– Нет, – он тяжело вздыхает. Это дело уже кажется ему безнадежным.
– Так с чего вы взяли, что его кто-то убил? Если он не кричал, может, сам и прыгнул? Самоубийство? – Я подаю тебе хорошую идею, ну же!
– Возможно… Пока рано делать какие-то выводы. Некоторые детали… Может, ему сначала сломали шею, а потом уже… Потому что похоже, что у него сломана шея. А впрочем… Посмотрим. Я позвоню, если мне понадобятся ваши показания. Продиктуйте мне свои данные.
Это совсем несложно. Он старательно все записывает, а мне хочется кое-что узнать. Только осторожненько!
– Лейтенант, у вас такая интересная работа!
– Ну что вы, Юлечка (я для него уже Юлечка, видели вы такое?), ничего интересного. Наоборот, иногда хочется от всей этой грязи бежать куда глаза глядят. Прихожу домой – боюсь к детям подойти, так и кажется, что испачкаю их.
– У вас есть дети?
– Есть, близнецы. Конечно, это счастье! Но мы с женой вдвоем едва-едва можем их содержать. Что же поделаешь, если близнецы! На улицу же одного не выгонишь? А работа как работа, что интересного?! Пьяные подрались, или наркоманы, или что-то подобное… Вот этот, сегодняшний, думаете кто такой? Бандит и отъявленный головорез, кличка – Кулак. При нем найдена гаррота. Я уверен, что он причастен к целому ряду нападений, гарроту отослали на экспертизу, посмотрим. И если кто-то взял на себя труд положить конец его карьере, то я плакать не стану. А приходится терять время на расследование, хотя тому, кто его убил – если имело место убийство, – я бы орден дал. А надо расследовать. Ладно, посмотрим, мне уже пора, приятно было познакомиться. Красивая у вас квартира. Это спальня напротив?
– Да, а дальше по коридору – кабинет.
– Мы тоже хотим делать ремонт. Можно посмотреть ваш? Жена говорит, у нее идеи иссякли, а мне ваша квартира очень нравится, все отлично устроено.
– Конечно, прошу вас.
Он заглядывает в кабинет, потом идет в спальню. Конечно, он не такой простофиля, каким пытается казаться, и я прекрасно знаю, что он ищет. Но я в эти игры играю гораздо лучше. Смятые простыни, разбросанная одежда и… использованный презерватив на полу. Когда он его надел? Но это хорошо, теперь не буду думать, как и что.
– Красивая комната. Спасибо, что разрешили посмотреть. До свидания.
Я закрываю дверь и возвращаюсь в спальню. Мне надо немного отдохнуть. У меня болит шея, и я ужасно себя чувствую. И, ко всему прочему, разболелась голова. Нестерпимо.
– Может, ты мне кое-что объяснишь – что мне делать с этим парнем? Лучше всего просто его убить, но по многим причинам это плохая идея. Так что же?
– Почему ты молчишь? Ты представляешь, что я сейчас чувствую? Ты на моих глазах сбросила вниз этого негодяя, потом… И мы обманули милицию! Ты поняла, что, если переспишь со мной, я тебя не выдам, да? Ты скажешь мне, что все это значит?
– Нет.
Парень, ты очень не вовремя лезешь ко мне со своими эмоциями!
– Ты не хочешь объяснить, почему за тобой охотятся бандиты? Почему? Я мог бы помочь тебе.
– Не лезь в это.
– Но…
– Никаких «но». Не лезь в это. У тебя нет шансов уцелеть. Я не хочу иметь на своей совести еще и твою жизнь. Поэтому собирайся и уходи.
Не понимаю, почему он еще здесь. Другой бы уже бежал без оглядки.
– Юля, ну пожалуйста… Не надо со мной так. О, у тебя опять кровь. Надо немедленно к врачу. Собирайся, я помогу тебе одеться, поедем в больницу.
Он не понимает. Мне сейчас нельзя в больницу. Они обязаны обо всех подобных ранениях сообщать в милицию.
– Дай мою сумку.
Гдe-то здесь должна быть визитка Виталия. Только бы Светка ни о чем не пронюхала! Вот, нашла.
– Позвони этому человеку.
– Это твой приятель? – Так, хорошенькая история, уже начались сцены ревности.
– Нет, это приятель моей подруги, – я что, оправдываюсь? Не может быть. Надо следить за собой, иначе плохи мои дела. – Позвони сейчас же и скажи, пусть захватит инструменты. Не вдавайся в подробности. Давай же, сделай это. Скорее.
Надо отдать ему должное, он тут же взялся за телефон.
– Виталия Петровича можно к телефону?.. Здравствуйте, это…
Надо немного прибраться здесь, потому что… Темная вода смыкается над моей головой. Грязная темная вода. Господи, боже, а где же Макс?!
Но я уже лечу в пропасть.
7
– …не очень правдоподобно.
Это голос Виталия. Меня разбудили голоса и настойчивая щекотка – Макс напоминает мне, что я не имею никакого морального права умереть и оставить его на произвол судьбы.
– Мне больше нечего сказать. Она проснется и все вам объяснит – конечно, если захочет. – Этот голос… О боже! Парень еще здесь! Как я ему в глаза посмотрю? Я вела себя как последняя шлюха. Что же делать?
– Макс, пошел вон! – Кто это смеет приказывать моему коту?
– Нет, – я прижимаю к себе теплое тельце. – Не гоните его!
