Потом вдруг акустика изменилась, шум стал шире, зазвучали гудки машин. Мы выезжали на широкую, красивую улицу. Все первые этажи домов прозрачными «аквариумами» выступали на тротуар, за дымчатыми стеклами стояли столики, столики; стояли они и по эту сторону стекол, вдоль тротуаров. Толпа была яркая, нарядная, в рубашках, даже в майках и шортах — а в Ленинграде все были в плащах!
— Канобьер! Главная улица! — сказала Мадлена. — В ту сторону опасно ходить: там арабы! — Она махнула рукой через улицу.
Я все время вертел головой туда-сюда! Какие интересные магазины! Разноцветные машины!
Мы свернули на бульвар, потом еще куда-то, остановились на широкой площади. Всю середину ее занимал ярко-синий, прозрачный прямоугольник морской воды. По краям в несколько рядов стояли белые яхты. И на них, и на воду можно было смотреть, только прищурясь.
— О, я знаю! Это Старый Порт! — воскликнул Данилыч.
Мы вылезли возле длинного ряда ларьков, стоящих вдоль воды; там шевелились, переливались, пахли сотни видов разных рыб и других морских тварей — и красивых, и страшных, мохнатых, бородавчатых и серебристых. По одному прилавку разлился огромный нежно-фиолетовый кальмар.
Мадлена летела впереди нас в своей развевающейся одежде, бойко переговариваясь с продавцами, — все знали ее. Было шумно, весело, ярко и пахуче. Мы остановились у ларька, на котором валялись мокрые, темные, корявые раковины, маленькие и большие.
Мадлена поговорила с продавцом, и тот потащил в наш фургон два поставленных один на другой ящика с черными раковинами. Я бросился помогать, но он отстранился: не надо!
— Дорожит своей работой! — сказал Данилыч.
Придерживая ящики с мидиями, чтобы они не перевернулись, мы мчались по крутым улочкам вверх-вниз.
Наконец Мадлена остановилась у стеклянной двери, выходящей на узкую улочку. Над дверью было написано: «Морская звезда», «Ресторан. Отель». Тут уж мы с Данилычем схватили по ящику. Мадлена весело распахнула перед нами дверь и, когда мы внесли ящики, ласково потрепала нам прически.
Мы вошли в большую кухню, занимающую весь первый этаж, — деревянные большие столы, медная посуда. Мадлена открыла дверку в стене, мы поставили туда ящики. Мадлена стала крутить торчащую в стене железную ручку, и ящики стали опускаться вниз, в подвал, — это был такой у них лифт, человек вряд ли влез бы в него.
— Вперед! — скомандовала Мадлена, и мы по узкой винтовой лестнице с чемоданами в руках пошли наверх. Мы прошли ресторан на втором этаже, столы с клетчатыми бело-зелеными скатертями, но не задержались здесь, а пошли выше. Видимо, завтракать было еще не время — раннее утро. Мы поднялись на третий этаж. Там был коридор, устланный бобриком, по обеим сторонам его шли белые двери, — это, видимо, и был отель. Одну из дверей Мадлена распахнула перед нами: «Вуаля!» Мы вошли в маленькую комнатку. В ней были две постели, накрытые желтыми покрывалами в синий цветочек. Стены были обклеены этой же материей. Было тесновато, но очень уютно. Одна из стен комнаты шла наклонно, — видимо, это была крыша. В ней было окно, закрытое ставней из белых пластинок, между ними лучился яркий свет — вся противоположная стена была в полосках.
— Остальное здесь! — Мадлена открыла дверку в маленькую голубую ванную. — Завтрак через полчаса!
— А когда встреча… с юными борцами за мир? — поинтересовался я.
— О! Наверное, после обеда? — сказала Мадлена.
— Ну, хорошо.
— Отдыхайте! — Мадлена вышла.
— Ну что ж, — Данилыч с шуршанием провел ладонью по подбородку. — Пожалуй, надо бы побриться! Ты как? — весело спросил он у меня.
— Я, пожалуй, повременю! — так же весело ответил я.
Найдя защелки, я открыл окно. Сначала ослепил яркий свет, потом я увидел бесчисленные красные черепичные крыши. Над ними поднималась белая скала с храмом Нотр-Дам-де-ла-Гард и статуей мадонны.
Я долго смотрел не отрываясь, покуда Данилыч брился.
«Счастливчик! — ликуя, думал я. — Все мои друзья сейчас сидят в классе, ждут, когда их вызовут к доске, а я смотрю на Марсель!»
Данилыч пожужжал бритвой, вышел в комнату, полистал толстый справочник «Марсель», лежащий на тумбочке между постелями, нашел там наш отельчик «Морская звезда».
— Отель с отличным видом! — торжественно прочитал он. — Молодцы! Из всего умеют делать рекламу.
На входной двери висела табличка в деревянной рамке, и там было написано, что наш номер за сутки стоит двести франков, а с завтраком — двести семьдесят!
— У нас же всего по двести франков! — всполошился я.
— Спокойно! Платит «Общество дружбы»! — Данилыч положил руку мне на плечо. — Считаю, что Мадлене наш визит выгоден: иностранные гости, крутая реклама! Ну, а теперь поглядим, как завтракают в элегантных французских отелях!
По той же узкой винтовой лестнице мы спустились на второй этаж, в ресторан. Там уже было полно народу, в основном, чистенькие старички и старушки. Нас встретил мужчина в выпуклых очках, с длинным крючковатым носом, в темно-синей бобочке, плотно натянутой на мощный торс. Поклонившись, он показал нам на столик у колонны. Потом он встал у стойки бара, прислонившись к ней мощной спиной, и стал смотреть в зал, неотступно сопровождая взглядами двух молодых официантов, бегающих по залу с подносами в поднятых руках.
