— Зачем ждать, — человек в чёрном бросил газету на диван, встал: на ремне у него обнаружилась раскрытая кобура с торчащей из неё пистолетной рукоятью. — Берите ключи и вселяйтесь. Утром скажете портье о себе и заплатите, всего-то! Вы, кстати, кем будете — участниками финальной битвы или наблюдателями? — Семён не нашёлся, что сказать, слишком уж вопрос оказался неожиданным, потому ответил уклончиво:
— Отдохнём, а там посмотрим. Кем-нибудь.
— Ежели опыта мало, то участниками не советую, — собеседник указал рукой на газету. — Пишут, что хотя премия в этом сезоне необыкновенно велика, но и бойцы к финалу подобрались знатные. — Человек в чёрном шмыгнул, достал из кармана носовой платок и трубно высморкался.
— Кабы не проклятый грипп, я бы завтра тоже в драке поучаствовал, — пожаловался человек. — Может, повезло бы... Гнусная болезнь! Даже обращением не лечится... Весь город на Муравьиной Плеши, ставки бешеные, один я не у дел: друг попросил за него подежурить, раз я нюх потерял. Вот и дежурю, — он раздражённо скомкал платок. — Берите ключи и ступайте. Утром скажете, что Фальк Чёрный разрешил. Идите, идите! А то подцепите от меня какую заразу, и плакало ваше участие в финале... — Фальк уселся на диван, закинул ногу за ногу и раскрыл газету.
Семён зашёл за стойку, взял из ячейки с надписью «Смежные номера» два ключа на общей связке и направился к стальной двери: за дверью начинался длинный широкий коридор с потолочными светильниками, точь-в-точь как привычные Семёну лампы дневного света — они и гудели точно так же; по обеим сторонам коридора, стены и потолок которого были обшиты дубовыми панелями, шли пронумерованные двери, тоже металлические, отполированные до блеска, и тоже с засовами. И с глазками. Правда, засовы были везде отодвинуты и заперты навесными замками, а ушки глазков привинчены к двери винтами и опломбированы, но всё равно впечатление от увиденного оставалось тягостное.
— Не гостиница, а тюрьма какая-то, — Семён посмотрел на бирки ключей. — Или психбольница. Тридцать четвёртый двухместный и тридцать пятый, одинарный... Я с Хайком в тридцать четвёртом, разумеется. — Семён вручил девушке ключ от её номера.
Гостиничный номер был далеко не супер, но более-менее приличный — Семён опасался, что увидит лишь нары с матрасом и голые железные стены, так на него подействовал мрачный коридор. Отнюдь нет! В комнате нашлось всё необходимое: две нормальных деревянных кровати, застланных как положено всем свежим, чистым; одёжный шкаф, стол, стулья, туалет и ванная с душем. Единственным неприятным сюрпризом стало то, что окно в номере было забрано снаружи прочной кованой решёткой. Решёток на окнах Семён не любил.
— По-спартански, но на одну ночь сойдёт, — решил Семён. — Олия, как у тебя? — Семён постучал в железную дверь, соединяющую оба номера — дверь, как и повсюду, была с засовом.
— Всё в порядке! — откликнулась из-за двери девушка. — Погоди, я искупаюсь, а после к вам зайду.
— А что, дельная мысль, — Семён потёр колкий подбородок. — Побриться, помыться, поужинать и баиньки... — превратил свою уличную одежду в банный халат и пошёл в ванную.
...Вечер прошёл замечательно, но слишком быстро для Семёна: все собрались в двухместном номере, отужинали — Мар организовал великолепное застолье, давно Семён так вкусно не ел! — поболтали о том, о сём... Семён, выпив немного сухого вина, вскоре понял, что засыпает сидя за столом; Хайк отдыхать не хотел, он вообще спал мало, Олия же выспались в гостях у шамана Йокомбе... уж выспалась так выспалась! А вот Семён чуть с ног не падал.
Хайк затеял объяснять Олии, как пользоваться шаром предсказаний: поняв, что друзьям сейчас не до него, Семён потихоньку вылез из-за стола, прилёг на кровать и мгновенно уснул.
Проснулся Семён глубокой ночью, почти под утро, от жары: в номере было натоплено по случаю холодов, да и банный халат в этот раз получился излишне тёплым.
Хайк спал, мерно посапывая во сне — ни жара, ни холод его не беспокоили, спать он мог в любых условиях; Семён, невольно позавидовав Хайку, открыл окно настежь и остался возле него, очень уж славно было! Прохладно.
Дождь закончился, серое предрассветное небо очистилось от туч: звёзды, маленькие и редкие, романтического настроения не создавали; у горизонта, закрывая те неинтересные звёзды, темнело что-то громоздкое, необъятное. Окно номера располагалось высоко над землёй и выходило не на улицу, как ожидал Семён, а на равнину, поросшую чахлой травой — то ли гостиница была расположена на самой окраине города, то ли сам город состоял из одной лишь улицы, Семён не знал да и знать не хотел: задерживаться в этом Мире надолго он не собирался.
Семён зевнул и хотел было прикрыть окно, как вдруг над тем громоздким и тёмным, у горизонта, вспыхнула алая зарница, на миг окрасив небо в утренние свежие краски. Далёкий многоголосый крик, ослабленный расстоянием, прокатился над равниной: в крик явно вплетался не менее хоровой звериный вой. Похоже, волчий.
Крик напоминал отчаянный вопль футбольных болельщиков в тот самый миг, когда в ворота забивается самый главный, определяющий победителя гол: тогда орёт весь стадион — кто от радости, кто от возмущения, но молчаливых нету! За исключением разве что тех, кто переусердствовал с выпивкой и сомлел во время игры...
