– Вы не успеете нажать на курок А ваша охрана прилегла отдохнуть. Там, наверху. И в подвале. И снаружи. Но вас я не пожалею. Поэтому говорите: где генерал Зарецкий? Если будете откровенны, убью легко. Если нет – позабавимся. Я сегодня раздраженная: пришлось отдать моего кота в чужие руки. Ужасно, правда?
– Ты, садистка, убийца! Ничего я тебе не скажу. Ты не посмеешь… Да ты знаешь, что я с тобой сделаю, когда…
– Полковник, заткнитесь.
Я уже совсем взбешена. Сейчас что-то отрежу ему, успокою нервы нам обоим. Это будто я просто так хожу по улицам и за здорово живешь убиваю ни в чем не повинных людей!
– Вы же знаете: если с умом нажать, расколется каждый. Кому, как не вам, это знать!
– Посчитай, скольких ты убила. Тебе не страшно спать по ночам? Не страшно жить с этим?
О, начался разговор по душам. Ну, ничего не меняется!
– Только не надо морализаторства. Мне что, следовало изобразить из себя мишень? И не надо мне тыкать: вот ты убийца, а я – нет. Вы что, ни разу в жизни никого не убивали? При вашей-то работе?
– Это было другое.
– А как вы отличаете одно убийство от другого? Какая разница? Результат один, согласитесь. Я защищала свою жизнь – от вас, кстати. И не надо мне говорить, какая вы большая шишка и что вы со мной сделаете, когда… Не будет у вас никакого «когда», ясно? Я считаю ваше дальнейшее существование слишком обременительным для себя и для общества.
– Ты не имеешь права! Я – офицер милиции!
Ну почему они считают это обстоятельство индульгенцией? Не вижу логики.
– Тогда объясните мне, зачем офицеру милиции сидеть здесь и охотиться за мирными гражданами – за лейтенантом Волошиным и его семьей, за Светланой Яценко и доктором Соловьевым, за мной, наконец? Или это входит в ваши служебные обязанности? Нечего сказать? То-то. Вы – предатель. Вы предали своих коллег, которые гибнут на улицах от рук бандитов – вы должны быть с ними, а вместо этого сидите здесь. Так что отвечайте на вопросы. Я не настроена дискутировать, и мое раздражение усиливается. Где генерал?
Его движение такое медленное – нет, ну не дурак? Знает же, чванливый сукин сын, что я в эту игру играю лучше его, а туда же. Получай! Громыхнула «беретта» – думаю, кость перебита и очень, просто ужасно болит.
– Вам больно, полковник? – Надеюсь и уповаю, что да.
– Сучка, я с тобой еще… – Вот идиот.
– Ладно. Переведем разговор в другое русло. Поговорим о вас. Расскажите мне: зачем вы в это полезли? Чего вам в жизни не хватало? Я видела ваше досье: вы были честным человеком вплоть до третьего сентября двухтысячного года. А тогда почему-то решили, что можете играть в высшей лиге. Скажите мне, потому что я хочу понять!
Он смотрит на меня с такой злостью, словно я уселась на его бутерброд с маслом. Боже, сколько у человека неприятных эмоций! Жил себе тихо-мирно, тем более что реализовался в жизни. А на одну реализованную жизнь, на одну удачную судьбу приходится тысяча неудачных. Что это, тяга стареющего самца доказать всем – и себе тоже, – что у него в штанах все в порядке? Наверное, так и есть. Он мне скажет, он хочет мне сказать. Он давно уже хочет это сказать – всем. Но никто не спрашивал, только я, потому что мне интересно. И он это чувствует.
– Ты же все видишь, да? – Он морщится от боли. – Видишь, а не понимаешь? Где тебе понять! Я тебе скажу. Ты не из тех пустоглазых, которым все равно. Может, потому тебе и удалось всех обставить, что ты интересуешься миром вокруг тебя. Я тебе скажу. Видишь ли, мой мир уничтожили. Когда-то был порядок, а потом все пошло кувырком – и на меня навешали всех собак. На таких, как я. А мы, собственно, были только исполнителями. И я тогда решил: не подхожу вам в роли исполнителя, так стану тем, кто приказывает. И верну свой мир. А люди сделали гениальное открытие: подержал преступника под током, сделал прививку – и все, он уже другой человек Идет правильным путем. Все!
– А кто будет устанавливать правила? Как определить правильность пути?
– Устанавливать будут те, у кого будет право.
Я боюсь фанатиков.
– Может случиться, что вам тоже не повезет попасть в ряды тех, кто будет устанавливать правила. Что тогда, вы не думали? – Туповатый человек, как только дослужился до такого звания? Хотя, может быть, именно такие и были нужны. – И зачем посылать убийц к людям, которые владеют информацией? Если ваша цель столь благородна…
– Ради светлой цели стоит пожертвовать малым, чтобы потом…
Все, я не слушаю. Это старая песня. И здесь это уже проходили. Пожертвовать моей жизнью, еще многими – чего там! Это ведь чужие жизни. И это для того, чтобы кучка маньяков могла диктовать миру свои правила.
– Полковник, а своею жизнью вы готовы пожертвовать?
Он бледнеет. Вот так всегда. Когда речь заходит об их собственной жизни, то оказывается, что они еще не готовы. Что у них дела. Даже перед лицом смерти они не могут прямо сказать: я боюсь. Нет, он будет убеждать меня и себя, что он еще нужен. Народу, кому-то еще… Хотя уже, наверное, не нужен себе самому – таким, каким стал.
