Он взял заказ, хотя заказчик ему не понравился: говорил как-то растянуто, прятал глаза, да и на встречу пришел в нелепой шляпе, думая, что ею можно прикрыть глаза, конспиратор хренов. Какая-то неестественность была во всем его поведении. Но он на своем веку повидал всяких заказчиков: и странных, и обычных, и высокомерных, и заискивающих, ему дела до них нет, лишь бы платили.
Мужчина получил аванс и начал изучать привычки «объекта». Он слышал о человеке, в которого ему предстояло выстрелить. В сибирском городке только ленивый не знал, что космическое предприятие возглавляет Владимир Николаевич Яценко.
Зачем заказчику смерть Яценко? Американское задание по развалу космической отрасли страны? Непохоже, не тянул заказчик на шпиона, шпионы посерьезней будут, а этот, он чувствовал, захлебывается от ненависти и злобы. За годы выполнения всяких разных особых заказов он привык не задавать вопросы, а действовать в соответствии с ситуацией.
Почему заказчик выбрал этот город, а не шумную столицу, где легче раствориться в толпе? Наверное, был какой-то, только ему одному ведомый извращенный смысл: лишить человека жизни там, где он высоко поднялся. Расправа с Яценко должна прогреметь на весь город, и это, вероятно, кому-то доставит истинное удовольствие. В Москве об убийстве мгновенно забудут, там таких драм — воз и маленькая тележка.
Если бы кто-нибудь сказал полицейскому Стасу Осипову, что он станет киллером, он бы никогда не поверил, но жизнь сыграла с ним такую злую шутку, что фантастические повести отдыхали. Еще со школы он хотел служить в полиции, и не просто хотел, а делал все, чтобы мечта стала реальностью. В старших классах Стас серьезно занялся своей физической подготовкой, выбивал в тире все тарелочки, но на юридический недобрал баллы и только на следующий год поступил в школу полиции.
Участковый Осипов свою работу любил, особо не высовывался, ходил в середнячках до того самого случая, до того самого дня, когда у него пошел другой, обратный отсчет. После двух лет службы он стал свидетелем происшествия: двое молодых людей в подворотне избивали третьего.
Стас сумел задержать одного из нападавших, вызвал наряд и «Скорую». Пострадавший, семнадцатилетний подросток, скончался по дороге в больницу от черепно-мозговой травмы, несовместимой с жизнью. Впервые почти на глазах у него погиб человек, и Стас переживал, что не появился во дворе раньше, может, тогда мальчишку удалось бы спасти. Задержанный парень держался уверенно, тянул во рту жвачку и смотрел наглыми глазами. Участковый Осипов не выдержал:
— Что же ты, сволочь, делаешь? Кто тебе позволил людей жизни лишать?
Каково же было его удивление, когда задержанного отпустили под подписку о невыезде. Стас зашел к следователю, который вел это дело.
— Я свидетель драки, сотрудник полиции, участковый.
— Да знаю я про вас. Ваши показания есть в деле, я читал.
— Я хочу уточнить, почему задержанного отпустили?
— Потому что мы работаем по закону. Собираем доказательства, передаем дело в суд. Задержанный утверждает, что юноша напал на них, и они защищались.
— Вы шутите? Я лично видел, как двое избивали одного, ногами по голове.
— Но это ваша версия событий, а у задержанного своя. У него адвокат. Второй участник событий, про которого вы сообщаете, как утверждает задержанный, случайный прохожий, который тоже стал объектом нападения. Думаю, что он напугался вашего появления и просто сбежал.
— А еще чего он напугался?
— Зря вы так, — нахмурился следователь. — Вы занимайтесь своими делами на вверенном вам участке, мы разберемся.
Стас недоумевал, но решил не опускать рук и разыскать родственников погибшего паренька, Василия Меньшова. Парень жил как раз на вверенной ему территории, а значит, участковому было до всего этого дело, тем более он свидетель происшествия. Дверь открыла маленькая женщина с печальным лицом. Даже строгий пучок на ее затылке казался жалостливым и двигался удрученно. Говорила маленькая женщина упавшим голосом.
— Вы ко мне?
— Я ваш участковый, Стас Осипов, вот мое удостоверение.
— Проходите. После смерти Васи у нас побывало столько незнакомых людей. — Она пожевала губы.
— Я пришел уточнить, вы подавали заявление в полицию?
Женщина испуганно напряглась:
— Мне сказали, что в этом смысла нет. Васю все равно не вернешь, а мне младшего растить надо.
— А кто вам сказал, что смысла нет?
— Люди приходили от мэра нашего, Вороткина.
— При чем тут мэр?
— Вы сказали, что вы участковый?
— Я ведь удостоверение показывал. Я действительно участковый, более того, я свидетель происшествия, «Скорую» вызывал.
— Тогда почему вы не знаете, что Вася подрался с сыном мэра?
— Не знал я такого обстоятельства, теперь знаю. Ну, это же ничего не меняет. — Догадка его обожгла. — Вам заплатили?
— Какое ваше дело? Сына не вернешь. — Пучок на затылке зашевелился, и она расплакалась, не в силах сдержать слез.
Отказаться от своих показаний и перестать активничать Стаса уговаривали долго и многие, от непосредственного начальника, который вздыхал и потел при разговоре, до собственной матери, и аргумент у всех был один: тебе что, больше всех надо, зачем?
