномене писателя лишь тогда и можно говорить без всяких натяжек, когда он различает и умеет преподнести такого рода символику.
Михаилу Бабкину подобное интонирование под силу. Причем, что радует, не только в границах отдельных новелл, но и интегрально: многомерной идеей сшиваются добротные куски (романы трилогии) в единое художественное целое - зашифрованное, подающее до поры до времени упреждающие сигналы и декодируемое по мере накопления информации, неравномерно распределенной по пространству повествования.
В самом начале трилогии Мар мимоходом рассказывает прибывшему частным порядком Семену несколько легенд - о Настройщике, о слимпе, о великане Додо и т.д. Сюжетные переходы и постоянные разветвления романных интриг, жонглирование эпизодами и положениями, преобладание в содержательном плане комического не позволяют сразу понять, что в этих легендах, как в зародыше, сфокусирована энергетика и лотка романных «перетоков» друг в друга. Определенные подсказки заботливо разбросаны автором тут и там, но понять их, наблюдая увлекательную игру со словом, а потом и как будто участвуя в ней, не так-то просто.
Не вдаваясь в подробное рассмотрение содержательно-легендной обусловленности, отметим только, что в первом романе происходит «настройка главного героя на слимп»; во втором - усилиями «на-строенного настройщика магии» Семена мифический слимп рождается на свет; в третьем - уже объективированный в божественную ипостась Слимп, вооруженный идеями своего создателя, во исполнение обещанного последнему «одного сокровенного желания» спасает Истинные Миры, и раскаявшийся Кардинал добровольно передает бразды правления победителю, признав окончательное и бесповоротное поражение в долгом противостоянии.
Итак, что же такое СЛИМП?
В каждом романе происходит содержательное расширение этого понятия. Самое первое определение дает Мар, пересказывая легенду: слимп - «фиговина» такая, с помощью которой то ли можно запросто создавать миры, то ли, наоборот, запросто их разрушать. «А еще в той легенде говорилось, что хранится этот таинственный слимп неведомо где, а ежели кому из людей удастся отыскать его, тогда всем станет хорошо».
Второй уровень расшифровки - деятельностно-назывной: название каждой новеллы по первым буквам входящих в него слов всегда складывается в «слимп». Тогда получается, что этот последний какой-то своей частью явлен в любом романном эпизоде. Иначе говоря, каждая новелла хранит свой «паззл смысла»; их декодирование и соединение должны дать (и дают!) некую обобщенную картину.
Следующий уровень расшифровки можно обозначить как философско-религиозный: поскольку слимп таинствен и недоступен, поскольку ему приписаны чудодейственные свойства, естественно, рождается культ слимпа, появляются его апологеты (слимперы), вырисовываются трактовки целеполагания поисковых усилий заинтересованных сторон и объективирования «слимп-фактуры» в случае нахождения бога.
Это крайне интересная тема, в которой автор иронично показывает механизм возникновения и развития культа как такового. Не вызывает сомнения и авторское резюме: фанатики способны лишь извратить культовую идею, видя только прагматический смысл ее и добиваясь практических выгод. Соответственно, их попытки достигнуть желаемого изначально обречены на провал, более того, несут тотальное разрушение Истинным Мирам.
А вот Семен, ставший, по существу, «свободным слимпером», радикально решает сложную поисковую задачу - именно за счет целевой неангажированности, идеалистичности общей установки. Дорожа собственной свободой как величайшей и непреходящей ценностью, он в таком же ключе «активизирует» и… магический синтез!
Так появляется «свободный Слимп» - божественная упорядоченная магия, лишенная фанатического заземления, целевой оболочки долженствования и служения чьим-то интересам. Новорожденный бог покидает Истинные Миры, чтобы творить свои собственные… Судя по последней встрече олимпизированного Олимпа с Семеном, процесс этот идет не так уж гладко. Автор как будто бы дает понять: конфликтный стержень еще не исчерпан, следовательно, вполне можно ожидать появление эпопеи новой содержательной направленности.
Существует и еще один - неявный - уровень расшифровки, который, по идее, должен завершить прочтение трилогии. Намек на него содержит помещенный во второй роман диалог Семена с призраком Барли, некогда «упростившим» Кардинала. Избитый тезис о том, с чего все начинается, несколько расширен: и магия, как оказывается, тоже начинается со Слова…
Что ж, «Слимпериала» Михаила Бабкина - прекрасное доказательство этой мысли: Слово возбуждает магию превращений, изменяющих судьбы героев и Миров; магия Слова властвует над пространствами и персонажами; магией слова искрится «подоснова» читательского воображения, включающегося после прочтения каждой страницы…
И тогда Слимп в «реальных читательских координатах» есть результат талантливой и упорной работы со Словом и над Словом. Только такой Слимп, подразумевающий добровольное взаимодействие творческих авторских интенций и ожиданий аудитории, гарантирует успех.
Олег ЮЗИФОВИЧ