— Размечтался! — крякнул голос. — Привел девчонку с улицы и размечтался.
— Отстань ты! — ему хотелось завыть от отчаяния и невозможности осуществить простое житейское счастье, так необходимое каждому человеку.
Вдруг в комнате закричала Нина, громко и протяжно. Он подскочил к дивану.
— Нина, ты что?
— Мне страшно, страшно! Они приснились мне, которые сумку вырвали.
— Глупышка. — Он обнял ее и прошептал: — Девочка моя, здесь тебя никто не обидит, никто. Я буду охранять твой покой. — Он целовал ее долго и нежно, и ему вдруг на мгновение показалось, что ничего невозможного нет, а счастье, вот оно, рядом, до него можно дотронуться. Потому что ведь неспроста кто-то с небес послал ему этот плачущий на скамейке подарок, девушку с редким именем Нина.
Эта встреча неслучайна, она нужна ему для понимания чего-то важного, для чего-то существенного, для того, чтобы оттащить его от края пропасти, к которой он подошел так близко. Стас устал, он очень устал убивать, он больше не хочет брать в руки оружие.
Говорят, что для каждого человека предназначен кто-то другой. И наконец сейчас он не одинок. Он не хочет и не будет думать о расплате за прошлые деяния, и пусть эта встреча несвоевременна, пусть в этот момент Стас еще не готов принять в свою жизнь другого человека, но он не может отказаться от этой девушки. Не откажется. Нет такой силы, которая заставила бы его это сделать.
Глава 41
Казалось, что материала для статьи у нее достаточно и все складывается, но не хватало важной детали — встречи с Артемом Найденовым, чтобы понять, как развивалась история отношений отец — сын. Чем она закончилась? И если бы не главред Заурский, то не бывать бы встрече с Артемом, который оказался в очередной командировке в их родном городе, и даже никуда лететь не пришлось.
Они договорились встретиться на городской аллее.
— Ты извини, что я так настаивала на встрече с тобой.
— Мама говорила, что вы звонили. Она стала много нервничать и волноваться после гибели отца.
— Артем. — Юля подыскивала слова. — Понимаешь, Владимир Николаевич был местным «космическим богом» для нашего города, для «Орбитальной группировки». Я понимаю, что в его личности, как, впрочем, в любой яркой личности, много неоднозначного.
Она решила пока промолчать про украденное научное состояние Гладкова, вдруг Артем не захочет об этом говорить, а ей нужен разговорчивый собеседник. Пока она услышала, что в словах про отца звучит нежность и уважение. «Поэтому, если хотите интервью, журналист Сорнева, то затолкайте свои представления о Яценко куда подальше и врите, врите про «космического бога», иначе Артем выскользнет из ваших объятий».
— Я встречалась с Владимиром Николаевичем перед его гибелью, чтобы взять интервью. Мне он показался мощной фигурой.
— Да, он таким и был.
— Артем, не нам с вами судить, почему так сложилось у вашей матери и вашего отца, но вы общались с отцом, и можете мне рассказать, каким он был? Каким вы его узнали? Совпал ли он с вашими ожиданиями?
Артем довольно кивнул:
— У нас было только две встречи, совсем мало, мы только начали узнавать друг друга — и его убили. Он мешал кому-то, его боялись, он действительно был сильным, мог сломать любого.
— Зачем?
— В смысле?
— Ломать зачем?
— Ну, это я к слову, если ему что-то надо было — добивался любой ценой, он был упрямый.
Артем рассказал про первую встречу и про вторую, когда отец приезжал в Москву, на трехдневную конференцию, и все три дня они провели вместе. Он взахлеб говорил, что они делали, где обедали, куда ходили, как отец обещал познакомить со сводной сестрой Анной, которая живет в Англии.
— Он был близким мне, понимаете, близким и понятным. Матери я ничего не рассказал, а то она как узнала от вас, что я с ним встречался, так и решила, что я его убил. Бред несет какой-то, плачет.
— А вы не убивали?
— А вам сенсации захотелось? Как примитивно! Нет, не убивал. Когда подростком был, все представлял нашу встречу, ненавидел его и правда хотел убить. Считал, что он меня предал, а оказалось, что он про меня вообще не знал. Ну разве нормально это? Мне мать сказала, что он мой отец, а ему не посчитала нужным. Тоже мне, страдалица! Это она лишила меня отца.
— Вы теперь осуждаете мать?
— Я жалею, что раньше не нашел отца.
— С Верой Михайловной вы тоже знакомы?
Артем вспыхнул, как фейерверк, и Юля была озадачена. Она спросила что-то лишнее?
— Да, отец меня ей представил.
— Красивая женщина.
— Да, она действительно роскошная женщина, я таких не встречал.
Юля почувствовала, что в этих небрежных словах было больше, чем просто восхищение. Еще два провокационных вопроса для психологического портрета, и, опаньки, оказалось, что сынок влюбился в мачеху! Что же, Вера Михайловна хоть и в возрасте, с ума свести может. Жаль, что этот вопрос Артему напрямую задать нельзя.
