– Я просто думала, что эта блажь у него уже прошла.
– Вы и вправду слишком неопытная женщина! Вот верите – говорю вам это, а сам весь дрожу. Никогда не думал, что у нас с вами выйдет такой разговор. Но если вы действительно не знаете, а все здесь в курсе… Конечно, оно и понятно, вам не до этого: вы себя загоняете на работе. Вы простите, если я что-то не так сказал, но если уж зашла речь об этом, вы должны узнать все. Ничего у него не прошло. Когда вы вернулись из Парижа, он хотел наладить отношения, а вы так странно себя вели… Он же тогда еще не был таким гордым, мы с ним немного дружили, выпивали вместе иногда… Так что я был в курсе всех дел.
– Не понимаю, что в моем поведении могло показаться вам странным… Я тогда немного приболела, но это, наверное, просто от переутомления, так что… Тем более весь персонал был новый.
– Да, но вы вели себя так, словно ничего не случилось. И совсем не хотели замечать Олега. Раньше хоть о погоде говорили, а тогда – все, как отрезало. Только о работе. Иногда высказывали недовольство, но так, безразлично. Он ненавидит вас за это. И я не удивлюсь, если он задумал что-то плохое. Нет, не так, чтоб навредить, он же любит вас, а так, чтобы стать вам необходимым.
– Я не все поняла, но благодарна вам, Феликс, за откровенность. Никому не рассказывайте о нашем разговоре, даже жене. Если кто-то спросит, зачем я вас вызывала, скажете…
– Скажу, что вы хотели просмотреть таллинские снимки. Я скоро напечатаю их и принесу. Там, кстати, много интересного. Королев представил любопытную коллекцию, вот увидите.
Он поспешно выходит. Понятно, что он не выдержит даже слабого нажима и расколется. Но я не узнала ничего особенного. А вот господин Вишневецкий меня обманул. Я давно это знала, так что пришло время нам пообщаться. И, если я правильно поняла, скоро он объявится собственной персоной.
– Юля, здравствуй, – я так и предполагала. – Как это я не услышал, когда ты заходила? Ведь сижу здесь, напротив… Как здоровье?
– Что там Королев представил в Таллине? Почему ты мне не сообщил?
– Но это мелочи! Просто я решил сделать там небольшую премьеру, чтобы девушки вошли в образ, хотел видеть реакцию. Спроси лучше о Варшаве. Вместо тебя ездила Вика. Полный успех. Обо всем договорено. Принести документы?
– Я удивляюсь, что ты спрашиваешь. Потом пришлешь Вику.
– Хорошо. Тут еще одно дело… У Сабины родился ребенок. Мы должны выплачивать ей пособие, и нам нужен еще один фотограф. Если уволить Сабину, у меня на примете есть один парень…
– Мы не можем уволить Сабину, закон не позволяет.
– Давай скажем, что уволим Феликса, если она не согласится уйти добровольно. Ну не платить же ей пособие, в самом деле! Мы не благотворительная организация.
– Мы не станем этого делать. Если нам нужен фотограф, возьми кого-то временно. Вернется Сабина – будет работать.
Неужели я раньше могла бы сделать такое?
– Но ты подумай: ребенок будет болеть, оплачивать больничные…
– Ты слышал, что я сказала.
– Юля, но…
– Не принимается. Я уже все решила. Если не согласен – можешь уволиться.
– Ты меня ненавидишь!
– Не начинай опять этот бесполезный разговор. Здесь не о чем говорить.
– Но ведь было время, кода ты иначе относилась ко мне! – Он идет ва-банк. Ну-ка, парень, что ты задумал?
– Ты сам виноват.
– Я не знал…
– Чего ты не знал?
– Сама знаешь. Я еще тогда все тебе сказал. Все слышали. И все слышали, что ты ответила. Ты не могла меня пощадить. Тебе надо было растоптать меня тогда. Ты меня до сих пор ненавидишь. Но ты не знаешь… И никогда не узнаешь…
Он идет к дверям. Нет, милок, ты сейчас как раз в нужной кондиции. Пришло время задавать вопросы.
– Почему ты сказал, что работаешь на меня с мая пятого года, если это не так?
– Но это правда! До этого я работал на Богулевского.
Нет, дорогой, не так просто. Что-то ты крутишь.
– Зачем ты уволил мой персонал?
– Но ты же приказала!
– Не ври. Ты не хуже меня знаешь, что я ничего тебе не приказывала. Поэтому повторяю вопрос: зачем?
– Я просто выполнял твой приказ.
Он врет как сивый мерин, а теперь еще пытается улизнуть.
– Сядь. Ты уйдешь тогда, когда я тебе скажу. Все контракты наших сотрудников датируются маем пятого года, так?
– Ты видела документы.
– Но кое-кто работал и раньше. Например, эта кукла на коммутаторе. Так?
– Да, так. Какое это имеет значение? – Он начинает нервничать.
– И ты знаешь, что она расколется, если я начну спрашивать.
– Она ничего не знает, поэтому она еще здесь.
– Это ты так думаешь.
– Я точно знаю.
То, что ты с ней спишь, не дает тебе знания ее мыслей.
– Тебе лучше рассказать мне. Тогда, возможно, я не сделаю с тобой то, что сделала с двумя пьяными садистами и вонючим типом с гарротой. Чего побледнел, думал, и не пойму, откуда ветер дует?
