Так как его пребывание в Москве затянулось, писатель из гостиницы переехал на съемную квартиру. Квартира эта находилась рядом с метро «Тимирязевская», минут пять ходу пешком, за оптовым рынком. Мы все-таки взяли такси. Не хотелось второй раз за день лезть в метро. Когда мы нашли квартиру и позвонили, он открыл сразу, как будто дожидался за дверью. На фотографиях в Интернете он был один, в жизни – совершенно другой. Старше и как-то тусклее. Уставшее, потертое лицо, недоверчивый взгляд. Оно и понятно: фотографии предназначались для тысяч читателей.
– Это вы журналисты? – спросил он с порога, оглядев меня и Маргариту. Особенно Маргариту.
– Мы, – приветливо подтвердил я.
– Прошу… – Он посторонился.
Мы зашли в темноватую переднюю. Потом – в комнату. Евроремонт был сделан явно наспех, в расчете на то, чтобы поскорее сплавить квартиру. И вообще в ней витал какой-то офисный дух. Как ни странно, было очень мало книг. Зато было много разных макетов: кораблей, самолетов и даже макет египетских пирамид. Хозяин перехватил мой взгляд.
– Эти макеты меня… э-э-э… стимулируют, да? Я всю жизнь был дримером. Мечтал, так? Археолоджи, потом хотел летать, плавать. Ничего не вышло. И я начал писать книжки. – Писатель улыбнулся, и впервые с того момента, как мы вошли, я почувствовал к нему симпатию. Все это было сказано вполне искренне. – Чай? Кофе? Виски? – Он посмотрел на Маргариту.
– Нет, спасибо. – Она вытащила из сумки фотоаппарат, собираясь добросовестно играть роль фотокора. Он приосанился. Марго несколько раз щелкнула его в разных ракурсах.
Потом мы присели, и он все же организовал нам кофе. И виски. Я вытащил диктофон. И задал первый вопрос.
– Ну… Как вам сказать… – задумался он. – Другой мир, что я пишу, – просто мечта. Дрим. Игра воображения, да? Можно туда уйти от мира реалити. И туда я вожу своих героев, да? Им неуютно в нашем мире. И мне тоже. Потому что… нóрмали мыслящему человеку сейчас очень-очень непросто. Я не знаю, что мы это сделали с миром, миром реалити, да, но в нем все хуже и хуже жить. Наверно, все это чувствуют. И все ищут… как это… способы. Некоторые хотят сделать мир лучше, но таких мало очень, да? Кто-то просто говорит «ОК» и живет как живется. Таких много. А кто-то создает свой приват мир. Как я… И уходит туда…
Он говорил еще долго, а я все записывал, одобрительно кивая и время от времени задавая соответствующие вопросы. Но думал я о другом. О том, что сидящий напротив человек явно непричастен к тому, в чем его подозревали. И еще я думал, что надо будет прочитать вторую его книжку. Может, я что-то упустил в первой?
5
Возвращались мы тоже на такси. И там, видимо под влиянием разговора с писателем, у нас с Марго вышел диспут о параллельных мирах и всем таком. Она утверждала, что это выдумки, игра воображения, я же из желания ее раззадорить отстаивал противоположную точку зрения. Таксист с большим интересом прислушивался к нашему спору и в итоге решил вмешаться.
– А мне нравится, – сказал он.
– Что нравится? – поинтересовался я.
– Ну… Как сказать… Мне нравится, что мы не одни, – серьезно проговорил мужик.
– В каком смысле? – не сообразил я.
– Ну как… Если, кроме нас, никого больше нет, глупо получается. Разве нет?
– Ну да, – на всякий случай согласился я, хотя мысль все же осталась не совсем понятной.
Водитель почувствовал, что не донес до нас давно лелеемую мысль.
– Я чего хочу сказать-то… Если нет кого-то главного там, наверху, и все решаем мы на этой грешной земле, тогда кранты… Ни хрена хорошего не решим. Ведь так? Каждый будет загребать в свою сторону, я так понимаю. Потому что для всякого своя рубашка ближе к телу. Тогда честный человек, работяга самый что ни на есть дурак. А вор и обманщик – первый человек на деревне. И никакого воздаяния никому не будет.
Теперь я понял. За свою честность на земле таксист хотел воздаяния на небесах. А вора и обманщика он с удовольствием представил бы в аду. Как говорится, от каждого – по способностям, каждому – по труду.
– А если все так и есть? Если никого нет наверху и все решаем мы на этой грешной земле? – полюбопытствовала Маргарита.
Таксист довольно громко вздохнул.
– А что, так и есть? – спросил он безрадостно.
– Я не знаю. Ну а вдруг?
– Тогда на кой нам эта жизнь, а, милая? Ради чего тогда жить-то?
