– Мы оба стали старше на один день, – замечает Роб, лихо маневрируя на извилистом участке дороги. Стрелка спидометра переходит разрешенные тридцать миль в час. – Лучше стареть, чем не жить.
Я смотрю в залитое дождем окно. Девушки, в обнимку шагающие по тротуару на каблуках и в открытых платьях, прикрывают головы сумками от дождя. Парни, многие на вид младше Фина, отпускают им вслед шуточки. Мы останавливаемся на красный свет у перехода. Рядом тормозит машина, набитая гуляющей молодежью. Она по миллиметру продвигается вперед, и на миг мы встречаемся взглядами. Должно быть, мы кажемся им глубокими стариками, которым уже давно пора домой спать. Загорается зеленый; Роб жмет на газ, и тут из тени под колеса выскакивает одинокая фигурка.
– Роб! – кричу я.
Он бьет по тормозам, однако машину несет вперед на скользком асфальте. Девушка беззаботно машет друзьям, которые ждут ее на той стороне улицы, как будто находится в звуконепроницаемой неуязвимой оболочке. Она видит только свою цель и не подозревает об опасности, а тем временем расстояние между нами неумолимо сокращается. Я открываю рот, чтобы закричать, и подношу ладони к глазам, но машина наконец останавливается, и лобовое стекло окатывает вода из огромной лужи.
– О боже! – Я прижимаю руку к груди. – Мы чуть не…
– Джо, я ее видел. – Роб жмет на клаксон и кричит девушке: – Ты что, ослепла?!
Она, не оборачиваясь, торопится к друзьям.
– Ты ее чуть не сбил. – Я едва перевожу дух от испуга и пытаюсь ослабить ремень на груди, резко натянувшийся при торможении. Сердце бешено стучит.
– Не сбил же, – отвечает Роб, заводя мотор.
Он с завидным спокойствием, правда, чуть обиженно, замечает, что на нашей стороне его скорость реакции и немецкий автопром. Я припоминаю бутылку вина, которую мы выпили за ужином, и благодарю бога, что все закончилось благополучно. Так и вижу, как девушку подбрасывает на капот, затем на лобовое стекло… На ее месте могла быть наша дочь. Между прочим, ее лицо смутно знакомо… Я вытираю испарину со стекла и смотрю ей вслед. Друзья вытягивают руки и заключают девушку в объятия, беззаботно смеясь, как будто они все до одного неуязвимы. Неожиданно в толпе мелькает шлейф длинных белокурых волос.
– Роб, стой! Останови машину!
– Что еще? – хмурится он.
– Там Саша. Это ее подруга перебегала дорогу – а я еще думала, почему лицо знакомое.
Включив поворотник, Роб тормозит у тротуара и ждет, пока молодые люди поравняются с нами. Вскоре мы узнаем Сашу в центре компании, шагающей по тротуару в нашу сторону.
– Кажется, она с парнем, – говорит Роб.
Я надеваю очки и внимательно разглядываю единственного парня в окружении хихикающих девиц – высокого красавца. Собственно, это даже не парень, а взрослый мужчина. И этот мужчина держит за руку нашу дочь.
– Поехали! – восклицаю я. – Скорее, пока она не видит.
– Нет, я хочу с ней поговорить. – Роб не трогается с места. – Пусть объяснит свое поведение.
– Не надо! Не сейчас!
– Почему? – Он опускает оконное стекло и машет другим водителям, чтобы объезжали.
– Не надо унижать ее перед друзьями.
– Я не собираюсь никого унижать. – Роб нажимает кнопку, и мое стекло тоже ползет вниз. – Просто поговорю.
Я уклоняюсь от залетающих в окно капель дождя и снова прошу Роба поехать домой. Он качает головой и обещает держать себя в руках – просто перекинется с дочерью парой слов. Саша подошла уже достаточно близко, и видно, что она улыбается. Вскоре она узнает машину и смутится, что ее поймали на лжи; лучше бы нам уехать, пока не поздно. Высокий мужчина наклоняется поцеловать ее, и длинные темные волосы падают ему на лицо.
