— Развели в полиции черт знает что! Пистолеты гуляют по отделению, то исчезают, то находятся, и никому за это ничего не бывает.
Он сегодня же пригласит на беседу Смирноватова и получит ответы на свои вопросы.
Но Николай Смирноватов появился только на следующее утро.
— Здравствуйте. — Он широко улыбался. — Искали меня, говорят, а я же в отпуске, на рыбалку ездил.
— Рыбалка — это хорошо. А у нас убийство расследуется, поэтому ваша помощь очень важна и нужна.
Смирноватов продолжал улыбаться, и Кочетова это уже раздражало. Он ничего не мог с собой поделать, не нравился ему этот полицейский, категорически не нравился.
— Я прошу вас вспомнить своего сослуживца Станислава Осипова и историю с пропавшим оружием.
Смирноватов словно онемел, его лицо покрылось крупными каплями пота, и он засопел неожиданно громко.
— Да уже разбирались все. Я объяснительную писал, Стас тоже писал, уже столько лет прошло. Мой пистолет нашелся, там должно быть написано. — Он потыкал пальцем куда-то в сторону.
— А пистолет Осипова нет, исчез, и все. Вы как-то пробовали для себя это объяснить? Дежурному сдали два пистолета, а нашелся один. Логики нет.
— А зачем? Разбирались ведь. — Кочетову показалось, что еще немного, и Смирноватов заскулит, как побитый щенок. — Мой пистолет нашелся, — повторил он.
— Значит, недостаточно разбирались, надо еще разобраться. Давайте сначала. Пистолета исчезло два?
— Два.
— А нашелся один?
— Один.
— Ну, вот не нравится мне эта полицейская арифметика.
— Я не знаю ничего, правда.
— Я вас просил поделиться собственными соображениями. У вас в отделении часто из сейфа пропадает оружие?
— Не знаю.
— А я знаю. По статистике прокуратуры, это единственный случай. — Кочетову казалось, что он разговаривает с мраморной скульптурой.
— Николай Сергеевич, вы меня слышите?
Собеседник едва кивнул и вытер пот грязным платком.
— Как Осипов реагировал на происшествие?
— Не помню, переживал, наверное. У него вообще тогда проблемы начались, он свидетелем по драке проходил. — Когда тема пропавшего оружия поменялась на другую, Смирноватов чуть оживился. — Да там история неприятная была. На его участке случилась драка, парнишка молодой умер по дороге в больницу, Стас свидетелем драки был, а ничего доказать не удалось, вот он и нервничал, что преступников отпустили. А как их не отпустить? Доказательств недостаточно было. Мы же по закону работаем.
Вечером у Кочетова на столе лежала вся необходимая информация. Картина прорисовывалась любопытная. Стас Осипов обивал пороги и просил заслуженного наказания для двух преступников, забивших семнадцатилетнего пацана до смерти. Задержанные утверждали, что действовали в рамках самообороны, Василий Меньшов бросился на них сам, такая немотивированная юношеская агрессия, а Осипов в темноте не разглядел, кто кого бьет, и обвиняет их напрасно.
Фамилия одного из участников драки была хорошо знакома Кочетову. Это был сын городского мэра Александр Вороткин. Вот почему вокруг дела образовался сильный туман, и свидетель Осипов никому не был нужен, он был даже опасен.
В квартире, где когда-то проживал Вася Меньшов, открыли не сразу. За дверью долго крутили замок, шаркали тапочками, но Кочетов терпеливо ждал. Он, конечно, мог послать сюда кого помоложе, не ходить самому, но ему было важно почувствовать атмосферу, чтобы понять мотив действия Осипова, и картина понемногу складывалась. Мазки были легкими, чуть заметными, но уже прорисовывались детали. Дверь открыл молодой человек лет восемнадцати.
— Привет, я из следственной бригады. Меня зовут Иван Николаевич Кочетов. Это ты тапочками шаркал? Я думал, бабуля тут живет.
— Да это я в мамкиных тапочках шел, они тяжелые, но теплые.
— А мама где?
— Мама умерла в прошлом году. Я один теперь живу, на заводе работаю. Никита Меньшов меня зовут.
— На заводе, это хорошо, это правильно. — Кочетов изложил цель своего визита. — Я прошу тебя про брата погибшего рассказать. Каким Вася был? Злым? Добрым? Мог он в драку кинуться?
— Да знаю я про ту драку, все думают, раз я маленький был, то ничего не понимаю. Васька шины автомобиля проколол хаму этому.
— Какому хаму? И почему хаму?
— Сашке Вороткину, он раньше в нашем доме жил, наглый такой, а теперь съехал. Он тогда нашего старого дворника-киргиза матом послал, сломал и закинул на крышу его метлу, самого толкнул за то, что дворник ему замечание сделал.
— За что сделал замечание?
— Мне Вася рассказывал, что Сашка с дружком просто издевались над дворником, кидали демонстративно мусор, смеялись над ним. Он не выдержал и пригрозил им. Вот они и напали на него, Сашка с дружком. Васька это видел, но, когда прибежал, они уже смылись. Он дворника жалел очень.
— И решил отомстить?
— Ну да, полиция ведь не стала бы связываться с мэрским сынком. Он проколол шины, а Сашка догадался, а может, кто и подсказал. А Вася был хороший, правильный.