Он отвечал:
— Надо! На моих глазах насмерть забили человека, и молчать я не буду, даже если это мэрский сынок.
Неприятности на службе появлялись помаленьку: возникали незаметным легким облачком и перешли в грозовую тучу. Стас по-прежнему не вылезал с участка, поводов для этого было всегда достаточно, если по утрам сосед шумит перфоратором или вечером супруги выясняют отношения, все зовут участкового. Бытовые, личностные вопросы, утро, ночь — народу все равно.
Стаса избили рядом с домом, били с толком, приговаривая:
— Заканчивай качать права!
Потом при странных обстоятельствах из сейфа исчезло его табельное оружие, началось служебное расследование, по итогам которого Осипова уволили из органов. В этот же вечер сгорел их дом, который строил еще отец. Мама погибла во время пожара, задохнулась в дыму. Когда Стас приехал на место происшествия, то увидел только обгоревший диван и обрушенную крышу. Огонь успел выжечь все, и его жизнь тоже.
— Сволочи, какие вы сволочи, — бессильно шептал он и вытирал мужские слезы, словно дым от пожара ел глаза.
Бывший участковый как будто сломался, он уехал в Москву, устроился работать на стройку, жил в бараке вместе с остальными работягами, но случай настиг его и в бараке. К хозяину, что общался с рабочими, приехали с разборками какие-то люди, началась беспорядочная стрельба, и могла пострадать вся их бригада. Стас подобрал оружие одного из убитых налетчиков и помог хозяину, отлично помог. С тех пор его звали Беглый, и его работа хорошо оплачивалась, очень хорошо. Себе он объяснил, что уничтожает членов системы, которая отторгла его, как отторгает организм чужеродный орган. У него не было переживаний по этому поводу.
Глава 28
Юля Сорнева возвратилась в свой город опустошенная. Информация, которой она располагала, требовала осмысления. Вдова Ильи Гладкова Лидия Ивановна, чей телефон Юля все-таки «выдавила» из Геранина, встречаться с ней наотрез отказалась. Интервью получилось только по телефону.
— Мне нечего вам сказать. Я ничего не знаю про жизнь Володи Яценко.
— Мне хотелось, чтобы вы вспомнили молодые годы.
— А мне хотелось бы их забыть. Забыть, понимаете?
— Но ваш сын, Артем, встречался с отцом!
— Этого не может быть!
— Встречался, Лидия Ивановна, и вы это знаете.
— Я ничего знаю. Оставьте меня в покое!
Раздосадованная Юля услышала в трубке гудки отбоя. Но, конечно, не видела, как взволнованная женщина зашла в комнату к сыну.
— Зачем ты встречался с ним?
— С кем? — Артем сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Сынок, разве он для тебя семья? Зачем, зачем он тебе был нужен? Нам хорошо вдвоем. Он ничего не умел, кроме как разрушать!
— Я уже взрослый, мама, а ты продолжаешь себя вести как наседка.
Лидия Ивановна взяла в ладони лицо Артема, приблизила к себе и прошептала:
— Сынок, скажи, ведь это не ты стрелял в отца? Не ты! Ты не мог!
Юлька рассказывала свои столичные похождения Заурскому и понимала — не будь она журналисткой, она бы посочувствовала вдове профессора, не доставала бы ее. Но журналист отличается от обычного человека тем, что его задача добыть, достать информацию, а значит, зачастую задавать неприятные вопросы.
Юле сейчас надо было собрать в одну цепь разорванные информационные кусочки, а пока было много вакуума. Поведение людей, которых она расспрашивала, их отношение к Яценко было похожим, все не хотели о нем вспоминать, и, конечно, только главред подскажет, что с этим делать, и только он спасет ее мечущуюся душу. Егор Петрович, как остров в океане, где можно передохнуть, перекусить, подумать и опять отправиться в путь.
Письма от Кевина, что регулярно приходили, она теперь воспринимала по-другому, ближе. Юля, как оказалось, тоже была наполовину американкой, только просто не знала об этом. Она всегда чувствовала, что в истории с мамой что-то не так, но не знала, что конкретно. Теперь все изменилось, исчезло внутреннее напряжение, всегда присутствующее раньше, когда она думала о маме. Изменился мир вокруг, а значит, и она сама. Юля точно сейчас знает, что лучшее имя в мире, — это Оливия.
На фейсбуке оживились турки и египтяне, и ее это забавляло. «Ты очень красивая», — писали ей молодые люди. Юля понимала, что начинается курортный сезон и эти письма своеобразная «замануха» для туристов и для глупеньких девушек. Каждый третий турок и египтянин писал, что он сын шейха, и выходило, что в этих странах, как и в социальных сетях, обитают только миллионеры.
— А чем твоя история отличается, Юля? — спрашивала она себя. — Кто такой Кевин? Может, это новые приемы египтян?
Письма от Кевина были опять о любви. Словесный американский обман, чего греха таить, был ей приятен. Юля сама писала хорошие тексты, понимала их суть, но до конца так и не могла осознать, как буквы, стоящие рядом друг с другом, знаки ведь, не более, магически могут действовать на разум и волновать сердце. Словесно-буквенное очарование! Загадка, вечная загадка, и хорошо, что ответ неизвестен. Смешные письма Кевина дышали любовью, она чувствовала это.