.
Было поздно: скептики ухватились за первую часть высказывания, да так, что Клинтонам пришлось отказаться от первоначального плана кампании с тактикой «Купи один, второй – бесплатно». «Она стала карикатурой на худшие представления мужчин о женщинах-профессионалах», – говорит Сюзан Эстрих, менеджер выборной кампании Майкла Дукакиса. Американцам еще предстояло привыкнуть к мысли о самостоятельной женщине в качестве супруги президента [255].
Хиллари была более популярной, чем Барбара Буш, но ее намерения не просто поддерживать Билла, но и стать его партнером вызвали бурные обсуждения. Вскоре после того, как Клинтон выиграл президентскую гонку, Хиллари выступила с «символической» речью в Фонде защиты детей, нацеленной на то, чтобы стать «первым шагом в ее предстоящей деятельности в Администрации, которая значительно выходит за рамки той роли, которую история и традиции отводят женщинам на подобном посту»[256].
Признаки неприятия этой деятельности проявились еще раньше на той же неделе, когда Билл сообщил, что Хиллари принимает участие во встречах с членами и советниками Конгресса. «Мы просто сидим за столом и говорим, – сказал он. – Она в этом участвует… В некоторых вещах она разбиралась лучше, чем мы. Думаю, это нужно признать»[257]. Когда чета перебралась в Белый дом, Хиллари поселилась не в Восточном крыле, обычно служившем обителью для первых леди, занимавшихся общественными и домашними обязанностями, а в Западном крыле, вместе с Биллом, где она среди всего прочего занималась еще и подготовкой глобальной реформы в области здравоохранения.
Это заявление было сделано через три дня после инаугурации, когда все кому не лень обсудили наряд Хиллари и воззвали к ведущим модельерам с просьбой «привести в порядок» первую леди. Хиллари тогда носила простую прическу «боб» и надевала обычные деловые костюмы. «Женщина, которая покупает одежду на распродажах, – писали в The New York Times, – и плевать хотела на моду»[258]. Дизайнер, который должен был разработать для нее стиль во время кампании, сказал в интервью Los Angeles Times, что «у нее есть более важные дела, чем наряжаться словно для обложки Vogue»[259].
Однако именно Vogue пришел первой леди на выручку, когда ее упрекали за то, что она не желает посвящать себя домашним обязанностям. В феврале 1993 года главный редактор издания Анна Винтур написала Клинтон и предложила поддержку. Неизвестно, каков был ответ Клинтон, но с тех пор она стала появляться в более модных нарядах – например, в платье с открытыми плечами от Донны Каран, подобное которому носили все, от Лайзы Миннелли до Кендис Берген. Позднее в том же году Клинтон появилась на страницах Vogue в другом платье от Донны Каран; оно задумывалось как спадающее с плеч, но Клинтон настояла на вороте. Снимок на развороте, сделанный Энни Лейбовиц, вызвал бурные споры: то ли слишком сексуально, то ли слишком гламурно, то ли это вообще попытка сгладить впечатление резкости от первой леди, самой настроенной на политическую деятельность со времен Элеоноры Рузвельт.
«Ее поклонники говорят, что она приучает людей к мысли, что первая леди может разделить власть со своим мужем, периодически появляясь в традиционном, более мягком образе хозяйки, матери, жены, – объясняет Морин Дауд. – Но некоторые жалуются, что эта чехарда очень нервирует: то она все время меняет прически, то одну минуту рассуждает о проблемах здравоохранения и тут же радостно вещает о рождественском пироге, то прибавляет к фамилии «Родэм», то позирует для модных сессий». «Это выглядит неестественно», – говорит Шила Тейт, служившая ассистенткой у Нэнси Рейган и Джорджа Буша [260].
Конечно же, все было рассчитано: снимки были приурочены к работе Клинтон над здравоохранительной реформой. Эта роль была отлично знакома Клинтон еще с тех пор, как она успешно занималась реформой системы образования в Арканзасе. Правда, то начинание оказалось обречено на провал, но не по вине Хиллари, а из-за Республиканской партии, рвавшейся захватить как можно больше мест в Конгрессе на выборах 1994 года. Случайное поражение.
Клинтон попробовала себя в новом образе: на время исчезла с общенационального горизонта, путешествуя по миру с дочерью Челси и выступая с речами о правах женщин и детском здравоохранении. Пока она занималась этим в других странах, а не пыталась переделать Америку, все шло прекрасно. Она написала книгу о роли общества в воспитании детей и еще одну – о коте Соксе. Но ущерб ее имиджу уже был нанесен, и со временем он перерос в резкую неприязнь, лучше всего объясненную в 1996 году Генри Луисом Гейтсом в статье о Клинтон, названной «Ненавидя Хиллари»: «Ненависть к Хиллари, как и любовь к скачкам, стала одним из тех национальных видов спорта, которые объединяют элиту и люмпенов». Журналист Салли Куинн добавляет, что «в ней есть что-то, что выводит людей из себя». Некоторые связывают это с нелюбовью Клинтон к светской болтовне: она просто не приглашала нужных людей на обед. Сама Хиллари говорила: «Я им, видимо, напоминаю тещу или начальника, что-то в этом духе»[261].
