Домой он пришёл в состоянии какой-то разбитой злобности и сразу направился на чердак, но тут из своей комнаты спустился Жак, одетый и собранный.
– О, ты вовремя, – сказал он. – Я уже пошёл тебя искать. Дело срочное.
Питер уставился на свободного финансиста мутным взглядом:
– Ты тоже хочешь купить у меня дом?
– Нет, – сказал Жак.
– Ну слава небесам! – закричал Питер. – Хоть кто-то!
– Я хочу, чтобы ты его подарил, – сказал Жак. – Дарственную пиши прямо сейчас.
И, подталкивая Питера вниз с лестницы перед собой, он довёл его до каминного столика, где уже были разложены чистые листы, письменные принадлежности и – бумаги на дом, завещание родителей Питера и документы на землю с картой.
– Ты в мой тайник залез, – ошеломлённо произнёс Питер. Тайник находился в потолке между первым и вторым этажом, в плоской выемке, заложенной кирпичами и слоем штукатурки, и считался хозяином очень надёжным, однако Жак, судя по всему, нашёл и вскрыл его безо всякого труда.
– Подрался с кем-то? – внимательно разглядывая его лицо, спросил свободный финансист.
– Да прицепился один, – сказал Питер. – Пришлось проучить.
– Как дети в подворотне, – вздохнул Жак лицемерно.
– Кстати, а что поделывает твой знакомый из «Меркурия»? Встретил его на улице, и похоже, что он больше там не работает.
– Жирарден? Да, он теперь владелец газеты.
И здесь в дверь забарабанили.
– Чёрт! – Жак быстро сгреб все бумаги себе за пазуху. – Не успели. Ты дверь запер?
Питер пожал плечами; дверь раскрылась.
– Не запер, – констатировал Жак.
В гостиную ввалились несколько человек в сине-чёрной форме полиции.
– Простите нас, пожалуйста, – солнечно улыбаясь, сказал Жак. – У Питера были упражнения по правописанию. Пит, не отвлекайся, возьми новый листок, пиши. «Жан… мыл… чан».
– Месье Кафор, – произнёс человек со шрамом на щеке.
Память Питера озарило словно вспышкой.
– Геркулес! – воскликнул он. – Надо же.
– Я Мюко, младший дознаватель службы дознания криминальной полиции, – сказал Геркулес. – Это Жан-Пьер Дебатц, из службы управления королевским имуществом.
Геркулес смотрел неприязненно. Ну ещё бы, подумал Питер, внимательно разглядывая его нос, отчетливо скошенный набок начиная с верхней части переносицы. Рядом с Геркулесом стоял человек с тонким породистым лицом и смеющимся взглядом серых глаз. Он был не в форме полиции, напротив – был богато и даже щегольски одет.
– Добрый вечер, месье Кафор, – сказал он.
Бывший лейтенант эвакуации, а ныне дознаватель пододвинул себе и Дебатцу стулья и они сели напротив Питера. Питер тоже сел. Двое других полицейских стали у дверей в расслабленных позах, одинаково склонив головы к плечам и разглядывая то Питера, то Жака, но больше всего обстановку, мебель, интерьер дома. Оценивающе так разглядывая, спокойно, без суеты.
– Чему обязан? – вежливо и сухо спросил Питер. – Это в полиции так принято теперь – вваливаться в дом?
Дебатц состроил мину сожаления, а Геркулес Мюко не отреагировал на эти слова и выкладывал перед Питером казённые бланки.
– Вот мой жетон, чтоб вы видели, вот повестка… вот расписка о получении, вот подписка о неразглашении деталей дознания… подписка о невыезде за пределы Лютеции. Ограничение на распоряжение имуществом во время следственных действий… Везде поставьте свою подпись, дату. Ознакомлены.
– Ознакомлен с чем, простите? – осведомился Питер. Ему казалось это правильным – вести себя холодно и сдержанно, так, будто он их не боится, будто не у него сейчас мокрая от пота спина и не у него в животе тяжким холодным камнем лежат самые скверные предчувствия. Жак привалился к перилам, явно собираясь принять участие в предстоящей беседе, и за это Питер ему был благодарен. Тем временем Мюко, морща лоб, разложил бумаги на столе и под одобрительные кивки Дебатца начал читать, очень торжественно и запинаясь на каждом третьем слове. Выяснилось, что:
Королевская Академия наук, ремёсел и душевных радостей выдвинула иск против своего сотрудника П.Кафора, обвиняя его в мошенничестве с целью получения казённых средств якобы на научные исследования, а также в злоупотреблении служебным положением;
месье Симон Люш-Фоше Бризено, заместитель директора Академии, как частное лицо, также выдвинул иск против того же П.Кафора, в связи с неслыханным публичным оскорблением, выразившемся в унизительных побоях на глазах у нескольких сотен человек и актёров;
Объединённое королевство Франции, Испании, Андорры и Семи княжеств готских и германских, Альян де Люс, в лице королевской прокуратуры и от имени её величества королевы Изабель, обвинило всё того же П. Кафора в оскорблении представителя власти, а именно декана муниципального совета города Тулуза провинции Лангедок Дидье Розье, проявившееся в оскорбительном наблюдении за поношением означенного чиновника враждебно настроенной толпой; а также в призывах к свержению королевской власти;
и да пребудут с нами свет и радость.
