Потом, когда Фрэнсис переместилась на Лонг-Айленд, поближе к отцу, ей все чаще приходилось сталкиваться с делами, подобными афере Эвери. И возникало ощущение глухой стены, которую не пробьет даже такой мощный таран, как закон. Казалось бы, простое дело – плохой человек навязался в друзья доверчивой пожилой паре и украл их деньги. Эвери должен был бы продать свое имущество, вернуть Хортонам пятьсот семнадцать тысяч долларов и получить хотя бы минимальный тюремный срок, расплачиваясь за моральный ущерб, нанесенный двум старикам и всему обществу в целом.
Но вышло так, что Хортоны проиграли, а Эвери победил. Были ли Хортоны виновны в том, что имели глупость довериться своему внешне респектабельному собрату по церковному приходу? Судя по приговору, они превратились из потерпевших в обвиняемых.
Выполняя свой нелегкий долг, она набрала номер Хортонов.
– Это Фрэнсис из окружной прокуратуры, – представилась она в ответ на тихое приветствие Роджера.
– О! – Его восклицание таило в себе ожидания, которые ей надо было развеять.
– К сожалению, я ничем вас не порадую. Хотелось бы, чтобы все обернулось иначе, но… – Заготовленные слова улетучились из памяти, и, вспоминая их, она стала тянуть время. – Вы помните, я говорила вам о «Программе помощи жертвам насилия»?
– Да, конечно.
– Я попробовала уговорить их слегка уклониться от общепринятых правил и выплатить вам компенсацию, но мне отказали. Они помогают только жертвам физического насилия и возмещают расходы на лечение, похороны и все в таком роде.
Пауза в разговоре затягивалась.
– Что ж, нам вроде бы повезло. С нами ничего подобного не случилось.
Фрэнсис не находила слов для продолжения разговора. Ее удивляло, как стоически переносит Роджер то, что с ними обошлись так жестоко и подло.
– Я понимаю, что вам сейчас нелегко, – начала мямлить она. – Я хотела, чтобы ваше дело обернулось по-другому. Я постараюсь чем-то помочь вам в дальнейшем.
– Спасибо за все, что вы для нас сделали, и за то, что попытались сделать. Я знаю, что это было нелегко.
«Это моя работа» – можно было завершить разговор этим скромным признанием своих заслуг. Так обычно юристы откликаются на излияния благодарности со стороны клиентов.
– Я буду стараться найти вам подходящего ходатая по гражданскому иску.
– Если это вас не затруднит.
– Нет-нет. Конечно, нет. Если вы согласитесь. Это самая малость из того, что я готова для вас сделать.
– Еще раз спасибо. Ну, тогда… Мы будем рады услышать от вас, кого вы нам порекомендуете. Мы с Мэри желаем вам всего самого хорошего, мисс Пратт. И не слишком утруждайте себя.
Фрэнсис, повесив трубку, крутанула кресло на сто восемьдесят градусов и толчком вытянутой ноги распахнула створки окна. Шум уличного движения, голоса и детский смех ворвались в кабинет вместе с рокотом роликовых коньков и скейтбордов, далекой музыкой и теплым июльским ветерком. Через улицу красовался в солнечных лучах дворец Эндрю Брайанта. Красный «БМВ» проследовал по подъездной дорожке к крыльцу, и из машины вышел сам Брайант.
«Несчастный ублюдок, – подумала Фрэнсис. – Допрыгался. Уголовное дело тебе впарят, как нож в спину, и будет у тебя чесаться меж лопатками». На какое-то мгновение озлобленность ее шефа передалась и ей.
В дверь постучали.
– Меня нету, – откликнулась Фрэнсис сердито. Дверь отворилась и в проем всунулась физиономия Умника. Войдя, он тут же ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
– Ты выглядишь усталым, – заметила Фрэнсис.
– Ты бы вообще сдохла, если бы тебе постоянно дышал в затылок твой любимый Когсуэлл.
Фрэнсис заметила несколько отпечатанных листков в руке Умника и сразу ими заинтересовалась:
– Что это?
Умник помахал бумагами у нее перед лицом.
– Окончательные выводы судмедэкспертов. Причиной смерти Клио объявлено отравление. Паралич сердца вызван приемом смертельной дозы фенилзина и декседрина. Никаких сюрпризов. То же самое было и в предварительном отчете.
– А как эти яды попали в ее организм? Есть ли какие-либо предположения?
– Вероятно, она приняла декседрин вместе с напитком. Он мгновенно растворяется в воде. В лаборатории исследовали все пластиковые стаканчики, которые использовались в тот день в «Фейр-Лаун». Никаких следов не нашли. Стеклянную посуду на исследование не брали. Все стаканы и бокалы прошли через мойку, прежде чем мы спохватились. Честно говоря, я знал, что мы зря теряем время. С мойкой посуды в баре работа налажена отлично.
– Что еще?
– Кое-что есть. Эксперты подвергли анализу несколько черных волосков. Один был найден на столе, за которым Клио сидела – очень недолго, – прежде чем отправиться в дамскую комнату, а два других отыскали уже на ее трупе.
Фрэнсис озадаченно уставилась на него.