Семён потёр глаза — спать хотелось невозможно — но решил ещё немного постоять, посмотреть и послушать. И не зря: вскоре и вспышка, и крик, и вой повторились. Причём крик был гораздо сильнее и протяжнее, словно не гол там сейчас забили, а устроили массовую драку; звериный вой был настолько пронзительным, что у Семёна засвербело в ушах.
— Бойцы-финалисты, — пробормотал Семён, плотно закрывая окно. — Спортсмены-соревнователи. Ну-ну, — и завалился спать дальше, не обращая внимания ни на вспышки, ни на глухой далёкий шум неведомого соревнования.
Утро началось с криков и беготни за входной дверью. Семён оторвал голову от подушки: орали в несколько голосов, орали зло, надрывно, крик то и дело перекрывал звериный рёв; несколько раз послышался свист бича, что-то тяжёлое пару раз ударилось в дверь номера, — хорошо, что дверь была заперта на ключ, а задвижка в замке была приличной, не хуже наружного засова — потом грохнул выстрел, другой, кто-то взревел дурным голосом и стало тихо. Семён полежал несколько минут, стараясь уснуть, но сон уже не шёл, да и какой сон после стрельбы-то! Семён встал, подошёл к двери и осторожно приоткрыл её.
В коридоре никого не было. Дверь противоположного номера оказалась заперта на засов, а ушки засова прихвачены навесным замком; на дверной ручке висела стандартная гостиничная табличка: «Не беспокоить!»; неподалёку валялся пластиковый шприц с опереньем как у стрелы, толстый, пустой. Семён покачал головой, тихонько закрыл дверь. И запер её на ключ.
— Что случилось? — Хайк сел, потянулся за штанами.
— Стреляли, — лаконично ответил Семён и пошёл умываться.
В ванной, в стаканчике у зеркала, нашлась пара запакованных в целлофан зубных щёток в комплекте с тюбиком зубной пасты — гостиничный подарок, которого Семён вчера от усталости не приметил: почистив зубы и проведя по ним языком, Семён обнаружил, что у него исчезли все пломбы... Вернее, не пломбы исчезли, а зубы стали абсолютно целыми, словно их никогда не ремонтировали.
— Ай да стакан имени Ранди, — восхитился Семён. — Наверное, это когда я пиво с шаманом пил, — прихватив зубную щётку на память (всё одно в оплату номера входит!), он вышел из ванной.
...Через полчаса Семён организовал завтрак: как раз к этому времени Хайк закончил мыться-полоскаться, да и Олия пришла из своего номера, свежая, с мокрыми волосами, пахнущая незнакомой Семёну парфюмерией. В этот раз Мар угостил народ крепким горячим чаем с ватрушками: медальон то и дело порывался завалить стол деликатесами, ссылаясь на то, что у него этого добра нынче до фига и больше, но Семён запретил. И не от жадности запретил, а потому, что обжираться с утра нельзя, весь день насмарку пойдёт. А вечером — сколько угодно, хотя, говорят, это вредно... На том и порешили.
— Как ночь? — жуя ватрушку, спросил Семён у Олии. — Крики и вспышки не донимали? Весело тут народ живёт, ничего не скажешь! Что же у них за массовое соревнование такое? Чересчур шумное... Хотелось бы взглянуть.
— Ничего я не видела и не слышала, спала как убитая. — Олия отхлебнула чаю, взглянула на Семёна задорно и сказала совсем не по теме: — Мне Хайк всё-всё рассказал! Как ты меня из Чёрного Замка спасал, и что железный стакан оттуда вынес. Спасибо тебе, Симеон!.. Так стакан и есть Чаша принца Ранди? — Семён кивнул, не пускаясь в объяснения.
— А я из него пиво пила, — огорчилась Олия. — Из легендарной Чаши как из обычной кружки! Фу, какое неуважение к древнему чуду... Мне прямо за саму себя досадно, вот.
— Я тоже из него пиво пил, — невозмутимо сказал Семён. — И ничего плохого в том не нахожу. У меня, между прочим, теперь все зубы целые, ни одной пломбы! Может, и ещё чего вылечилось, я пока не знаю. — Олия посмотрела на Семёна оторопело, помолчала, явно оттопыривая щёки языком, сообщила растерянно:
— И у меня тоже все зубы целыми стали...
— Вот видишь, — одобрительно улыбнулся Семён. — А ты говоришь — неуважение!
— Симеон, — Хайк отложил надкушенную ватрушку, посмотрел на Семёна очень серьёзно: сегодня Хайк вёл себя странно, был молчалив и сидел с угрюмым видом, словно обидел его кто. — Хотел было я с тобой после завтрака поговорить, но решил, что тянуть время незачем. Слишком важная новость!
— Да? — Семён насторожился, ожидая услышать что-нибудь неприятное. И не ошибся.
— Вчера, после того как я показывал Олии возможности шара предсказаний, я, интереса ради, прошёлся по новостным линиям. И обнаружил, что кто-то очень старательно убирает все сообщения о неладах с транспортной магией: только я наткнусь на такое сообщение, глядь — а его уже нету! Кстати, там же, в линиях, я нашёл много писем от из избранных, таких же как и я, через которых комплексные заклинания в Миры поступают. Они, избранные, как правило себя не афишируют, но тут словно прорвало! Так вот: за последнее время не было ни одного сеанса приёма заклинаний, — Хайк посмотрел на Семёна с ожиданием.