– У меня ощущение, что Роб был не в восторге от твоей работы.
– Вообще-то он уговаривал меня остаться, – заявляю я. – Сказал, что новая деятельность шла мне на пользу. – Я снова бросаю взгляд на дверь кабинета.
– Ты поссорилась с Ником? – Все-таки у Роуз нюх на подобные вещи.
– Ну что ты! Просто я страдаю от того, что не могу быть с семьей. Помнишь, в начале шла речь о двух часах в неделю, а получалось-то гораздо больше…
– Я позову Ника, – перебивает Роуз, вставая с места. – Пусть он тоже послушает.
– Нет! – Я хватаю ее за руку.
Роуз разворачивается ко мне, нахмурившись, что ей совершенно не свойственно.
– Джо, что происходит?
– Ничего, – торопливо отвечаю я. – Честное слово, ничего! Дай мне неделю-другую, может, месяц, и я, скорее всего, вернусь. Например, буду работать те же два часа, когда ты одна в центре.
Дверь кабинета распахивается, и мы обе умолкаем, глядя на Ника. Ничуть не смутившись, он спрашивает со свойственной ему прямотой:
– Все хорошо, девушки? – И чуть менее уверенно добавляет: – Джо, зайди на минутку.
– Я как раз говорила Роуз… – начинаю я, но Ник уже повернулся ко мне спиной.
Когда я вхожу, он просит закрыть за собой дверь.
– Пожалуйста, Джо. Я не буду приставать.
Я закрываю дверь, и мы садимся – друг напротив друга, как в тот вечер. Сейчас вспоминать об этом, мягко говоря, неприятно. Ник начинает первым.
– Тебе лучше? Правда болела гриппом?
– Да, гораздо лучше, – сдержанно отвечаю я.
– Послушай, я понимаю, почему ты пряталась. Прости, я позволил себе лишнее. Мы оба хватили лишнего, и я…
– Нет, ты не виноват. – Я отвожу глаза, ощущая, как к щекам приливает кровь. – Как ты сам сказал, мы перебрали.
Ник смеется.
– У меня было ужасное похмелье, голова чуть не лопнула.
– У меня тоже, – серьезно говорю я.
– Так что, мир?
Я медлю. В тесном кабинете меня бросает в жар, да и мы снова с Ником наедине.
– Все-таки мне лучше уйти. Мы не сможем нормально общаться.
– Сможем, обещаю.
Он серьезен, даже как будто опечален. Я была уверена, что уволюсь – казалось, это естественное продолжение. Но сейчас я начинаю думать, что смогу остаться. В кабинете бесконечные груды папок, и в каждой – душещипательная история. Работа – моя отдушина, она держала меня на плаву долгие месяцы; странным образом я даже получила одобрение Роба. Я даже не ожидала, что буду так тосковать по центру соцпомощи эти две недели. И в конце концов, мне не помешает отвлечься. Несмотря на свои обещания, Роб по-прежнему засиживается на работе допоздна.
– Если мы договоримся, что это никогда не повторится, – говорю я Нику. – Я замужем и не могу… – Слова застревают в горле.
– Ни в коем случае. Это была ошибка. – Он продолжает мою мысль. – Первая и последняя.
Я открываю дверь. Несмотря на поздний час, в зале есть посетители – некоторые мне даже знакомы. Я оборачиваюсь к Нику:
– Пойду работать.
– Хорошо, что все утряслось. Я боялся, что мы тебя потеряем, когда ты…
– Я вернулась, – улыбаюсь я.
Ник улыбается в ответ и, как раньше, тепло на меня смотрит.
– Закрой за собой дверь, хорошо?
Уставшая – утро выдалось напряженное, – но довольная, что вернулась к волонтерской работе, я мчусь к Сашиному офису. К счастью, она тоже опаздывает – напротив вращающихся дверей никого. Я перевожу дух и вдруг вздрагиваю – кто-то стучит меня по плечу. Саша стоит рядом и смеется.
– Мама, ты меня не заметила!
– Господи! – Я в ужасе прикрываю рукой рот. – Что у тебя на голове?
В кафе тихо, и я изо всех сил стараюсь говорить ровным голосом. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к ее новому образу.
– По-твоему, прическа ужасная?
– Вовсе нет, дорогая. Просто очень необычная. – Протянув руку, я касаюсь коротких прядей, про себя оплакивая великолепные белокурые локоны, от которых она почему-то решила избавиться. – А где ты постриглась?
– Бармен раньше работал парикмахером. Он и татуировки умеет.
– Ты и татуировку сделала? – Я невольно повышаю голос.
– Еще нет. – Саша садится на стул и раскрывает меню. – Не могу выбрать рисунок.
К счастью, наш разговор прерывает официантка. Мы заказываем по сэндвичу.
– А Томас что сказал? – спрашиваю я, отпивая чай.
Саша пожимает плечами, и я втайне надеюсь, что найду неожиданного союзника в лице Томаса. Увы, он в восторге от прически. Собственно, это была его идея.
– А как у вас вообще дела?
– Отлично! – Саша поднимает голову. – Знаешь, мама, по-моему, Томас – это моя судьба. Он для меня – весь мир. Как для тебя папа.
Когда она исчезает за вращающимися дверьми, я ожидаю слез или злости, но не чувствую абсолютно ничего и бреду к машине в каком-то ледяном оцепенении. У Саши с Томасом все серьезно, он очень много для нее значит. Сердце словно придавила тяжелая плита, и некуда деться от невыносимого стыда.