– Я употребил слово «черные», имея в виду их принадлежность чернокожему, то есть афроамериканцу. – Умник с любопытством ожидал ее реакции. – Что-то я не заметил в «Фейр-Лаун» темнокожих. Я наслышан, что условия приема в ваш клуб очень… специфические. Если там появляется афроамериканец, то про него должно быть известно всем и каждому, в том числе и тебе.
– Не имею об этом представления, – сказала Фрэнсис, прекрасно понимая, на что он намекает.
«Фейр-Лаун» был прибежищем почти исключительно белых протестантов-англосаксов из известных и богатых семей.
– Умник! Ты же не считаешь на основании нескольких найденных волосков, что Клио убил чернокожий?
Она старалась спрятать под деловым тоном свое неодобрение.
– Я лишь говорю о том, что мы должны пройтись по всем вариантам. Если кто-то необычный для этого места присутствовал там в день и час преступления, то, разумеется, на него следует обратить внимание. И я хочу знать, почему он там оказался. А ты разве не хочешь?
– Кого ты ищешь?
– Мы просмотрели список служащих клуба. На кухне работает один афроамериканец, но, по нашим сведениям, у него четвертого июля был выходной.
– Возможно, эксперт ошибся…
– Не надо, детка! Я сам знаю, что наши эксперты далеко не боги и допускают ошибки. Но уж не распознать разницу волос черного и белого их аппаратура им просто не позволит.
Фрэнсис нахмурилась.
– Могу объяснить, почему твоя версия мне неприятна. Ведь если бы обнаружились волоски платиновой блондинки, никакого разговора не возникло.
– Это никакая не версия. Скорее свободный полет мысли.
– Но ты с этими мыслями уже сходил к Когсуэллу?
– Угадала, – признался Умник. – Не утерпел, что поделаешь. И получил по зубам, фигурально выражаясь. Он сказал, что разрабатывать эту версию политически взрывоопасно, не имея определенных доказательств. Он больше заинтересован в том, как бы получше выглядеть в глазах прессы, чем искать подозреваемых. Я не устаю ему твердить, что самая малая зацепка в данных обстоятельствах – уже ценность. В туалете полно разных отпечатков, пятен, следов от косметики, использованных бумажных салфеток и миллион волосков платиновых блондинок. И ничего конкретного, чтобы навело нас на след. А волос представителя черной расы там только два.
– А как насчет Майлза? – Фрэнсис напомнила Умнику их вчерашний разговор.
– Тут все отлично. Мы имеем мотив. Только никаких материальных улик, связывающих его с местом преступления.
– Он был в клубе. Его жена сказала мне, что они там останавливались в качестве гостей моего отца и Клио. – Фрэнсис коротко пересказала Умнику содержание ее беседы с Пенни Адлер.
– А встречались ли Адлеры в тот уик-энд с твоим отцом? – поинтересовался Умник.
– Нет. Предполагалось, что они заедут на коктейль четвертого, но вместо этого они спешно умчались обратно в Манхэттен, и Майлз провел чуть ли не всю ночь у телефона, договариваясь о своей деловой поездке в Мехико.
– Интересно, – отметил Умник. – Мы пока не имели возможности до него добраться. От его секретарши я только добился ответа, что его нет в городе. Ты была права. Она непробиваема.
«Аннабель Кэбот достойна жалованья, которое получает», – подумала Фрэнсис и взглянула на часы.
– Мне пора. У меня свидание в городе.
Умник проигнорировал ее замечание, как будто не услышал его.
– А кто занимается приемом в члены клуба? Кто держит руку на пульсе? – спросил он.
– До сих пор там существовал специальный комитет… Не знаю, может, в последнее время там что-то поменялось. Папина давняя знакомая, женщина средних лет по имени Гейл Дэвис раньше вела эти дела. Думаю, что так все и осталось.
– А ты бы не могла проверить? Я был бы очень тебе благодарен.
Не дожидаясь согласия Фрэнсис, Умник уселся напротив с явным намерением не уходить, пока не получит нужных ему сведений.
Через диспетчерскую Фрэнсис наконец добилась соединения с нужным номером.
– «Дэвис дизайн», – откликнулся женский голос.
– Гейл?
– Да.
– Это Фрэнсис Пратт.
Следующую пару минут Фрэнсис под пристальным взглядом Умника выслушивала исходящие от Гейл выражения сочувствия и скорби по поводу кончины мачехи.
– Клио обожали абсолютно все, – порхал в воздухе голосок Гейл. – Такая привлекательная, добрая, великодушная… – Слова улетучивались, словно ароматный пар над чашечкой травяного чая. – У меня в голове не укладывается, кто мог поднять на нее руку.
– Я прошу тебя оказать мне любезность, – прервала ее Фрэнсис.
– Буду счастлива помочь, чем смогу. – По тону Гейл было ясно, что ничем помочь она не может, да и не испытывает желания.
– Вы еще состоите в приемной комиссии «Фейр-Лаун»?
– Да, я секретарь.
– Я пытаюсь раздобыть информацию об афроамериканцах, членах клуба.
На другом конце провода воцарилось молчание. Когда Гейл заговорила вновь, голос ее звучал как-то сдавленно.
– Это весьма странная просьба. Могу я спросить, чем вызван такой интерес?
– Мне надо знать, есть ли среди членов клуба люди с темной кожей. – Фрэнсис не намеревалась делиться с Гейл предположениями, высказанными Умником.