ение, папа поломал голову пару недель, пока сделал.
– Возникли небольшие проблемы, но все уже уладилось. Идем, детка, потому что там все горит. Что это за вонища? – Он оглядывается на стол. Неприятное зрелище для среднестатистического гражданина. Но мы не такие. – Вы отстранены от должности, полковник Максвелл. Я вынужден арестовать вас.
Дядя Макс носит с собой ампулу, но я не дам ему воспользоваться ею. Поэтому изо всех сил бью его в пах. Рефлекс: рот открывается. Именно на этот случай у меня и припасены клещи. Хороший инструмент. Зуб вышел как надо. Что, больно? Меня это утешает.
– Диск. Дай сюда.
– Керстин, нет!
Все, папа, я так решила, и никто меня не остановит. Это ни к кому не должно попасть, иначе все будет напрасно, все погибли зря. Смерть слишком важная штука, чтобы быть напрасной.
– Все.
– Ты сумасшедшая девчонка! Что ты натворила!
– Я сделала то, зачем пришла. Прости, что не предупредила, но так и было задумано.
– Ты воспользовалась мной! На кого ты работаешь?
– Па, не будь таким… непрофессиональным. Я работаю на себя, всегда – только на себя, с той минуты, как… – «Беги, Керстин, беги, я тебя прикрою…» – Меня некому больше прикрыть. Потому я работаю на себя. Ты же не прикрыл меня.
– Я… не мог…
– Я знаю. И если ты хоть немного подумаешь, то поймешь, что не всякое открытие нужно человечеству. Есть вещи, к которым лучше не лезть грязными руками.
Если бы кому-нибудь пришло в голову вовремя прикрыть некоторые исследования, не было бы в Хиросиме такой беды. Возможно, со временем мы были бы более готовы принять те открытия, которые теперь нас всех уничтожают.
– Может быть, ты и права. Возможно, мне удастся… впрочем, не имеет значения. Ничего уже не вернешь. Идем, я слышу вертолет.
Мы выходим из дома. Правое крыло уничтожено взрывом. Хорошая была взрывчатка! Солдаты в камуфляже сгоняют пленных. Потом разберутся с ними, их заберут несколько вертолетов. Не вышло тихо, скоро примчатся французы, и надо, чтобы они застали здесь только развалины.
– Что ты делаешь?
– Возмещаю свои убытки. Я потратила на это кучу денег.
Компьютер дяди Макса мне знаком. Такая же штука стояла у меня дома, только побольше.
– Это счета Валида? Ты получила доступ?
– Да. Несколько миллионов меня бы очень утешили.
У меня есть на что потратить эти деньги.
– Но так нельзя!
– Это тебе нельзя, ты на службе, а я – сама по себе. Па, скажи, ты знал, что это он приказал убить маму и Стивена? Ты знал?
– Я подозревал. Ведь тот тип, которого ты подстрелила в номере отеля, не доехал до допроса. Вроде бы воспользовался ампулой, но я осматривал его, при нем не было ампулы и не могло быть. А яд был наш. Но у меня не было доказательств. А потом, когда ты исчезла, я попробовал действовать на свой страх и риск. У меня тоже были связи. Я заручился поддержкой… неважно.
– Теперь ты – босс?
– Да. Но… ничего уже не изменишь.
Мама и Стивен так и останутся там, на кладбище. А мы с тобой, папочка, слишком чужие. Я не оправдала твоих надежд, а ты не оправдал моих. А чего я, собственно, ждала? Что он скажет мне: «Керстин, дорогая, я ужасно скучал без тебя. Ты молодец, я горжусь тобой». Но он этого не сказал. Ему тоже нужен был диск. Мир в кармане. Может, это и нормально, и только я борюсь с ветряными мельницами? Нет. А Юлия? А девочки из «Галатеи»? А Жаннет? Нет. Я сделала то, что нужно было сделать. Мама бы гордилась мной!
– Па, тебе привет от Олава. Едва не забыла передать.
