Из погреба донеслось несколько отдельных слов, произнесенных более четко, чем остальные — «убийство», «сумасшедшая», — а затем снова шепот, который становился все более различимым по мере того, как она приближалась.
— …должны сделать хоть что-то… сорвалась со всех крючков… отдаете себе отчет?
Голос Людовика был не такой покорный, как раньше, почти воинственный — такой, каким он был в его первые дни в погребе, когда он еще бунтовал против своей судьбы, пока силы не начали покидать его.
— Я не могу вас открыть… У меня нет ключа.
Это было всего лишь вопросом времени. Она знала, что в конце концов Франсуа ее предаст. Она проявила непростительную слабость. Было безумием оставлять его без присмотра.
— Хватит это без конца повторять! Я знаю, что у вас нет ключа! Мой мобильник… вы знаете, куда она его положила?
Короткая пауза.
— Мне бы не хотелось, чтобы все было так. Матильда столько выстрадала…
Послышался звук решетки, которую трясли на петлях. Нервное движение.
— Прекратите скулить! Надо, чтобы вы вышли из этой хибары и отправились за помощью. Прямо сейчас!
Людовик больше не мог сдерживаться. Она чувствовала, что он готов взорваться.
— Понимаете, что я вам говорю? Доберитесь до шоссе и остановите первую попавшуюся машину. У нас еще есть время.
Нет, Людовик, времени у вас нет… Вы просто сейчас вынудите меня поменять планы даже быстрее, чем я думала…
Свободной рукой она схватила дверную ручку. Было бы так легко закрыть дверь на ключ. Чтобы поймать Франсуа в его собственную ловушку, а также иметь время обо всем спокойно подумать.
Но она не могла больше убегать. Чего ради откладывать на потом это неизбежное противостояние?
— Вы собираетесь действовать? Ваша жена убила человека, понимаете? В этом самом погребе лежит чертов покойник! Если вы ничего не предпримете, станете следующей жертвой, можете быть в этом уверены!
Это верно, теперь она стала убийцей. Как те, о преступлениях которых она читала в газетах. Но это признание не вызывало в ней особого страха. Тело, которое было там, внизу, которое она трогала, держала в объятиях, ощущала, теперь казалось некой абстракцией, исчезнувшей в параллельной реальности.
Не говори ничего, Франсуа. Оставь Людовика там, где он есть. Не позволяй этому мальчику ввести тебя в заблуждение. Он не знает, что для нас хорошо…
С беспокойством она ждала его ответа. Но услышала голос Людовика, возобновившего свои попытки:
— Я вас не оставлю в беде, месье Вассер, обещаю. Я буду свидетельствовать в вашу пользу. Скажу, что вы были не в нормальном состоянии, что вас тоже удерживали здесь против воли. К тому же это правда, разве не так?
Людовик просто чудовищно вырос над собой. Стал настоящим мастером манипуляции. Их милая беседа не произвела на нее никакого действия, но вот что касается Франсуа — это совсем другая история…
Снова молчание, на этот раз оно было бесконечным.
— Согласен… я попробую… постараюсь добраться до дороги…
Ну, вот и конец. С этим надо покончить, и немедленно. В глубине души Матильда чувствовала, что все так и будет. Франсуа сделал свой выбор. Пусть же теперь платит за его последствия.
Она услышала шум движения, затем раздались первые шаги, нарушившие тоскливую тишину дома. По звуку она поняла, что у Франсуа с собой костыль. Бесшумно отступив в гостиную, Матильда встала за кушеткой возле выключателя.
Несколько секунд спустя луч света расширился и осветил старую кладовую напротив двери погреба.
Появился силуэт Франсуа. Сгорбленный, усталый.
Несмотря на то что она не спряталась как следует, он не заметил ее в полумраке. Казалось, он колеблется. Дважды повернув голову в сторону погреба, он двинулся в гостиную, а затем решительным шагом прямо к двери.
Матильда надеялась, что, расставшись с Людовиком, он передумает и не станет выходить из дома. Его обещание могло быть всего лишь средством скрыть от пленника, что его предоставляют своей судьбе.
Она подождала, пока он дойдет до середины комнаты, и нажала на выключатель.
Франсуа тотчас же поднял голову к люстре, охваченный паникой — так же, как Людовик, когда она наехала на него с включенными фарами, — а затем принялся крутить головой во все стороны, пока не заметил ее.
— Матильда!
Кроме страха, в его голосе прозвучало нечто вроде покорного удивления. После того как его глаза привыкли к свету, его взгляд опустился до уровня ее вытянутой вдоль бедра руки, в которой был зажат автоматический пистолет.
Он зажмурил глаза, а затем сделал непроизвольное движение назад.
— Что ты делаешь?
Матильда в свою очередь посмотрела на оружие. Ей показалось, что она замешана в невероятном недоразумении. Что она хочет делать с этим пистолетом? Она же никому никогда не желала плохого.
— Ради бога, положи его!
Из его голоса исчез страх. Матильде показалось, что перед ней снова тот холерик Франсуа, каким он был до той ужасной истории. Но уверенность в его голосе была уничтожена хилостью его тела, опирающегося на костыль.