Глава 15
Тринадцать дней после падения
С момента падения прошло уже почти две недели. Тринадцать дней я жду возвращения утраченных воспоминаний. Я почти готова к тому, что полное восстановление невозможно. Роб без конца повторяет, что нужно начать все с начала, забыть прошлый год, забыть о центре соцпомощи и обо всем прочем. Перевернуть страницу и жить дальше. Однако картина, где мы с Робом ссоримся на лестничной площадке, все отчетливее встает у меня перед глазами. И теперь я слышу его крик: «Мы созданы друг для друга. Я всегда делал все, чтобы мы оставались вместе. Джо, я не могу тебя потерять! Я тебя не отпущу!» А иногда – в самые неожиданные моменты – мне видится Ник. Кофе, сдобренный виски. Поцелуй в темноте. Я убегаю из центра соцпомощи, громко хлопая дверью. Стою на пороге «Лаймз». Порой вижу обнаженного мужчину, медленно оборачивающегося ко мне.
Саша ждет меня у офиса. На ветру ее свободная юбка облегает фигуру, подчеркивая то, о чем я подсознательно догадывалась с момента возвращения из больницы. Новая стрижка и яркий макияж, так поразившие меня поначалу, только отвлекли внимание от самой главной перемены: отекших пальцев, мешковатого свитера, округлившегося, прежде такого худенького личика. Что мне помешало заметить сразу: самочувствие, путаница в мыслях или зацикленность на своих проблемах? Причем Роб наверняка знает и держит от меня в секрете, как и многое другое. В случае чего ответил бы, что бережет меня, пока я не окрепну. Может, моя невнимательность – тоже своего рода защитная реакция?
В глаза бросается вывеска центра соцпомощи, но я продолжаю шагать навстречу Саше.
– Привет, мама! – Обнимаясь, Саша старается не прижиматься ко мне животом. – А ты лучше выглядишь.
– Да, мне и правда гораздо лучше. – Я отступаю на шаг и внимательно смотрю на дочь. У меня был точно такой же румянец, когда я ее носила. – И ты хорошо выглядишь. А как самочувствие?
– Все отлично, – отвечает она, отводя глаза. – Пообедаем? Я голодная, как волк, и у меня всего полчаса.
– Конечно. Прости за опоздание, никак не могла припарковаться. Пришлось оставить машину у многоэтажки. – Почему-то начинает болеть голова.
Саша с улыбкой берет меня под руку.
– Куда пойдем? Как обычно?
– Нет, я знаю местечко поближе. Собственно, вот оно. – Я показываю на кафе, где встречалась с Роуз.
– Неожиданно, – замечает Саша, оглядываясь. – А папа говорит, ты не ходишь в заведения, где меню помещается на ламинированной странице.
– Я была тут с подругой – приятное тихое место. – Я улыбаюсь, бросаю взгляд на столик у окна, затем снова на Сашу. Та, скривившись, смахивает крошки со стола. Я проглатываю пару таблеток и запиваю водой из-под крана, которую попросила принести, когда мы вошли.
– У тебя все хорошо? – Саша вопросительно смотрит на меня. – Ты почему-то хотела встретиться именно сегодня.
– Да-да, все замечательно. – Я принимаюсь изучать меню.
Мы заказываем картошку в мундире и тунец под майонезом.
– Ты снова ешь рыбу? – удивляюсь я. – Я думала, ты веган.
– Только рыбу. – Саша снисходительно улыбается официантке, совсем как ее отец. – Организм требует белка.
Что это – намеренная провокация?.. Я хочу, чтобы Саша рассказала сама. Мой взгляд падает на окно, и на миг мне кажется, что там стоит Томас. Полы его плаща развеваются на ветру, губы растянуты в насмешливой улыбке. Я прикрываю глаза, силясь отогнать видение.
– Что с тобой, мам? – спрашивает Саша. Встрепенувшись, я улыбаюсь ей. – Ты как-то странно себя ведешь, как будто отключаешься.
– Извини.
Она хмурится, вертя массивное кольцо на пальце правой руки. Симпатичное, говорю я, гораздо лучше остальных.
– Я его обожаю. – Саша протягивает руку с кольцом поближе. – Это же ты мне подарила на день рождения, не помнишь?
– Как жаль, что я его пропустила. Впервые в жизни.
– Ничего ты не пропустила! – Она снова разглядывает кольцо. – Просто не помнишь. Он в марте…
– Я помню, когда ты родилась, – говорю я и вновь замолкаю, пытаясь вспомнить точную дату. Саша родилась в марте, а Фин – в июле.
– Не важно, мам. Все было отлично.
Я улыбаюсь. Саша спрашивает, вспомнила ли я что-нибудь новое с тех пор, как мы виделись в прошлый раз. Кое-что всплывает, уклончиво отвечаю я и пристально смотрю на нее, ища на лице хоть намек на главную тайну, которую она упорно не выдает.
Саша потягивает сладкую воду через соломинку, округлив накрашенные губы. Даже яркий макияж не может скрыть, какое она, в сущности, еще дитя. Наконец приносят заказ, и Саша жадно набрасывается на еду. Ей уже пора на работу, а я до сих пор не подняла тему, ради которой пришла.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спрашиваю я, оставляя на столике деньги. – Нечто важное?
Саша сидя натягивает пальто.
– Например? – с притворной беспечностью спрашивает она.
Я вздыхаю. Жаль, что придется говорить самой. Даже где-то оскорбительно, при уже заметном животе.
– Саша, я знаю, что ты беременна.