– Она солгала тебе, – оборачивается ко мне Роб.
– Да, и все же сейчас неподходящий момент.
– Твой день рождения, черт возьми!.. – Наклонившись ко мне, он кричит в открытое окно: – Саша! Саша! Иди сюда!
– Ради бога, Роб! – запоздало восклицаю я.
Мужчина оборачивается первым, за ним Саша. Улыбка мгновенно улетучивается; фары проезжающих мимо машин освещают ее ошеломленное лицо. Она что-то шепчет своему спутнику, который держится в хвосте компании. Остальные подходят ближе и с любопытством разглядывают меня в открытое окно. Девушка с перекрестка, нетвердо переступая по тротуару, с хихиканьем бормочет: «Здрасьте, миссис Хардинг!»
Я улыбаюсь в ответ, но тут же перевожу взгляд на Сашу и высокого мужчину. Стоя в тени, он наблюдает за идущей к машине Сашей.
– Мы думали, ты болеешь, – перегнувшись через меня, говорит Роб.
– Мне было плохо, – отвечает Саша. – Голова болела.
– А сейчас как? – спрашиваю я.
– Все отлично, – отвечает за нее Роб. – Как всегда.
– Мам, извини, если я…
– Саша, ты поступила отвратительно, – отвечает вместо меня Роб. – Солгала нам, чтобы не прийти к матери на день рождения.
– Неправда. – Саша косится через плечо на темноволосого мужчину. – Давай поговорим в другой раз. Мне неудобно перед друзьями.
– Ах, ей неудобно! – взвивается Роб.
– Роб, пожалуйста, давай поедем. Поговорим с Сашей завтра, – робко прошу я, но Саша перекрикивает меня:
– Если ты мне не веришь…
Брюнет прикуривает сигарету. Огонь от зажигалки поначалу едва не гаснет под дождем, затем освещает широкий рот, искривленный в полуулыбке, и внимательные карие глаза. Встретив мой взгляд, мужчина улыбается более явно.
Не дослушав, Роб с силой нажимает кнопку стеклоподъемника, и окно закрывается. Машина резко стартует, и меня вдавливает в кресло.
– Очень грубо, – говорю я. – Ты даже не дал ей закончить фразу.
– По-твоему, я во всем виноват? – Роб продолжает жать на газ. – А она? Почему ты не сказала, что так не поступают? Саше пора взрослеть, черт побери! Вечно ты ей все позволяешь!
– Если она не хочет приходить ко мне на день рождения, то пусть… – К горлу предательски подступает ком, и я отвожу глаза. – Я не собираюсь ее принуждать.
– Это обязанность детей перед родителями, без всяких «хочет – не хочет»!
За городом дороги становятся более прямыми и широкими. Темнеет. Сумерки скрывают мои чувства.
Роб мельком смотрит на меня.
– Ладно, давай не будем портить твой день рождения.
– По-моему, этот поезд уже ушел.
– Ну спасибо! – Он резко поворачивает, объезжая вынырнувшего из темноты велосипедиста.
Я начинаю оправдываться: конечно, он очень старался, и я благодарна за прекрасный подарок – сумку из мягкой кожи, абсолютно в моем вкусе, – но сцена с Сашей была ужасной и унизительной.
– Джо, кто-то должен был ей объяснить.
– Она во многом еще ребенок!
– Я понимаю, тебе тяжело это принять, – говорит Роб. – Но дети взрослеют.
– Ага, и мы все умрем. – Я вцепляюсь в край сиденья. – Причем довольно быстро, если ты не сбавишь скорость.
Роб молча хмурится, однако притормаживает.
– Пойми наконец, как мне тяжело, – продолжаю я. – И дело тут не в дне рождения.