– Что делать будем? – спросил, отдуваясь, Мюко. – Вам грозит до шести лет тюрьмы по первому делу, до пяти по второму, ну и годик по третьему.
Жак весело присвистнул. Геркулес и Дебатц с одинаковым выражением неудовольствия посмотрели на него, но ничего не сказали.
– Я не знаю, – честно Питер. – Что тут можно сделать?
– Ну, честно скажу, судебные перспективы у вас не очень, – сказал Мюко. – Два из трёх обвинений в суде пройдет. Если дело дойдёт до суда, конечно.
– А если не дойдет? – изобразив понятливость, спросил Питер. Господин Дебатц шевельнулся, умащиваясь на стуле получше.
– Ну, для этого надо делать мировую с истцами, – сказал дознаватель. И бережно положил на стол самую чистую, гладкую и красиво отпечатанную бумагу. – Вот. «Полностью признавая справедливость обвинений по существу. Желая хотя бы частично искупить свою вину перед короной и истцами. Я, Питер Кафор, передаю всё моё имущество в распоряжение службы управления королевским имуществом Альянде. Опись оного по состоянию на момент передачи прилагается. Составлено и подписано собственноручно».
Питер обалдел.
– Это как это? Это прямо всё, что есть?
– Ну да, – сказал Мюко. – Если этого не хватит, то отсидите в тюрьме полгода-год, и всё. Пустяки.
– Ну, ну, ну, – мягко сказал Дебатц, – зачем вводить в заблуждение месье Кафора. С его имуществом он может рассчитывать на освобождение сразу в зале суда, более того, у него ещё останется на дальнейшую жизнь. Это я как человек опытный могу гарантировать.
– При всём уважении, месье Дебатц, – сухо сказал Геркулес. – Я вообще не одобряю идею досудебного соглашения. Мне кажется, это противоречит принципу равенства перед законом. Получается, что богатый человек может совершать преступления, а это недопустимо.
– Это не вам решать, уважаемый, – голос месье Дебатца был мягким, улыбка приятной, но за этим всем чувствовалась железная воля и решимость. Питер почувствовал к нему невольную симпатию.
– Богатый? – переспросил Питер. Обращался он при этом к Дебатцу.
– Городская имущественная ведомость говорит, что вы являетесь владельцем этого дома, Рю де ла Пэ, семнадцать, – сказал господин Дебатц. – Это верно?
– Это неверно, – спокойно и чётко произнёс Жак. Питер слегка вздрогнул от неожиданности, всё-таки было в Дебатце что-то завораживающее. – Владелец этого дома – я, Жак Делакруа, к вашим услугам.
Младший дознаватель и месье Дебатц, одинаково слегка раскрыв рты, посмотрели на свободного финансиста, затем перевели взгляд обратно на Питера. Питер, успевший справиться с изумлением, спокойно кивнул, понимая, что надо молчать и поддакивать.
– В городской имущественной ведомости об этом ничего не говорится, – сказал месье Дебатц. Жак кивнул, улыбаясь почти так же приятно, как и его собеседник.
– В эту ведомость записи вносит нотариус в течение месяца после создания нотариальной записи. Месяц ещё не прошёл.
– Вы что, продали свой дом? – спросил Геркулес у Питера.
– Нет, он мне его подарил, – любезно ответил Жак вместо своего друга. – В знак признания моей добродетели и прочих достоинств.
– А можно ли взглянуть на дарственный акт? – спросил Дебатц.
– Увы, нет, – с сожалением ответил Жак. – Все документы у нотариуса, когда он внесёт запись в городскую ведомость, тогда и вернёт. Странно, что именно вы, господин барон, крупнейший специалист по имущественным правам, задаёте такой вопрос.
Дебатц выпрямился и уставился на Жака уже безо всякой улыбки, холодно и пристально.
– Вы Делакруа из Торговой гильдии, куратор королевских поставок?
– Рад, что вы меня узнали, господин барон, – Жак вежливо поклонился. – Из Торговой и финансовой гильдии, если быть точным. Мы эээ… встречались с вами во время комиссии по вопросу активов Остской компании. Рад очному знакомству со знатоком самых ароматных парижских тайн.
Барон Дебатц встал.
– Нам пора идти, Мюко.
Геркулес кивнул, встал, заговорил торопливо.
– Значит, вам, месье Кафор, надо явиться в отдел дознания, со всеми документами, описью имущества, в течение ближайших трёх недель. Выезжать за пределы Лютеции нельзя, ну вы сами всё понимаете.
Господин Дебатц поклонился Жаку:
– Всего доброго, месье Делакруа. Полагаю, что встретимся с вами на благотворительном ужине в пользу заключённых тюрьмы Клиши.
И вышел, за ним вышли и двое полицейских, а после в дверь устремился и дознаватель. На самом пороге Мюко задержался, и негромко спросил у Питера:
– Как поживает господин кандидат в лейтенанты аль-Джазия? Если что, передайте, что у нас всегда есть вакансии. Я даже похлопочу, чтоб он не слишком часто убирал отхожие места.
– Я обязательно передам, – тоже очень вежливо сказал Питер. – Но лучше бы всё это вы сказали господину капитану аль-Джазия лично, в лицо.
Слово «капитану» он выделил. Мюко повернулся и вышел.
Питер закрыл за ним дверь, пробормотал что-то злобно и неразборчиво, и на ватных ногах добрался до любимого кресла. Жак по-прежнему стоял, опершись локтями на перила, голову он опустил вниз.