Наверное, они ссорились, потому что их лица сохраняют сердитое выражение. Как по команде, они оба поворачиваются ко мне. Их можно счесть братьями – оба белокурые, синеглазые, в хорошей форме. Только Игорь моложе лет на пять-шесть и не такой… домашний. Мне везет на красивых мужиков. Вот только как от них теперь избавиться? Мне еще сегодня надо… Где моя сумка?
– Моя сумка… – у меня кружится голова, но это мелочи. Если моя сумка пропала, будут крупные неприятности. У них обоих.
– Эта? – Игорь подает мне сумку.
-Да.
Я заглядываю в нее. Шкатулка, в ней – деньги и кольцо. А в кармашке – бумаги. Все на месте. Я, конечно, всерьез не рассматривала возможность кражи, но… Да что теперь, все на месте – и хорошо.
– Вы давно приехали?
– Только что. – Виталий ставит на тумбочку свой чемоданчик. – Только руки успел помыть и выслушать поток басен Лафонтена, которые этот неприветливый юноша счел нужным мне сплести. Но об этом потом поговорим! Давайте посмотрим, что с вами случилось.
Он склоняется надо мной, и его пальцы умело и уверенно касаются меня, исследуя повреждения. Кровь уже не идет, но шея занемела, голову повернуть я не могу, потому что болит зверски.
– Такое впечатление, что вас пытались задушить тонкой проволокой, – браво, док, сразу видно, что вы не зря протирали штаны в далеком Гарварде. – Насколько я могу судить, до больших неприятностей дело не дошло, но повреждение мягких тканей может иметь неприятные последствия. Точнее я могу сказать, когда увижу снимок. Собирайтесь, поедем в больницу.
– Виталий Петрович, вы не понимаете. Нельзя, чтобы милиция узнала об этом. У нас тут… кое-что случилось. Вам лучше не знать. Вы меня как-нибудь подрихтуйте, и дело с концом. А Светке – ни слова.
Если он не согласится, я рискую. Чем меньше людей будет в курсе, тем для меня безопасней.
– Вы знаете, Юля, я все-таки отброшу мысль о том, что вы тут развлекались садомазохизмом – слишком экзотическая версия, – он даже не улыбается, это плохо. – С вами случилось что-то ужасное, и вы не хотите понять, что после такой тяжелой травмы, какую вы пережили – едва пережили, я подчеркиваю это, – вам следует избегать ситуаций, вследствие которых… Одним словом, нам нельзя вести себя так, как вы это себе представляете. И еще долго будет нельзя. А вас вчера вечером не было дома. Пусть это останется на вашей совести, но я не могу позволить вам… Немедленно собирайтесь в больницу, сию минуту! И без разговоров. Никто ни о чем не узнает, не волнуйтесь. Но необходимо сделать снимок, иначе это может плохо закончиться.
Он не понимает. Я не могу тратить на это свое время! Мне нужно разобраться с бумагами, возобновить некоторые знакомства, мне нельзя расслабляться, потому что сегодня за мной кто-то прислал вонючку с гарротой. Возможно, этот «кто-то» знал, что та Юля не даст сдачи, возможно, мне тогдашней хватило бы мелкого жулика, по теперь уже – нет. Все изменилось – сама не понимаю, как. Но если у этого мистера Икс голова не только для ношения шляпы, он сделает поправку на ветер.
– Дорогая, он прав.
Это интересно. Я для тебя уже «дорогая»?
– В больнице я не останусь. Что бы там ни было, вызовете мне такси.–Имей в виду, милый, ты мне больше не нужен. А распустишь язык – не успеешь оглянуться, как сам окажешься в камере.
– Зачем? У вас же есть персональное такси и водитель.
Он подсмеивается надо мной, этот недоученный Авиценна! Если бы у меня так голова не болела, я бы тоже посмеялась. Потому что я теперь уже сомневаюсь, стоило ли заходить так далеко, чтобы придать сцене большую достоверность…
Ничего, у меня есть секретное оружие против излишней пылкости новоявленного Ромео. Сейчас, малыш, я смою с вывески краску, сниму парик… Ну как тебе, нравится? Отвратительно, не правда ли?
– Ты похожа на Гавроша.
Ну и ну! Извращенец какой-то попался. Парень, да ты приглядись, где ты видел чучело уродливее? И беги без оглядки, я даже не обижусь. Бедняга! Мне его немного жаль. Господи, надо же было уродиться такой… Не имею права даже подумать о ком-то, хоть немногим лучше обезьяны. Любовь предпочитает равных… Проклятье!
– Успокойся, что с тобой? Ты вся дрожишь, – его ладони такие теплые и… я не хочу, чтобы он уходил. – Ты сейчас смотрела в зеркало с такой ненавистью, что даже я это кожей почувствовал. Ты очень красивая. А волосы скоро отрастут. Ну, чего ты?
А ничего. Я, наверное, хочу поплакать. Не знаю, плакала ли я в той жизни, но сейчас я страшно устала, у меня болит голова, я сама себя боюсь, и мне одиноко, потому что я здесь чужая. Я хочу куда-то, где звезды на тротуаре, где… Я не знаю. Где я была красивой и беззаботной. Когда-то давно. Может быть, в другой жизни. Но я почему-то не верю в это.
Он прижимает меня к себе и гладит по голове. Я чувствую прохладу его губ. Нет. Нельзя. Никому нельзя доверять. И если что-то кажется случайностью, то это не так. А значит, наша встреча… На кого он работает? Почему именно он приехал по вызову? И можно ли назвать случайностью его присутствие во время нападения на меня? Может, тем типом просто пожертвовали, слишком уж он вонял. Пожертвовали, как жертвуют пешкой.