Теперь уже я играю ва-банк. Но играю правильно. Он не умеет держать себя в руках, весь просто позеленел. Не боец.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Тогда почему ты так вспотел? Тебе жарко? А им, наверное, холодно сейчас в холодильнике. Может, стоит и тебе присоединиться к ним?
– Так это ты?..
– Нет, папа римский! А ты как думал? Нет, дорогой, оказалось, что убить меня непросто. Но тебе-то это зачем?
– Ты не… Я не… Это не я… Я не хотел этого…
– Кто послал мне снимки парижского показа?
– Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Зато я знаю. Вот этот снимок. Кто прислал мне его? Кто эти двое?
– Я не…
– Если ты еще раз скажешь, что ты «не», вот этот симпатичный нож будет торчать из какой-нибудь важной части твоего тела. А ты даже кричать не сможешь, – я подхожу к нему. – Отвечай, сукин сын, не то я тебе сейчас уши отрежу. Кто эти двое? Кто прислал мне это?
– Я прислала. А теперь брось нож и сядь на место.
Я утратила форму. Или эта сучка зашла слишком тихо. Откуда у нее револьвер? Небольшой калибр, но здесь большего не требуется. Но больше всех удивлена не я, а Вишневецкий.
– Карина? Зачем ты взяла мой револьвер? Что ты здесь делаешь?
– Отойди от него и брось нож.
Она пытается говорить спокойно, только я знаю, что она боится. Господи, если бы хоть немножечко знать, что здесь, черт подери, происходит? Я уже ничего не понимаю.
– Если хочешь стрелять – стреляй. Если нет – нечего размахивать зря.
Она думает, что револьвер – что-то типа волшебной палочки. Стоит только пригрозить, и все произойдет так, как хочется. Очень опасная иллюзия.
– Я выстрелю, не сомневайся. Брось нож.
– Зачем ты прислала мне фотографии? Кто эти люди?
– Тебе не надо спрашивать. Ты знаешь, – ее пальцы побелели, сжимая револьвер. Она может нажать на курок чисто случайно.
– Карина, но почему?! – Это крик обиженного самца. У его собственности оказались чувства и желания. Как она посмела не доложить?
– Потому что надоело. Вы все танцевали под ее дудку. А потом ты решил подчинить ее – да не тут-то было, так ведь? Зачем тебе это было нужно? Она была нужна тебе? Она, а не я. Нет. Я все знаю. Я нашла эту папку – да, ту, что ты прячешь в крышке стола. Ты же узнал фотографию? Потому что сам их делал… – он срывается с места, она поднимает револьвер и целится в меня. Я понимаю: она выстрелит. В ее глазах столько ненависти – она сделает это. Я бросаю нож, одновременно гремит выстрел, и Вишневецкий падает. Если бы он не пытался достать Карину, пуля пробила бы мне грудь, а так он поймал ее сам. Жаль. Они оба были нужны мне живыми. У девки нож торчит из горла. Мои ножи летят туда, куда я захочу.
-–Керстин… – голос Олега. Он смотрит на меня. Хочет что-то сказать?
–Кто такая Керстин? Как ее найти?
– Ты – Керстин…
Егo голова падает с глухим стуком. Я знаю: он мертв.
9
– Так вы утверждаете, что они убили друг друга? – Этот не в меру ретивый лейтенант Волошин уже до смерти мне надоел. Другой версии у него нет, но он продолжает строить из себя лейтенанта Коломбо.
– Вы уже в четвертый раз спрашиваете меня об этом. Что вас смущает?
– Слишком уж все гладко получается. Чересчур удобно.
Да, парень, ты прав. Я сделала все, чтобы тебе было удобно. Они так близко упали, а его рука была еще теплой и достала до рукояти ножа… Там только его отпечатки пальцев, я же не идиотка. Я облегчила тебе жизнь, а где благодарность? Нет, вместо этого я стала объектом грязных подозрений!
– Но это – правда. Все, что здесь произошло, для меня абсолютная неожиданность. Вы, наверное, уже знаете: я сегодня первый день на работе. Принесла эскизы новой коллекции, вот эти. Поговорила с фотографом, потом зашел Олег… – я очень убедительно всхлипываю. Во мне гибнет великая актриса.
– Что было дальше?
– Но вы уже спрашивали меня! Неужели я еще раз должна буду пересказывать этот кошмар?!
– Извините, Юлия Павловна, но такова процедура.
Нет, процедура не такая, я точно знаю.
– Зашел Олег, мы поговорили…
– О чем вы говорили?
– О показе в Таллине, о выплате пособия Сабине, нашему фотографу – у нее недавно родился ребенок… О том, что нужно временно нанять другого фотографа, о договоре с Варшавой, куда вместо меня ездила Вика… Лейтенант, вам это и вправду нужно? Наша внутренняя кухня?
– Продолжайте.
– Хозяин – барин… Если вам это как-то поможет… Потом Олег начал ссору – он предлагал уволить Сабину – мол, ребенок будет болеть, толка от нее не будет… Я довольно резко ему возразила. Понимаете, лейтенант, я не могу так поступить. Ведь они с Феликсом работали на меня много лет. Так что мы немного поссорились и он начал переходить на личности. А потом влетела эта дура с пистолетом…
– Это был револьвер.
– Возможно, какая разница. Я не разбираюсь. Олег спросил, зачем она взяла его пистолет…
– Револьвер.
– Да, лейтенант, но мне без разницы. Нет, не надо, не объясняйте, мне неинтересно.
– Ну, хорошо, – он встает и начинает ходить по комнате. – Вы согласны помочь нам в проведении следственного эксперимента?