Теща, строгий начальник, бывшая жена, занудная жена, занудная мамаша – весь набор определений для не слишком приятной женщины, которая вечно грозит своим авторитетом. Глория Стейнэм полагает, что в основном угрозу видят не в самой Хиллари, а в союзе Клинтонов: «Они с президентом представляют новый, куда более высокий уровень отношений между женщиной и мужчиной. И это вызывает резко негативную реакцию»[262]. Консультант кампании Мэнди Грюнвальд считает, что женщин отпугивает путь, указанный Клинтон: «Они смотрят на свою ровесницу, которая сделала выбор, сильно отличающийся от их собственного». Хиллари «заставляет их задумываться над вопросами о себе и своем выборе, но они не хотят эти вопросы задавать»[263].
Статья в The New York Times появилась в 1996 году – как раз когда всеобщее внимание было приковано к скандалу с Уайтуотер [264], в котором оказалась замешана и чета Клинтон. Тогда и начал формироваться негативный образ Хиллари: она не умела держаться с людьми. Форменная гарпия. Уже тогда она была визгливой. Не знала своего места. И лгала. Этот грешок, как и история с бенгальским котом или недавняя шумиха с перепиской, порадовал сексистов: ведь такие жалобы не имели никакого отношения к ее полу. Ее популярность едва достигала 43 % – самый низкий показатель среди первых леди за всю историю современности.
Но не только консерваторы-мужчины находили Клинтон чересчур визгливой: целая когорта женщин разных политических взглядов считала, что она слишком крикливая, невзрачная и резкая – словом, все неприемлемое в эпоху постфеминизма. Даже когда Нора Эфрон [265] обратилась к выпускникам со словами: «Каждый упрек Хиллари Клинтон, что она забыла свое место, – это выпад против вас самих», люди все равно не хотели отождествлять ее с собой. Вот он, эффект постфеминизма: зачем переживать из-за сексистских нападок на первую леди, когда вам сказали, что основная цель феминизма уже достигнута? Образ Клинтон, как и многих других знаковых личностей второй волны феминизма, воспринимался без энтузиазма.
Но когда прогремел скандал с Моникой Левински, вокруг Клинтон снова закипели страсти. Хиллари и раньше донимали вопросами о неверности Билла: в самом начале президентской кампании она решительно пресекла расспросы о Дженнифер Флауэрс, заявив, что это их с мужем личное дело. Однако после того как из-за ложных показаний под присягой в скандале с Левински Биллу Клинтону грозил импичмент, их с Хиллари личная жизнь стала достоянием общественности.
Клинтон уже давно отказалась от принципа «всегда поддерживай мужа». Во время подготовки к выборам в 1992 году она заявила в интервью 60 Minutes: «Я не какая-нибудь Тэмми Уайнетт[266], чтобы всегда поддерживать мужа. Я здесь, потому что люблю и уважаю его». Этим она сама дала козырь своим недоброжелателям: вот оно, доказательство, что она свысока смотрит на домохозяек, традиционные ценности, Тэмми Уайнетт и на любого, кому нравится песня Stand By Your Man. Реакция была такой гневной, что Клинтон пришлось извиниться перед Тэмми Уайнетт. Но четыре года спустя Хиллари проявила такую твердость в истории с Левински, что к ней прониклись симпатией миллионы, в том числе и те, кто прежде ее презирал. Чем больше Клинтон походила на женщину, которая всегда поддерживает своего мужа, тем легче становилось Америке полюбить ее.
В ноябре 1998 года Клинтон в наряде от Оскара де ла Рента появилась на обложке Vogue: до нее первые леди там не позировали. Анна Винтур объявила, что это «подарок за то, что ей пришлось вынести за минувший год, а также признание ее красоты и успеха как женщины»[267]. И статья, и сопровождавшие ее снимки были, как писали в The New York Times, «подтверждением необычайного всплеска внимания к первой леди и сочувствия из-за скандала с Моникой Левински»[268].
Популярность Клинтон объяснялась не столько ее действиями, сколько ее реакциями. Гордость, с которой она держалась на публике, оказалась значительнее многих других ее достижений. Хиллари и ее советники сразу разглядели возможности, которые открывал для нее этот всплеск сочувствия. На его волне Клинтон легко одолела своего соперника-республиканца на выборах в 2000 году и стала младшим сенатором от штата Нью-Йорк.