«Брод Сити» таких ожиданий не оправдывает: Илана прячет марихуану по всему дому и в собственном теле, заправски скручивает косячки и угощает ими каждого, кто пожелает. Когда она тревожится, не подхватила ли вирус папилломы, ее так называемый бойфренд Линкольн пытается отвлечь подругу огромным косяком в виде пряничного человечка. Для Иланы кайф – не акция протеста, а способ познания мира. «Обычно люди просто пробуют такое на вечеринках, – объясняет Глейзер. – Но на самом деле это больше состояние души»[150]. Уилла Паскин из Slate описывает это состояние как «в гробу я это все видала» и подчеркивает, что для женщин такой взгляд – большая редкость. И не потому, что женщина не способна плевать на мнение окружающих, а потому, что ей вечно вдалбливали в голову, будто оно – самый важный показатель в жизни [151].
Отчасти именно это «в гробу видала» и объясняет, почему работа не играет сколько-нибудь существенной роли в жизни Эбби и Иланы, только время от времени чуть притормаживает ее ритм: накуриться, позаниматься сексом, потусоваться. Они не просто общаются по «Скайпу», а делают это в туалете, обсуждают за завтраком анальный секс, и им мало таскать с собой марихуану – они ее прячут во влагалище. Из-за этой неуправляемости сериал тут же заклеймили как «грязный», «сырой, непотребный и плохо продуманный» и вообще «крайне грубый»[152]. Но как раз эта грубость и примечательна: ведь вся «грязь» исходит от женских тел. Если «порядочная леди» никогда не ругается, не подает вида, что знает о физиологических потребностях, а сексуальность проявляет, лишь отзываясь на желание мужчины, то Эбби и Илана бурно восстают против этого: творят пошлости напропалую, открыто говорят о моче, дерьме и месячных, а сексом занимаются, когда вздумается и на своих условиях.
Но они всего лишь выставляют напоказ то, что и так знают все женщины. Вибратор выглядит вульгарно, если он не припрятан, тампон противен, если признать его существование. Или возьмем сцену, где девушки удаляют волосы с лица: камера увеличивает отвратительные капли воска, постоянно слышатся болезненные вскрики, лицо на долгие часы краснеет и припухает. Это же гротескное изображение создания женственности.
Джейкобсон и Глейзер утверждают, что их цель – шутить и делать видимым то, что знакомо многим. «Мы делаем это, чтобы каждый мог подумать: «Совсем как я!», «Со мной тоже бывает!» – сказала Джейкобсон в интервью The Hollywood Reporter. «Помню, в школе ходила шуточка, что девочки не пукают и не какают, – добавила Глейзер. – Да пошло оно! Это даже не смешно, нам ведь всерьез внушают, будто женщины – это собственность мужчины и обязаны ходить по струнке»[153]. Их сериальные «подвиги» (например, обделаться в туфли с перепоя) выглядят грубо, но не постыдно – поскольку Эбби и Илана с сочувствием относятся к своим непокорным ипостасям. Взять хоть сцену, когда Илана отмахивается от своей аллергии на морепродукты ради ужина с Эбби в ее день рождения, и в результате у нее безобразно раздувает лицо: это не конфуз, а свидетельство ее преданности.
Этим «Брод Сити» и отличается так разительно от других образцов физиологического юмора. Мужчины привыкли с отвращением относиться к теме женских выделений, что выражается и в кино, и на телевидении (взять хоть сцену в туалете из фильма «Гарольд и Кумар уходят в отрыв», или шуточку о менструальной крови в «SuperПерцах», или любой фильм, где показаны роды), и в соцсетях: в «Инстаграме» кровь во время месячных, выступившая на трусиках, считается «неподобающим контентом». По этой логике, телесные функции у мужчин – это забавно, а у женщин – возмутительно.
Женщины часто принимают такую точку зрения, но только не Джейкобсон и Глейзер. Они не видят в своих сценариях ничего грубого и чрезмерного. «Все воспринимается проще, когда пишешь об этом сценарии, – делится Глейзер с журналом New York. – Наверное, это связано с тем, что мы ни на кого не оглядываемся, решая, что сказать или сделать»[154]. Это такая же положительная привилегия белых миллениалов, как и возможность шляться без дела. Глейзер объясняет: «Встречаясь с подругами, мы всегда сначала обсуждаем секс, дерьмо и все такое. А уж потом, если время останется, говорим о чем-нибудь еще». «Мало кто из женщин на телевидении делает то же, что и мы, – добавляет Джейкобсон. – Хотя в жизни они именно этим и занимаются»[155].
Это несоответствие объясняет, почему многие затрудняются дать определение сериалу: «Две не похожие друг на друга подружки пускаются в безумные приключения», «Закадычные подруги попадают во всякие переделки в Нью-Йорке», «Две юные незамужние девчонки при деньгах», «Восхитительно безумная комедия», «Верные подруги, нелепые и добродушные»[156]. Это похоже на анонс к романтической комедии, и все потому, что у обозревателей невелик запас терминов для произведений, сосредоточенных вокруг женщин. «Брод Сити» требует для себя особого языка, особого отношения: «Этот сериал устанавливает новые правила игры», – писали в журнале Out [157].