– Вам было больно, когда я прострелила вам руку?
– Да, прошу вас, не надо…
Вид у него просто жалкий. Почему-то такие напыщенные индюки ломаются до смешного быстро. Лейтенанта я бы такой мелочью не расколола. Но этот тип привык жить – и жить хорошо. Ему жаль умирать.
– Видите ли, полковник, между нами есть разница. Вы боитесь, а я – нет. Итак, чьи приказы вы выполняете?
– Я… вы его не достанете. Он – могущественный чиновник. Важная фигура.
– Я это знаю без вас. Президент знает?
– Нет. Он и не должен ничего…
Вот как! Ребята решили сделать эту страну своим испытательным полигоном. Логично. Наиболее подходящая страна для таких деятелей. Судите сами: глубокий экономический кризис, который за двадцать лет так вымотал население, что никто уже ни о чем не думает. Отсюда – полная инертность. Даже если какая-то информация просочится в прессу, газете можно предъявить миллионный иск, а народ и не почешется – всем на все плевать. Потому что столько идет негативной информации ежедневно, что психика людей ставит защитный барьер. В стране давно уже нет хороших новостей. С другой стороны, коррупция в самых верхних эшелонах власти. Способ был прав: нужда всех сделала преступниками. Отсюда – круговая порука. Ну и психология: «После нас – хоть потоп». Никто не отвечает за вред, наносимый стране. И относительно высокая культура – страны Азии не подходят из-за перенаселенности, низкого интеллектуального уровня большинства населения. Также там сильны религиозные традиции. А здесь условия идеально подходят!
– Зачем вам понадобился генерал?
– Он начал копать. И многое уже знал, но…
Конечно же. Он отказался взять деньги. Не все же еще прогнили в этой стране! И таких, наверное, много. Вот дерьмо! Честные люди должны прятаться, как преступники.
– Гдe он?
– Он в подвале, там, где аппарат. Ключ у меня в кармане.
– Кто проводил опыты? Кто «переписывал» сознание тому подставному любителю кошек? И почему он согласился на это?
– Его согласия никто не спрашивал. Он подходил по основным параметрам.
Значит, такая же история, как и со мной.
– А с аппаратом работал сам профессор, который приезжал. Больше никто не знает, как..
Значит, они пробовали работать без Хольта, но ничего не вышло. Это означает, что несколько людей уже мертвы – только потому, что этим гадам хотелось попрактиковаться.
– Очень хорошо. Вот видите, полковник, всегда можно найти общий язык.
– Как ты догадалась о подмене?
– Два последних года генерал Зарецкий страдает от астмы. У него аллергия на шерсть животных. А этот ваш бедняга гладил моего кота. И – ничего.
– Такая мелочь!
– Эта мелочь стоила жизни ему, шоферу и моему другу. А теперь – и вам, полковник
– Не надо, я могу вам еще пригодиться, не…
Грохнул выстрел. Его кровь запятнала ковер. Не знаю,дружок, чем бы ты мог мне помочь, а навредить очень даже мог. Ты не оставил в живых старую учительницу – там, на дороге. И еще нескольких бедняг, которые имели несчастье «подходить по параметрам».
Я спускаюсь в подвал, переступая через тела охранников. Спите, ребята, а когда проснетесь, бегите отсюда во весь опор. Но что-то подсказывает мне, что они не послушают моего совета. Ну что же, у человека должен быть выбор – даже такой. Никто не должен устанавливать правила в мировом масштабе.
– Генерал, вы здесь? Вы живы?
Прекрасно устроенные камеры. Вот то, что надо. Он где-то здесь, потому что я вижу знакомый стол и аппарат.
..Длинный коридор. Меня везут по длинному коридору мимо ряда дверей… Что-то вкололи, потому что двоится в глазах. Морфий? Очень похоже, но – нет.
– Ну что, Керстин? Вот видишь, от меня тяжело убежать.
Я ненавижу его лицо. Он считает себя неотразимым красавцем. Как же: высокий блондин с большими голубыми глазами. Но нижняя челюсть узковата. Слабак и ублюдок. Когда я доберусь до тебя, Кенни, пожалеешь, что на свет родился.
– Чего надо?
– Ну-у, Керстин! Зачем ты так? Тебе же будет лучше, если ты не станешь сопротивляться. Ты нужна нам – профессор проводит опыт. Ты – идеальный кандидат.
– Выблядок.
– Брось это, Керстин. Нечего ругать меня, – он улыбается, и мне хочется выбить ему его фарфоровые коронки по шестьсот баксов за штуку. – Ты – собственность секретной службы. Вещь. Мой бывший шеф плохо тебя использовал, но я нашел хорошее применение для такой надменной сучки, как ты.
– Иди в задницу. Ты просто отвратителен.
– Хватит болтать. Ты сама этого хотела, – его можно быстро разозлить, он тогда теряет осторожность. – Скоро ты станешь другой. Даже представить не можешь, насколько другой. И забудешь своего киношного психопата. Он, кстати, не такой уж и крутой. Просто развратник, наркоман и придурок. Не понимаю, что ты в нем нашла.
Моя нога заехала ему прямо в зубы. Потом – в пах. Слабо привязали, дилетанты. Ой, коронки проглотил, бедняжка. Этого мне и хотелось.