– Ну почему. Ради себя, близких, друзей…
– А где тогда справедливость? Почему я кручу весь день баранку и устаю как собака, а зарабатываю – с гулькин нос? А какие-то девицы голыми жопами вертят на экране и им – миллионы? А, браток? Ты ведь в курсе, наверно, как чиновники жиреют… Народные-то денежки по карманам захапали и дома по всему миру покупают… С золотыми нужниками, суки поганые. Хороших девок портят. Если они перед Богом не будут отвечать за то, что на душу взяли, то и всякий подумает – а дай и я сворую. А дай и я снасильничаю. Все равно рука руку моет, и ни хрена мне за это не будет… Представляешь, что тогда произойдет? Друг друга порежем, и конец всему…
– Воровать и насильничать тоже надо уметь, – усмехнулся я. – Кто что умеет, то и делает. Ты вот баранку умеешь крутить, кто-то политикой умеет заниматься, кто-то бизнесом, кто-то, кроме как жопой крутить, ничего больше не умеет. Знаешь, что такое генетика? Наследственность? Бетховена папа играл на скрипке так себе, а сын гением стал. Кто-то цеховиком был в советское время, а сын бизнесменом стал. Кто актером был, у того дочь актрисой стала. Кто в плохой среде на белый свет появился, тот почти стопроцентно за решеткой и кончит. Так что воспитывать детей надо, чтобы не насильничали. И о других думали. При чем Бог? Ты вот мне ответь, почему в одних странах люди хорошо живут, а в других плохо?
– Ну и почему? – пробурчал таксист.
– Потому что в одних странах люди работают над собой, учатся жить друг с другом, уважать друг друга. И закон учатся уважать. А в других странах всем все по барабану… За них добрый дядя сделает. Вот как. И поэтому говорят, что каждый народ достоин своего правительства. И каждый народ достоин своей судьбы.
Закончив короткий монолог, я почувствовал себя не очень уютно. Не то где-то сфальшивил, не то речь получилась слишком нравоучительной. Во всяком случае, аудитория в лице таксиста осталась странно равнодушной к моей зажигательной проповеди социального и личного самоусовершенствования.
– Не то ты говоришь, мужик, – буркнул таксист.
– Почему это не то? – защитила меня Маргарита.
– Потому что у всякого народа своя судьба, вот почему. У каждого свой крест… Вот ты в судьбу веришь? – покосился он на меня.
Я задумался. Честно говоря, я и сам не знал, верю в судьбу или нет.
– А ты веришь? – вопросом на вопрос ответил я.
– Я – верю. Точно. В то, что на роду написано. Это есть… Я знаю…
– Откуда знаешь? – настаивал я. – Что, сон приснился?
– Ага… Сон приснился. До сих пор помню…
Я заинтересованно подался вперед и посмотрел на таксиста:
– И что за сон?
– Обычный сон. Но врезался в память. Хотя давно это было, браток.
– Ладно. Не хочешь – не рассказывай… – Я откинулся на сиденье.
– А чего там… Мне скрывать нечего. Лет двадцать пять назад это было. Мальчишкой я был. Ну и целый год примерно мне снилось, что грошики считаю. В столбик их складываю, столбик валится, я снова складываю… И так много раз. Бабке своей рассказал, она погрустнела. Сказала: «Никогда ты, Костя, богатым не будешь. От зарплаты к зарплате жить будешь». Так и получилось, как видишь. Столько лет все баранку кручу…
Я машинально полез за сигаретами.
– В салоне не кури. Потом запах остается, пассажиры жалуются, – попросил таксист.
Я сунул сигарету обратно.
– А может, вы сами себя и настроили на этот сон? – предположила Маргарита.
– Это как?
– Ну, скажем, были у вас какие-то другие варианты, но вы ими не воспользовались.
– Были бы варианты, я бы воспользовался. Вариантов не было, – ухмыльнулся таксист.
Оставшийся путь мы проехали молча. Скоро такси выехало на Тверскую.
– Вон там притормози, – попросил я, кивком указав на дом.
Таксист притормозил. Я вытащил деньги и протянул ему. Сумма была почти вдвое больше той, что на счетчике, но я решил, что это будет ему компенсацией за сон с грошиками.
Вечером, после того, как Галина с Никанором ушли, первый раз за всю сознательную жизнь я прочел подряд десять газет, завезенных нам утром. Ни разу до этого я не читал больше двух газет за раз. И вообще я редко читал газеты, несмотря на свою профессию. Российская пресса в большинстве своем навевает экзистенциальную тоску. Или полная лакировка действительности, или полное ее неприятие, или откровенная бульварщина. В общем, одни крайности. Хорошо, что не надо было читать гламурных журналов, тогда я бы точно слетел с катушек.
Ничего интересного я не нашел. Ни одного слова о том, что в столице действует группа, влияющая на российскую элиту энергетически. Ни одного странного происшествия, не считая вполне ординарных заказных убийств, убийств на почве бытовухи, грабежей, пожаров, изнасилований, самоубийств, отравлений, взрывов, терактов, взяток, наездов, разборок, ксенофобии, пьянства, наркомании, проституции. И обещаний все исправить, улучшить, довести, дотянуть, доработать, достроить, перестроить, наладить и тому подобное. Все как всегда. Я брал одну газету, добросовестно прочитывал ее, откладывал в сторону, брал другую, читал, откладывал, и у меня постепенно портилось настроение. Огромная страна, в которой всем плевать друг на друга. Страна, живущая по инерции. Лишенная объединяющей идеи. Инициативы. Плохо управляемая. Мне захотелось на остров Пасхи. Но до острова Пасхи было далеко, да и кому я там нужен?
– Что-то там есть, в этих газетах? – поинтересовалась Маргарита, войдя в гостиную и подсев ко мне.
– Ничего такого, что заинтересовало бы Параманиса. – Я отодвинул от себя стопу газет.
– И нам с тобой нечем п