Отчасти уподобление сентиментальной комедии оправданно, хотя главная романтическая линия в «Брод Сити» – это платонические отношения между героинями. С переходом из интернета на телевидение контраст между простодушием Эбби и чокнутостью Иланы становится более броским. В большинстве сериалов такая героиня, как Эбби, глядя на Илану, вспоминала бы, как следует вести себя хорошей девочке. Но в «Брод Сити» бесшабашность Иланы только стимулирует Эбби, пре-вращая ее робость в уверенность, свойственную скорее мужчинам.
Эбби и Илана – девушки со странностями, но во вселенной «Брод Сити» их действия вполне разумны, и они всегда заодно. Эбби будет шесть часов кряду прикидываться Иланой на собрании, а Илана целый день просидит с Эбби после операции: ведь они друг другу дороже всего на свете. Вот почему здесь нет эпизодов, сосредоточенных на одной из них: они всегда вместе.
С самого начала Полер посоветовала Джейкобсон и Глейзер сделать основной акцент на дружбе: «Мы хотели, чтобы всем было ясно: это шоу – о любви Эбби и Иланы. Они – пара, они созданы, чтобы заботиться друг о друге»[158]. На первый взгляд в этом нет ничего революционного, но только вдумайтесь: за последние двадцать лет у всех ориентированных на женщин сериалов, от «Секса в большом городе» до «Девочек», в основе повествования – гетеросексуальные отношения. Один из продюсеров, забраковавших с самого начала «Брод Сити», не представлял сериал о девушках двадцати с небольшим лет без романтической линии: «Одна женщина, агент, мне так и заявила: «Не понимаю, зачем это смотреть. Они в конце что, поженятся?»[159]
Но зачем романтические отношения, когда есть дружба, да еще такая крепкая? Эбби и Илана проявляют взаимную поддержку и опору, им остается только завидовать. У них нет дружеских подколок, как в каком-нибудь юмористическом полицейском сериале, они не задевают друг друга, как герои «Сайнфелда». В отличие от главных героинь других сериалов у них нет соперничества, нет пассивной агрессии, их отношения ничем не отравлены. В их мире мужчинам отводится такая же второстепенная роль, какая в романтических комедиях отводится подругам. За исключением «секс-приятеля» Иланы Линкольна, мужчины здесь – подспорье, они нужны героиням лишь для развлечения и для того, чтобы лучше разобраться в себе. Когда Эбби и Илана созваниваются после очередного амурного приключения, они не хвастаются, а просто делятся приятными впечатлениями. «Они сексуальные, но отнюдь не под мужскими взглядами, – сказала Глейзер в интервью Out. – Они сексуальны, потому что у них есть вагины, а не от того, что мужчины смотрят на них определенным образом»[160].
«Брод Сити» показывает, как важно бывает женщинам освободиться от пристального внимания мужчин. Героини наряжаются, гуляют по улицам и танцуют так, словно на них никто не смотрит. Они не проявляют жестокости или резкости по отношению к тем, с кем общаются, но и угождать никому не хотят, а ведь именно такого поведения ждут от женщин даже в Нью-Йорке. Для Эбби это не слишком привычно, но Илана заражает ее своей уверенностью. Как подчеркивает Паскин, «Илана совершенно не зависит от чужого мнения. Может, иногда это и кажется странным, но вообще она вроде единорога: редкое создание, увидишь такое – и глаз не оторвешь»[161]. Женщина, с уверенностью мужчины рассекающая по жизни, – зрелище красивое, притягательное, а иногда и просто успокаивающее.
Для телеобозревателя Филлипа Масиака танец Иланы – это не только акт неповиновения, но признак изменчивости. «Она выискивает любые лазейки, – пишет Масиак. – Но она избегает опасностей, обходит границы». Это и границы половой принадлежности (заводясь, Илана заявляет, будто у нее «стоит», носит мужские смокинги и трусы), и границы сексуальности (Илана гордится своим влечением к Эбби и настаивает на открытых отношениях). Даже когда эта изменчивость выходит боком (как говорит Эбби, «ты так стараешься не быть расисткой, что это и есть расизм»), все равно, по выражению Масиака, «это получается искренне, пусть даже и абсурдно. Чувство комфорта заставляет ее быть резкой, отвязной, непокорной. Но в шоу это подается так восхитительно, что воспринимается как истинная добродетель»[162].
И Эбби, и Илана убеждены в красоте своих тел. Они вечно повторяют друг другу, что выглядят превосходно; наряды Иланы точнее всего можно описать как всеми правдами и неправдами подчеркивающие бюст; обе подруги сходятся на том, что у Эбби – «ангельская задница». Обе постоянно обнажаются перед другими людьми, и это выглядит тем более эффектно, потому что у них, по выражению Глейзер, «женственные формы». Она говорит в интервью