Они проговорили больше часа, как старые знакомые, и, прощаясь, Юля пообещала, что обязательно отправит ему газету со статьей. И уже когда все вопросы для интервью закончились, она рискнула спросить:
— Вы же, конечно, знаете, что Владимир Николаевич Яценко присвоил труды Ильи Сергеевича Гладкова?
— Нет, не знаю, — отрезал Артем. — А если отец чем и воспользовался, так ему это было нужней. Не вам его судить!
И Юля увидела в его глазах жесткость, высокомерие и презрение, совсем недавно именно так смотрел на нее сам «космический бог» Владимир Яценко.
Она шла домой с мыслью о том, что самомнение Артема, усилившееся после встречи с отцом, вскоре получит мощный, разрушительный удар.
Дома ее ждал отец и два письма от Кевина, который собирался в Россию, к ней в гости.
«Я скучаю по тебе, я думаю про нас, думаю каждый день. Если ты хочешь, мы поженимся, Джулия. Я хочу держать тебя в моих руки».
Уставшую от сложного разговора Юльку это разозлило, и Кевину досталось за всех: за высокомерного Артема и его, ломающего всех, папашу. И написала, не скрывая раздражения.
«Ковбой! У нас в России приходят в гости, когда их зовут. Я не звала тебя. Россия слишком сложная страна для вас, американцев. Что ты будешь делать в России? Я не собираюсь за тебя замуж. Я тебя никогда не видела. Я журналист, я работаю с текстами и понимаю, что написать можно все что угодно, ковбой. У нас есть такое выражение, бумага все стерпит. Оглянись вокруг, десятки американских девушек хотели бы с тобой познакомиться, у тебя прекрасное образование, но почему ты бороздишь Интернет в поисках своего счастья? Не пиши мне больше, мальчик-спам из Интернета, не трать на меня свое драгоценное время, американец. У вас санкции против России, они распространяются и на американскую любовь. Ты, наверное, не знал, Кевин. Теперь будешь знать».
Он может обидеться, этот американский мачо. Ну и пусть! Ей совсем его не жалко. Хотя, по правде сказать, ее не каждый день зовут замуж и объясняются в любви.
Когда Юля зашла в квартиру, то поняла, что у отца что-то произошло. Она уловила это не сразу, но, посмотрев на его сгорбленную спину, ее словно толкнули в плечо.
— Папа, ты здоров?
— Да, но у меня есть к тебе разговор.
— Давай. — Она поняла, что речь пойдет о серьезных вещах, и терялась в догадках. — Папа, не тяни кота за хвост, не вздыхай. Ты здоров, все остальное я переживу.
— Юлечка, доченька, нам разрешили побывать на могиле мамы.
— Как?! Это правда, папочка! Этого не может быть! Скажи, что ты не шутишь!
— Да, я получил по дипломатическим каналам специальное разрешение. Каждый год на месте гибели проводится митинг, мы с тобой включены в состав присутствующих, как специалисты Байконура.
— Папа, какое это счастье! Наша семья хоть на какое-то время соединится, побудет вместе. Думаю, что маме это очень понравится.
Они долго сидели на кухне и говорили о том, что привезут на могилу горсть российской земли, потому что в России остались родные люди Оливии Грин.
Отец уснул, а она всю ночь обрабатывала материал и только под утро закончила писать статью, в которой нашла место и для истории о сыне Яценко, Артеме Найденове. Собственно, если бы он не был «космическим сыном», он бы не заинтересовал ее ни при каких обстоятельствах. Артем был еще молод, и она, конечно, изменит его фамилию и биографию, но так, что умный читатель обо всем догадается сам. Предстояло еще переговорить с главредом, отпроситься на три дня для поездки и начать переживать, какой будет ее первая встреча с мамой.
Егор Петрович Заурский был тем человеком, про которого она могла сказать — наставник. Наставник не только в профессии, но и в жизни. Только ему Юля могла рассказать о предстоящей поездке в Америку.
— Я очень боюсь, Егор Петрович, я еще не свыклась с мыслью, что американский астронавт Оливия Грин — моя мама, и вот совсем скоро мы будем стоять у ее могилы.
Егор Петрович первым делом прочитал ее материал, где была сильная, живая история Владимира Яценко, история людей, которые его окружали. Журналистские версии обретали реальные очертания и ощущения. Сенсация была в каждой газетной строчке, образы получились яркими и впечатляющими. Сюда грамотно вплетались разоблачительные, весомые факты и документы, напоминая порой детективные хитросплетения. Авторские размышления опирались на сопоставления, находки, результаты журналистского поиска. Важные части материала логично и естественно укладывались в текст. И все в целом однозначно будет эмоционально воздействовать на читателя.
— Ну что же, молодец! Только очень большой объем написала, сокращать надо. Ты же знаешь, что краткость — сестра таланта, а в твоем случае это сомнительная родственница. Еще немного, Сорнева, и ты будешь уважаемым человеком, специалистом по космическим технологиям.
— Я не хочу по космическим технологиям, слишком много хлопот в космическом пространстве.
Главред посмотрел на нее с сочувствием.
— Не волнуйся, девочка, все будет нормально. Вернешься, статья как раз выйдет.