Глава 34
Мила Сергеевна порхала и находилась на седьмом небе от счастья. Ее идею провести в газете конкурс селфи главред не только поддержал, но и похвалил.
— Мила, ты молодцом! Мы привлечем молодежную аудиторию, она снимать сама себя любит. Давай продумаем технические моменты. Меня интересуют качественные фото, чтобы в газете их можно было рассмотреть и устроить зрительское голосование. Портреты ведь нынче пишут не художники, а сами люди. На сайте газеты эти фото будем выкладывать. Только тематику определи, что будет фоном. Селфи на фоне чего? Или это просто набор лиц, в смысле, портреты современников?
— Конечно, конечно, Егор Петрович, в каждой идее должна быть своя идеология. Селфи с известными людьми, наверное, не пойдет, где тут у нас известных лиц набрать? Разве какой театр на гастролях заблудится.
— Мне жанр селфи симпатичен, — подала голос Юля. — Очень интересно наблюдать за тем, как люди видят себя, как проявляют эмоции. Кстати, селфи Мишель и Барака Обамы набрали за сутки более трех миллионов просмотров.
— Нам бы такую популярность, — усмехнулся Заурский.
— Я придумала! — воскликнула Мила Сергеевна. — Придумала, как назвать конкурс! «Селфи-Позитив». Пусть это будут улыбки, красивые лица.
— Мне нравится, — поддержала Юля.
— Если дамы «за», я присоединяюсь, — кивнул главред.
Планерка закончилась, и Мила Сергеевна вышла из кабинета, всем своим видом демонстрируя превосходство. «Мои идеи одобрены, не все молодежи креативить».
— Ты задержись. — Заурский кивнул Юле. — Я хочу услышать твои результаты.
— Егор Петрович, найти Артема в нашем городе пока не представляется возможным, его многочисленные командировки закончились с гибелью отца. Он в Москве. Ребята, с которыми он здесь общался, ничего особенного сказать не могут, не знают про его родственников. Звонил он при них пару раз матери, вообще, говорят, Артем немногословный. Опять лететь в Москву — большая роскошь для редакционного бюджета. Сотовый Артема недоступен, но ребята обещали отзвониться, если он появится. Интервью с людьми из окружения Яценко я набрала много: и начальника пресс-службы Ларису Кошкину опросила, и первого зама Шатова, и много кого еще, просто целая коллекция портретов. Обрабатываю.
Каждый день Юля анализировала собранные материалы и раскладывала, отмечала их в своей таблице по специальной психосемантической шкале: активная, раздражительная, невзрачный, притягивающая, оживленный, доброжелательный, несобранный, пассивный, напряженная, унылый, пренебрежительная. Убитый был тираном, и люди, которые соприкасались с ним, постоянно терпели унижение и моральный прессинг. Юля подметила, что многие приносили в жертву желания, способности, карьеру, таланты, возможности, любовь. Но еще Бернард Шоу сказал: «Если вы начинаете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к тем, кому принесли в жертву себя». Жертва восстала. Для того чтобы окончательно убедиться в своей догадке, ей еще нужно время.
— А как ваши дела? — поинтересовалась Юля у главреда. — Вы слышали заявление мэра, что он еще не принял окончательного решения об участии в следующих выборах?
— Поэтому и сомневается, что статья выходит завтра.
— А это кто? — Она увидела фотографию на столе Заурского.
— Тот самый участковый, Стас Осипов, который был свидетелем драки, только его почти сразу уволили из органов. Завтра, после выхода материала, прокуратура должна принять решение о пересмотре дела.
— Выразительное лицо.
— Да уж, переехал мэр его судьбу. Кстати, мэрский сынок нынче бизнесмен, занимается через подставную фирму поставкой питания в школы. Думаю, что недолго ему осталось ходить на свободе.
— Вы верите, что справедливость восторжествует?
— Не сомневаюсь и прилагаю к этому все усилия. Более того, мне только сегодня сказали, что отпечатки убийцы Яценко принадлежат Стасу Осипову.
— Егор Петрович, мне страшно!
— Несправедливость порождает насилие, агрессию. Непростой клубок образовался.
— Егор Петрович, я сегодня снова собираюсь к вдове Яценко. Мне нужно кое-что уточнить. Она может быть в курсе личных обстоятельств мужа. Интересно, а Вера Михайловна знает, что он присвоил чужие научные труды?
— Это смотря какая жена.
— Она, между прочим, производит яркое впечатление. Умная, красивая, но несчастная.
— Да это тебе показалось, девочка. У нее дом — полная чаша, муж был начальник, она и сейчас поездку в Карловы Вары может себе позволить хоть каждый месяц.
— Егор Петрович, вы меня удивляете. При чем тут Карловы Вары? Разве может в этом заключаться счастье?
— Молодая ты еще, Юлька, не буду тебя грузить, но Карловы Вары — это счастье. Ладно, ты действуй по обстоятельствам, журналист Сорнева. И, пожалуйста, будь помягче с Милой Сергеевной, у нее начались приступы профессиональной ревности. А этого нельзя допустить, дети мои.
План интервью у Юли был готов, и в подтексте предложений она расставила несколько зацепок, приманок, на которые обязательно клюнет красивая вдова по имени Вера. Женщина звонку Юли не удивилась, она вообще была в приподнятом настроении.