– Лиля, жива она или нет?
– Да жива, жива! – рассердилась Лиля. – И даже никакого приступа не было. Не знаю, может быть, позвонит тебе сейчас… Леон говорит: «Да, Аля, я люблю Надю. У меня не получилось ее забыть. Это сильнее меня…» А Рая: «Они честно пытались сдержать клятву, но у них ничего не получилось». Альбина: «Я знала, я чувствовала, что именно этим и кончится!» Ну а я рядом сижу и глазами хлопаю, ничего не понимаю… Рая: «Аля, ты должна отпустить Леона. Иначе они с Надей погибнут. Ты не представляешь, как они друг друга любят!»
– Бедная Алька! – едва не плача, закричала Надя. – За что ей такие мучения! Мы с Леоном хотели ей все рассказать, но собирались сделать это максимально осторожно, постепенно подготовить ее…
– Самое худшее произошло дальше, – торопливо продолжила свою историю Лиля. – Альбина подняла голову и спросила каменным таким голосом: «Рая, скажи мне – а я знаю, только ты мне не солжешь, – между ними что-то было?» Между ними – это, в смысле, между тобой и Леоном… «Было! – торжественно говорит Рая. – Ты, Аля, к матери своей уехала, а они случайно встретились на презентации фильма, к которому Леон музыку написал…»
– Случайно! – закричала Надя. – Как же, случайно! Сама же Колесова нарочно нас и свела! О, глупая…
– «Так вот, – продолжает Рая. – После просмотра фильма они вместе уехали к Наде домой». – «Это правда?» – холодно спрашивает Альбина. «Правда», – кивает Леон. Он что-то еще про какой-то дождь говорил, но я уж этого не поняла. Творческие личности, они иногда так странно изъясняются… Тут я немного пришла в себя, и мне стала ясна картина произошедшего. «Колесова! – говорю я Райке. – Ты ужасный человек! Зачем ты это делаешь?» Да, именно так я ей и заявила… А она мне: «А ты, Лосева, не вмешивайся, потому как ты не знаешь, что такое настоящая любовь. Надя и Леон должны быть вместе!» Нет, ну надо же – я не знаю, что такое любовь… – возмущенно произнесла Лиля. – Да, Наденька, пожалуйста, налей мне еще чашку.
Но Надя ее почти не слышала. Она думала об Альбине.
– Надя! Ты что, заснула?..
– Как она посмела… – с трудом пробормотала Надя. – Как она могла рассказать все Альбине… Как она посмела!
Надя схватила чашку и с размаху швырнула ее в стену, потом незаметным молниеносным движением смахнула посуду со стола, затем с полки – шеренгу стеклянных баночек для хранения сыпучих продуктов (подарок Светланы Петровны, Райкиной матери, Наде в день свадьбы с Егором).
– Надька!.. – взвизгнула Лиля, шарахаясь назад. – Сумасшедшая!..
Весь пол был засыпан осколками стекла и фарфора вперемешку с сахаром, солью и манной крупой – словно искрящийся снег засыпал его поверхность.
– Шелестова, я боюсь! – визжала Лиля. – Ты чего, Шелестова?..
– Все в порядке… – наконец с трудом заставила себя произнести Надя. – Извини, я напугала тебя… Но это ужасно, ужасно, просто ужасно!
– Нет, я должна была предвидеть, что мой рассказ так подействует на тебя… Ну ты и устроила бардак! Теперь сто лет из-под стола крупу будешь выметать…
– Лиля, а что было потом?
– Потом? – задумалась Лиля. – Ну, потом я принялась ругать Колесову. Что Альбина из-за нее опять попадет в больницу… А Аля говорит: «Ничего, все в порядке, я уже была подготовлена к чему-то подобному…» Честное слово, Надя, она и в самом деле выглядела вполне нормально. Помирать точно не собиралась. Мы с Колесовой стали уходить, а в коридоре меня догнал Леон. Он велел передать тебе, что позвонит дня через два – ну, когда поймет, что Алька действительно в порядке. Он велел передать, что любит тебя и очень скучает. «Скажи Наде, что скоро, очень скоро мы будем вместе – и теперь уже навсегда!»
«Навсегда, – колоколом бухнуло у Нади в ушах. – Навсегда…»
– А что дальше? – спросила она.
– Ну, дальше мы с Раей продолжили ругаться – уже на улице. Я села в машину и уехала. А она, наверное, к метро пешком пошла. Так ей и надо! Слушай, Надюш, а у вас с Леоном действительно все так серьезно? – с любопытством спросила Лиля.
– Да… – сказала Надя. – Серьезнее некуда.
«Навсегда», – продолжало стучать у нее в ушах.
– А ты на меня больше не сердишься? За то, что у нас с Егором… Послушай, Надя, теперь мы с тобой абсолютно в одинаковом положении! Ты не должна припоминать мне тот случай!
– Да я и не припоминаю тебе ничего… – с досадой произнесла Надя. – Ладно, Лиль, ты иди, а я буду тут убираться… Огромное спасибо за подробный рассказ!
– Как? – немного сникла Лиля. – Ты меня уже выгоняешь? А я думала, ты мне о себе с Леоном тоже расскажешь… Ну, как у вас начиналось, продолжалось и как вы после того фильма к тебе домой поехали… Слушай, а этот Леон – он ничего? А вы правда жениться собрались? Ой, Прохоров вне себя будет, когда вы поженитесь!..
– Потом, Лосева, все потом…
Надя осталась одна.
Значит, Альбина обо всем знает. И умирать вовсе не собирается… Леон скоро уйдет от нее, уйдет к Наде. Леон и Надя будут вместе. Навсегда.