– Олав?Где ты его встретила? Он…
– Он умер у меня на руках. Не выдержал «технологии».
Да, генерал, я сделала то, что вы говорили.
– Жаль. Я научился у него некоторым вещам – правда, мы были тогда по разные стороны.
Вы и теперь по разные стороны, так я думаю…
Самолет в Лондоне уже ждет. Я лечу домой. Домой? А где мой дом? Я теперь уже не знаю. Но я должна кое-кого навестить. Дядя Макс тоже летит с нами. Его тоже кое-кто заждался. Я считаю, так ему и надо.
– Одного я не понимаю, – его рукам неудобно в наручниках. – Как это случилось, что Рон так вовремя прибыл? Как вы связались?
– По электронной почте, из терминала аэропорта. Сигнал прошел через Брюссель.
– Это невозможно! Рон, я отслеживал все сообщения, которые ты получал за эти четыре года.
– Вы просто не обратили внимание на отрывок из псалма. Там был номер – надо было взять и поискать в Библии. Вот и дата прибытия. А псалом – из Старого Завета. Значит, Израиль. Все остальное… сами понимаете.
– А в Лондон мы летели в одном самолете.
Все и так ясно. Даже дяде Максу. Он проиграл. Правда, неизвестно еще, кто выиграл, но мне уже все равно.
– Что ты собираешься делать? – Папа, зачем насиловать себя и поддерживать ненужный разговор? Мой мир уже давно… без тебя. Я привыкла. Мне уже почти не больно.
– Поеду к Эрику.
– К этому актеру? Знаешь, детка, я никогда… Он не лучший вариант для тебя.
Словно ты не знаешь, па, что для меня твое мнение неважно. По крайней мере в этом вопросе.
– Папа, я все уже для себя решила. Если ты против, это только твои проблемы.
– Керстин, я понимаю, что у тебя есть право сердиться. Признаю, я был… не очень хорошим отцом.
Это очень мягко сказано, па!
– Да. Ты признаешь это только теперь. Когда моя жизнь разбита. Когда все, кто мне дорог, мертвы. Когда… А где ты был тогда, когда я плакала по ночам от бешеной тоски по маме, по Стивену, от жгучего чувства вины за то, что я не смогла их защитить? Где ты был тогда? Ты оставил меня одну – наедине с моим горем, наедине со страшными воспоминаниями. А теперь ты выныриваешь черт знает откуда и говоришь, что тебе не по вкусу мой избранник? А мне теперь чихать на это, па. Ясно?
Я кричу, чтобы заглушить в себе любовь к нему. Я кричу, чтобы напугать слезы, которые закипают в горле. К черту, никаких слез! Я должна была это ему сказать. Потому что я виновата. Это из-за меня погибли мама и Стивен. Потому что дядя Макс хотел владеть мной сам.
– Керстин… – папа смотрит на меня как-то странно. Что такое? Новая хитрость?
– Ну что еще? Да, я виновата, это из-за меня…
– Керстин, дорогая, но это же абсурд! Я никогда не обвинял тебя… Господи, значит, все это время ты думала, что я сержусь на тебя за… Боже, какой ужас! Послушай, детка, я… Просто я думал, что… должен был сам защитить вас, и ты сердишься на меня… Нам надо об этом поговорить. В более спокойной обстановке. Обязательно. Поэтому я прошу тебя: езжай прямиком домой, в наш дом. И дождись меня, я только управлюсь с делами и тоже приеду.
Не о чем говорить. Уже не о чем. Между нами встали годы отчуждения и кровь Стивена на моей блузке. Все ясно. Но я поеду домой, меня там ждут.
Дорога из Сан-Диего все такая же. И заросли кактусов тоже. Вот знакомый знак. Напугали ежа голым задом! «Запрещенная зона! Опасно!» Только не для меня. Я здесь живу. Жила. Не знаю. Здесь дом с террасами. Качели на лужайке посреди серых дорожек – недалеко от тира.
– Ваш пропуск, мэм? – Молодой, наверное из недавнего пополнения. Интересно, Стен на месте?