Я, в свою очередь, то и дело поглядывал на него. Смотреть во все глаза было неудобно, но человек этот очень меня заинтересовал. Никогда раньше я не видал такого строгого, тяжелого взгляда, ясно было, что ни одна малейшая оплошность не скроется от него. Официанты явно чувствовали этот взгляд спинами, поэтому сновали как заведенные.
«Да-а, — подумал я. — Совсем какая-то другая здесь жизнь, более напряженная!» — и сам напрягся.
Вот этот человек обратил свой тяжелый взгляд к кухне — и тут же из кухни торопливо выпорхнула красивая официантка в наколке и в переднике. Я прямо вздрогнул, увидев ее: до чего она была похожа на Ирку Холину! Даже сердце остановилось… Но выражение лица и поведение были абсолютно другие. Она подбежала к нам, весело поклонилась, потом убежала на кухню, выбежала с подносом, поставила кофейник, чашечки, тарелочку с ветчиной, корзиночку с рогаликами, коробочки с джемом и мармеладом.
В ресторан в роскошном бордовом платье, так идущем к ее черным распущенным волосам, вошла Мадлена и, сияя, приблизилась к нам.
— Позвольте вам представить мою дочь Урсулу! — проговорила она. Официантка, согнув одну ногу, присела.
— Здравствуйте! — с трудом проговорила она по-русски.
Человек у стойки посмотрел на нее, и она упорхнула.
— А это мой муж Морис! — Хозяйка показала на него. Тот, на секунду изменив выражение глаз на более дружелюбное, поклонился, но не подошел — он управлял работой ресторана.
«А сам ведь ничего не делает!» — подумал я. Но в этот момент в зале уселась совсем молодая пара — парень и девушка. Хозяин цепким взглядом исподлобья окинул зал, увидел, что все официанты, включая Урсулу, трудятся, — и тут вдруг сам исчез в кухне и вышел с завтраком на подносе.
«Да-а… дело у него неслабо поставлено!» — подумал я.
— А где ваш сын? — спросил Данилыч Мадлену.
— К сожалению, он пока не может с вами увидеться: в шесть часов утра он уходит на ипподром. Вдвоем с приятелем они купили лошадь и ухаживают за ней; потом она начнет участвовать в скачках, они надеются получать с нее приличный доход.
«Ну и детишки тут! — с изумлением и восхищением подумал я. — С шести утра крутятся! Молодцы!»
— Надеюсь в скором времени увидеть его! — чопорно произнес я.
— Через полчаса они с Урсулой должны быть в лицее! — строго сказала Мадлена.
«Так они еще и учатся! — молча, про себя, удивился я, хотя в этом как раз не было ничего удивительного. Удивительно было, что они кроме учебы многое успевают… — А мы? Ну что ж, за этим я и приехал сюда, чтобы увидеть что-то полезное, а может, даже и сделать».
— Ну что? Вперед? — спросил Данилыч меня, когда я вышел из задумчивости.
— Вперед! — радостно воскликнул я.
Зажмурясь от солнца, мы вышли из отеля.
— Ну что ж, поднимемся к Нотр-дам-де-ла-Гард, посмотрим сверху на город? — Данилыч кивнул на статую мадонны, поднятую в небеса.
Рядом с выходом из отеля была видна витрина магазинчика.
— Как примерный ученик, я должен зайти в канцелярский магазин! — сказал я Данилычу, и мы зашли. Выйти оттуда оказалось гораздо трудней! Чего там только не было! Под стеклом лежали великолепные наклейки: с Микки-Маусом, с лапчатым утенком Дональдом, с ковбоем на коне, с гангстером в маске — любая из этих наклеек произвела бы в нашем классе подлинную сенсацию! Потом я увидел потешную статуэтку львенка с раскрытой пастью: сначала я подумал, что это просто игрушка, но молодая симпатичная продавщица, заметив мой взгляд, вставила в пасть львенку карандаш и стала крутить — из ушей у львенка полезла стружка, — это оказалась такая точилка! Точилкой была и акула — страшная, с острыми зубами! Львенка я все-таки купил: всего-то пять франков, пятьдесят копеек на наши деньги, — отличная вещь! Еще там были яркие, большие, глянцевые календари с напечатанными сценами из мультфильмов; шариковые ручки в виде ружей, тросточек и цветков на стебельке; сумки и ранцы разных цветов — желтого, белого, красного, с рисунками и надписями, типа: «До свидания», и даже «Вернусь, когда захочу!», и даже «Долой учителей!».
«Ничего себе надписи тут носят!» — подумал я. Правда, ребята, которые находились в магазине, были все красивые, аккуратные и вежливые и надпись «Долой учителей» никто при нас не купил. А я, не удержавшись, купил еще тетрадку с яркой цветной фотографией старого марсельского порта на обложке — буду сидеть у себя в классе и вспоминать Марсель!
— Давай вырываться отсюда, а то так мы с тобой далеко не уйдем! — проговорил оказавшийся рядом и тоже несколько ошарашенный Данилыч. В руках он держал красивый календарь с Белоснежкой и семью гномами. — Дочке купил, — как бы оправдываясь, пробормотал он. — Так. Гребем к выходу! — проговорил он, и мы пошли. Но наверное, заблудились и пошли в другую сторону: один зал следовал за другим, а выхода все не было. Вместо выхода я вдруг увидел таинственно уходящую вниз тускло освещенную лестницу с ковровой дорожкой на ступеньках.