– Но я не знаю… я не хочу… – в отчаянии прошептала Надя. – Зачем? Все слишком быстро… Я не хочу!
Далее события развивались следующим образом – вечером Надя безуспешно пыталась дозвониться Рае, у которой телефон был постоянно занят. Потом позвонил Егор, но Надя с ним разговаривать не стала, сказала, что ей некогда. Затем позвонил Леон и сообщил, что с Альбиной все в порядке.
– Она такая спокойная – даже удивительно, – признался он. – И говорит, что совсем не сердится на меня… Надя, милая, я очень люблю тебя!
Надя хотела с ним поговорить – о том, не слишком ли они форсируют события и не стоит ли еще раз подумать, прежде чем перекраивать свою жизнь, но тут уж Леон сказал, что ему некогда и что он дня через два, как и обещал, придет к Наде…
Потом Надя снова пыталась дозвониться Рае, но опять с тем же успехом.
– Да что же это такое! – разозлилась Надя. – Ну, Колесова, погоди!
Телефон Раи был занят и на следующий день…
Тогда Надя оделась и вышла из дома – благо идти было совсем недалеко.
Под ногами хлюпала ледяная скользкая жижа, серое мутное небо низко висело над городом, и у прохожих были больные лица. Теплая московская зима была мучительна для всех.
«Что же она за человек такой, эта Рая?.. Словно какая-то заноза сидит у нее в мозгу и не дает ей жить спокойно – вечно она интригует, сплетничает, сводит людей, а потом ссорит их… Ей непременно надо заварить какую-нибудь кашу! Странное желание повелевать чужими судьбами… Хотя, наверное, в каком-то смысле это даже можно назвать творчеством. Она творит мир вокруг себя – тот, который она хотела бы видеть. Мрачная, упрямая, злая сила. Богиня судьбы, Немезида, валькирия – кто еще там есть?.. Наверное, Гюнтер Клапке и полюбил ее за то, что Райка именно такая – словно героиня его готических романов!»
У подъезда Надя столкнулась с Геной Колесовым.
– Ты куда? – хмуро спросил Колесов.
– Я к Рае. Она дома?
– А я почем знаю…
Лифт в его подъезде не работал, и они пошли вверх пешком. Гена топал впереди в разбитых черных кроссовках. Каждый его шаг говорил о том, что он зол и что Новый год пока никак не оправдал его ожиданий.
Белесый свет лился сквозь окна.
Между третьим и четвертым этажом Гена вдруг остановился, словно его осенила какая-то важная мысль, и повернулся к Наде.
– Надо поговорить.
– Здесь?
– Да, здесь. Дома теща моя разлюбезная, ушки на макушке… – Гена сел на подоконник и потянул к себе Надю. – Ну, рассказывай…
– О чем?
– Про этого, про Райкиного… – недобро усмехнулся Гена.
От него несло табачищем и еще каким-то тяжелым, прогорклым запахом, замешанным на машинном масле. Такой запах Лиля Лосева определяла, как «пролетарское амбре». На Гене были серые брезентовые брюки, старый ватник и клетчатая рубашка без верхней пуговицы. Надя, словно завороженная, уставилась на смуглую Генкину шею, по которой вверх-вниз ходил острый кадык. Шарфов и шапок Гена Колесов принципиально не признавал.
– Про кого?
– Ну, ты дурочкой-то не прикидывайся… – рассердился Колесов. – Про Райкиного хахаля, вот про кого!..
– Я ничего не знаю, – отчеканила Надя и решительно зашагала вверх.
– Все ты знаешь! – рассердился Райкин муж, в один прыжок догнал ее и снова потащил к подоконнику.
– Колесов, пусти меня немедленно!
– Все ты знаешь… – с ненавистью произнес он, глядя ей в лицо. – Я ж тебя по-хорошему, как человека прошу!
– Пусти…
– Пока не расскажешь, не пущу. Он кто? Иностранец? Однажды он по телефону на меня нарвался… С акцентом, гад!
– Ошиблись номером, наверное! – фальшиво улыбнулась Надя.
Гена держал ее за запястья крепко.
– Как же…
«Глаза у него, как волчьи», – мелькнула некстати мысль. И все же Колесов был по-прежнему красив – мучительной, бесполезной, жестокой красотой, которую ничем не вытравишь, ничем не испортишь.
– Гена, я тебя боюсь… – жалобно сказала Надя.
– Чего? – Сидя на подоконнике, он сжал ее ноги коленями, чтобы не вырвалась, и расстегнул пуговицы на ее пальто. – Ишь ты – боится она! Правильно делаешь, что боишься… – Он провел железными холодными пальцами по Надиной щеке, затем по шее. – Какая же ты, Надюха, беленькая, нежная… словно голубка! Да, настоящая голубка – вон сердечко-то как трепыхается, точно у птички…
– Гена, прошу тебя…
– Что ж ты бросила меня тогда, а? – строго спросил он. – Тогда, десять лет назад? Может, теперь все по-другому было бы… Может, я совсем другим человеком был бы!
– Ты опять! – нетерпеливо вздохнула Надя.
– Не опять, а всегда.
– Колесов, я не люблю тебя… Я никогда тебя не любила!
– Надо же, про любовь она заговорила… – ухмыльнулся он. – Любите вы, бабы, о любви рассуждать! Вот и Раиса тоже… Ну чего ей не хватало?
– Ты, Гена, ужасный человек, – отважно произнесла Надя. – Ты такой… грубый, ты пьешь, ты руки распускаешь, по другим женщинам шляешься… Вот и дождался!
– Дождался чего? – прищурился тот. – Да ты, Надюха, проговорилась! Ну-ка, теперь выкладывай все!