— Как ты мог? Я слышала ваш разговор там, внизу.
Не сводя с нее глаз, он покачал головой.
— Нужно немедленно остановить все это. Ле Бри мертв… Ты соображаешь, что натворила?
Его речь снова стала почти нормальной. Не выпуская из руки пистолет, Матильда обошла кушетку.
— Это был несчастный случай. Он вошел в погреб после того, как услышал крики. Он упал. Ты прекрасно знаешь, как опасны эти ступеньки… Ему не следовало вмешиваться в наши дела… Это был несчастный случай, слышишь?
Чем больше она это повторяла, тем реальнее становилась ее версия. В конце концов, никто не видел, как она толкнула Ле Бри с лестницы. Никаких свидетелей. Даже Людовик ничего не видел из своей камеры.
Ее план был идеальным. Старый человек, трагическая случайность… История писала сама себя.
— Уверен, несчастный случай… Что и потребуется объяснить.
Матильда резко подняла пистолет, покрутив им в воздухе.
— «Что и потребуется объяснить»? Но кому? Кому ты собрался это рассказывать?
Лицо Франсуа осунулось. Он кусал губы, явно сообразив, что его стратегия не самая лучшая.
Матильда была не глупа. Намерения мужа прояснились. Он собирается сдать ее жандармам. У него нет никакого уважения к женщине, с которой он разделил почти тридцать лет жизни, которую он когда-то так оскорбил своим обманом и которая целыми неделями заботилась о нем, когда он не мог самостоятельно сделать и шага.
Людовик тоже проявил себя совершенно недвусмысленно: встал на сторону Франсуа. «Я буду свидетельствовать в вашу пользу». Он уже составил список всего, что она заставила его перенести. Он ничего не забудет, в этом она может быть уверена. Насильственное удержание в неволе, наручники, наезд машиной, намордник, наркотики… И выставит ее окончательным чудовищем. А Франсуа и он будут выглядеть несчастными жертвами. Люди не любят оттенков. Им подавай, чтобы с одной стороны были хорошие, а с другой плохие. Этот мир манихейский[36] и успокаивающий. Он позволяет вам спать спокойно и не слишком задаваться вопросами.
— Итак, надо освободить Людовика. Он ничего не скажет, это он мне уже обещал. Я помогу тебе с телом Ле Бри. Мы придумаем подходящую версию. Мы отыщем средство.
Вранье… Людовик ничего такого не обещал. Он не сможет удержать язык за зубами. И ее неприятности с законом не будут для него иметь никакого значения.
Все зашло слишком далеко. Отступать уже невозможно — помнишь?
— Ты хорошо знаешь, что нельзя позволить ему уйти. Он слишком много знает.
Франсуа оперся на костыль обеими руками.
— И что мы такого сделали, что заслужили все это?
Высокопарный тон, на который он перешел, вызвал у нее раздражение.
Не позволяй себя разжалобить… Не забывай: он был готов предать тебя.
— Что сделали мы? Или, скорее, что сделал ты? Ты позволил Камилле оказаться в этом амфитеатре! Твой факультет, твои исследования, твои студенты… вот все, что было для тебя важно в жизни. Если бы не ты, она сейчас была бы с нами… Она не была бы мертва!
Сама того не замечая, Матильда подняла пистолет еще выше. Она дала себе время заметить слезы, которые потекли по щекам ее мужа. Сколько уже времени она не видела, как он плачет? Напрасно она рылась у себя в памяти… А плакал ли он вообще после смерти дочери? Нет, тогда он лежал в больнице, между жизнью и смертью.
— Ты больна, Матильда. Тебе нужна помощь.
Она улыбнулась.
— Да, больна… лучше запереть… прямо ненормальная. Ведь так ты только что сказал Людовику?
Франсуа сморщился и положил руку себе на ногу. С трудом передвинувшись, он подошел к секретеру, чтобы опереться на него.
Когда он снова поднял голову, его глаза были совершенно мокрые, но Матильда чувствовала, что это не только из-за слез грусти или смятения. Здесь было что-то другое. Что-то, что ей еще не удавалось расшифровать.
— Сначала я думал, что ты хочешь просто восстановиться и что все, что может навести на мысли о Камилле, мешает тебе. Затем я начал понимать… что ты всего лишь делаешь вид. Что ты скрыла реальность. Настолько, что и в самом деле начала думать, будто…
Он замолчал и медленно покачал головой.
«Делать вид», «скрыть реальность»? Слова Франсуа пробудили в ней странное неприятие. Какими вульгарными ухищрениями он занимается? Чего добивается? Породить в ней смятение, заставить ее расслабиться и отобрать у нее пистолет?
Франсуа больше не в твоем лагере. Теперь ты одна. Одна, как никогда.
Он развел руками, впрочем не выпуская костыль, чтобы подчеркнуть, что он в ее власти.
— Стреляй, если ты действительно этого хочешь. Стреляй, Матильда. Для меня это будет проще всего. Такое же, как и любое другое средство покончить со всем этим.
И тут Матильда заметила, что дуло пистолета теперь направлено прямо на Франсуа, а ее палец лежит на спусковом крючке.