– Пожалуйста.
– Проезжайте.
Вот и дом. Нет, ничего не изменилось. Я ставлю машину и выхожу. Качели тоже на месте – потом покатаюсь. Я открываю дверь и зажмуриваюсь от жгучей боли. Нет, я не могу больше так. Все по-прежнему. Кроватка Стивена. Мамины платья в шкафу. Вот медвежонок Стивена, он любил с ним спать. Мамина щетка для волос. На щетинках – несколько светлых волосков. Сколько лет прошло с того времени, как я оставила этот дом, а здесь свежий запах маминых духов словно ждал меня, чтобы мне стало совсем невыносимо. Это из-за меня. Я виновата. Я знаю об этом. Все знают. А папа жил здесь все время. Среди кроватки, игрушек и маминого запаха. Он тоже хотел удержать их около себя. Я была ему не нужна. Зачем я сюда приехала?
Я бреду между домиков на границу зоны. Здесь кладбище. Если агент гибнет и тело можно перевезти, хоронят здесь. Вот. Знакомые надгробия. Здесь меня ждут. Здесь мое место. Я становлюсь на колени. Господи, почему мне так тяжело? Я даже плакать не могу. Это невыносимо. «Они живут в тебе, а твоя собственная душа не видит простора, как птица в клетке. Отпусти их». Я бы и рада отпустить, но как? Я не знаю. Я хочу, чтобы они были рядом. Меня некому прикрыть. Я вот уже столько лет бреду одна – а ветер в лицо. Я пришла, мама! Стивен, прости меня! Это моя вина! Это из-за меня такое случилось. Я не защитила тебя. Я хотела быть с вами, но ни одна проклятая пуля не догнала меня. Вот я и пришла – на ваш суд. Я должна была прийти. Мне так страшно и одиноко жить без вас! Что мне делать?
– Надо жить дальше.
Я оглядываюсь. За мной стоит женщина в синем костюме. Азиатка. Мицуко!
– С возвращением, Керстин.
Ее рука так знакомо гладит мои волосы. Нет. Не надо. Я виновата. Это все из-за меня.
– Я думала, что ты уже вышла в отставку.
– Да. Я прилетела вместе с Роном, только что. Как только узнала, что ты нашлась.
Как будто я терялась. Как будто кому-то, кроме Эрика, было до этого дело!
– А тебе-то что? Ты утешила папашу – трех лет не прошло, как мама погибла, а он уже утешился. Что тебе надо?
Я не хочу этого говорить, но не могу сдержаться. Хорошо, что она не живет здесь. В моем доме нет места для… азиатки.
– Я хочу помочь двум упрямым ослам, которые спятили от горя и перестали понимать мир.
– Мицуко, ты напрасно стараешься. Ты получила то, что хотела. Так какого черта тебе еще надо? Он твой. Уже много лет – твой. Он тебе всегда нравился. Чего тебе еще? Пошла вон. Тебе не место здесь. А я скоро уеду, не бойся, и больше никогда не напомню о себе. Он полностью твой. Ты же…
– Остановись и попробуй услышать не только себя, но и еще кого-то. В данном случае – меня. Я пришла поговорить. Именно сейчас. Сюда. И тебе придется либо убить меня, либо выслушать. Не надо обвинять меня в том, в чем нет моей вины. Да, я любила твоего отца. Но и Нину я тоже любила… Ты всегда все понимала о людях, меня немного пугает эта черта. Я много лет живу с мужчиной, душа которого страдает. Потому что ты настолько упрямая, что отталкиваешь от себя самого родного человека – отца. Ты понимаешь, какую боль причиняешь ему? Когда ты исчезла, ты знаешь, в каком аду он жил? Я это знаю. И я не могла ему помочь, потому что – как в таком поможешь? Я мать, я понимаю. И сегодня ты, опять оттолкнула его. Из-за своего глупого упрямства ты мучаешься сама и терзаешь его. Ты сама создала ад, в котором мы все теперь кипим!