Роб громко вздыхает.
– Тебе нужно поменять свое отношение к ситуации. И найти себе занятие.
Какое-то время мы едем молча. Мигают светофоры, рядом проносятся другие машины – молодежь возвращается с вечеринок. Мы проезжаем новостройки у парка, потом коттеджи, которые как грибы выросли на бывших окраинах города, и наконец въезжаем в деревню. Мы почти у цели: осталось подняться на холм к бывшему амбару.
– Собственно, я уже.
Мы едем по узкой длинной дороге; вокруг темно, только отраженный свет фар освещает наши лица.
– Что уже? – переспрашивает Роб.
Я чуть было не рассказала, что собираюсь заняться волонтерской работой, но решила подождать – а вдруг не сложится. Я заполнила все анкеты в центре соцпомощи две недели назад; там пока молчали, и я не знала, радоваться этому или огорчаться отказу. Но как раз утром позвонила Роуз, сообщила, что проверка завершена, и предложила «забежать на чай».
Наверное, нужно было рассказать Робу за ужином, однако, честно говоря, я немного опасалась его реакции. Я вспоминаю, с какой радостью меня встретила Роуз, когда я сегодня заехала в центр. А Ник, ее начальник, отвел меня в сторону, положил руку на плечо и поблагодарил за то, что я жертвую свое время: «В наши дни такое нечасто встретишь».
– Я буду работать волонтером в центре соцпомощи, – с замиранием сердца признаюсь я.
Роб не отвечает, видимо сосредоточившись на преодолении последнего участка пути. В такой ливень ехать в гору по проселочной дороге – непростая задача.
– Это в городе, недалеко от Сашиной работы. – Я стараюсь заполнить повисшую паузу. – Одно время они с коллегами тоже там помогали.
– Саша была волонтером? – спрашивает Роб, продолжая напряженно следить за дорогой, которую почти не видно за стеной дождя.
– Уже давно и всего один раз. Я не о ней, а о себе.
Наконец фары выхватывают из темноты белый камень, обозначающий нашу подъездную аллею. Пока Роб запирает машину, я бегу к дому, зажав в руке ключи. Даже за короткую перебежку мы оба успеваем промокнуть до нитки.
– Ну и ливень! – Я вешаю куртку на спинку стула. – Ужас просто! – Включив кофемашину, пытаюсь пригладить волосы, которые едва не унесло ветром. – Кофе?
Роб вытирает волосы полотенцем.
– С удовольствием. А потом расскажешь, что ты такое затеяла. – Убирая полотенце, он подмигивает. – Да я тебя дразню! Давай рассказывай, я весь внимание!
За двадцать три года брака привыкаешь предсказывать реакцию партнера. Иногда это хорошо, иногда не очень. Каждый из нас знает, как задобрить другого и как разозлить. Мы оба умеем говорить начистоту, и эта прямота бывает как полезной, так и деструктивной. В острые моменты я не умею мобилизоваться и дать отпор. Я как еж, сворачиваюсь в клубок и отползаю, а Роб играет роль хищника, который трогает меня лапой, вынуждая развернуться.
Он вытягивает длинные ноги под столом. Кофе давно выпит, беседа в самом разгаре. Роб засыпает меня вопросами. Я пытаюсь отвечать сдержанно, но от его скептического тона постепенно закипаю. Его предубеждение против людей, которым я намерена помогать, до крайности неприятно. По его словам, меня могут обокрасть или избить. И зачем мне тратить время на лодырей, которые даже не хотят найти работу, а только вымогают деньги на наркотики?.. Я молчу, хотя еще недавно отчасти разделила бы его опасения. Потом я познакомилась с Роуз и Ником, ощутила их душевную щедрость и поняла их благородную цель – давать надежду людям, к которым фортуна повернулась спиной. Как сказала Роуз, не всегда это их вина, и я склонна с ней согласиться.