[278]. В статье основательница Feministing Джессика Валенти описывала свои впечатления от встреч со студентками во время выборов. «Мои друзья, или мой парень, или папа – прогрессивные люди, – утверждали они. – Но когда они говорят о Хиллари, они превращаются в сексистов. Я ума не приложу, в чем дело». Возникала затруднительная ситуация: ведь их друзья не были сознательными сексистами, не толкали женоненавистнических речей.
Этим молодым женщинам приходилось вновь подогревать интерес к феминизму, который даже в конце нулевых годов вызывал неприятие в определенных кругах. «Стоило Клинтон выдвинуть свою кандидатуру, как американский сексизм, долгое время спавший, как зверь под транквилизатором, зевнул и пробудился, – писала Фортини. – Даже те, кто не затруднял себя гендерными вопросами, почувствовали: мы ничего не добились»[279]. Восемь лет спустя правдивость этих слов обретет тревожное подтверждение во всем: в новых попытках законодательно контролировать репродуктивное здоровье женщин, во взрыве онлайн-домогательств, в спорах об участии Клинтон в президентской кампании и, наконец, в ее проигрыше отъявленному женоненавистнику, который клянется отобрать у женщин репродуктивные права.
Став президентом в 2008 году, Обама назначил Клинтон на пост государственного секретаря: одни считали, что таким образом он держал врага при себе, другие видели в этом попытки сторонников Клинтон увеличить ее политический опыт. Ее рейтинг популярности немедленно пополз вверх и в конце концов даже превысил тот уровень, которого достиг после скандала с Моникой Левински. Ее снимки в костюмах всех цветов радуги стали мемом, как и фотография с мобильным телефоном. Все вдруг сочли, что любить Хиллари – это круто, особенно теперь, когда она занималась тем, что действительно умела. Работала. Обсуждала. Не баллотировалась.
И все же феминизм давал знать о себе, и это глупо было отрицать. Он процветал во множестве форм, представленный как старой гвардией (Рут Бейдер Гинсбург, Глория Стейнем, Элизабет Уоррен, сама Клинтон), так и новым поколением (Бейонсе, Лина Данэм, Эми Шумер, Зендая). Однако этот всплеск породила необходимость: законодательство и на местном, и на общегосударственном уровне грозило отобрать у женщин право распоряжаться собственным телом, отвоеванное за последние пятьдесят лет. Феминизм стал не важным, не модным – без него просто было нельзя.
И на этот раз Клинтон была готова вмешаться: не только из-за своей половой принадлежности, но и из политических соображений. Речь о своем участии в президентских выборах 2016 года она произнесла под открытым небом. Она с гневом обрушилась на республиканцев: «Они стыдят и винят женщин, вместо того чтобы признать наше право самим заниматься своим репродуктивным здоровьем».
В ходе кампании она включила в свою предвыборную платформу такие важные для женщин вопросы, как дошкольное воспитание детей и дневной уход. Предсказуемо хлынули нападки со всех сторон, но на этот раз на них немедленно последовал ответ. В отличие от кампании 2008 года и первых лет, проведенных в Белом доме, пресса, «Твиттер» и феминистская блогосфера решительно дали понять: сексизм не пройдет.
В сентябре 2015 года Трамп высказался о Клинтон как об «очень визгливой», и журнал The New York Times опубликовал пространное исследование применения этого слова к женским голосам; там приводилось высказывание эксперта, который утверждал: «Склонность кричать в ходе предвыборной компании не является гендерной особенностью, просто публика не привыкла к женским голосам в подобных обстоятельствах»[280]. Когда Берни Сандерс сказал, что «все вопли мира» не помогут выиграть дебаты, Клинтон ответила в феминистском ключе: «Иногда, когда женщина высказывается, некоторым мужчинам кажется, что она орет»: фраза стала девизом, который она впоследствии использовала в рассылке своим сторонникам.
В Pittsburgh Post-Gazette появилась статья об обеде, устроенном бывшим корреспондентом CNN в Белом доме Джессикой Йеллин. Там она включила записи голосов всех кандидатов в президенты и спросила, какой из них можно охарактеризовать как «визг». «Это шифр, – сказала Йеллин собравшимся женщинам-юристам, – применяемый к женщинам-кандидатам и другим общественным деятельницам. Проблема в том, что он входит в норму и применяется снова и снова»[281]. Комментатор CNN Эрика Джонг объяснила: «Мы не знаем, как должен звучать голос женщины-президента. У нас такого никогда не было… Мужские голоса нам привычней»[282]. Блогер в Linguistic Pulse высказывается прямо: «Женские голоса, как правило, выше мужских вследствие анатомических и социальных особенностей»[283]. Когда голос Клинтон называют «скрипучим» или «визгливым», то имеют в виду не ее лично – речь о том, как должен звучать голос лидера, а в представлении большинства он мужской.
В интервью для Chicago Tribune оперную диву Рене Флеминг спросили, являются ли критические замечания о голосе Клинтон сексистскими. «Моя дочь – специалист по исследованиям гендерных вопросов, – сказала Флеминг. – И она подтверждает, что претензии носят сексистский характер». И хотя голос Клинтон на ее профессиональный слух «резковат», она все равно считает, что «к женским голосам повышенные требования»[284]. А когда журналист Боб Вудворд сказал MSNBC, что его неприязнь к Клинтон вызвана «ее стилем и подачей», потому что «ее манера общения напрягает», это высказывание сочли проявлением сексизма. «Я словно перенеслась в прошлое, на многие годы назад, когда руководство CNN считало, что для того, чтобы звучать авторитетно и вызывать доверие, голос должен быть низким, – говорит Фрида Гитис из CNN. – То есть это мужские голоса звучат так, будто вещают чистую правду»[285].
Между тем за фракцией левых в силу их сексистских, патриархальных взглядов закрепилось прозвище Братцев Берни. Братец Берни – персона весьма прогрессивная: ненавидит крупные банки, заботится об окружающей среде, хочет изменить систему образования – и не видит ничего плохого в том, чтобы обозвать Клинтон лгуньей, сукой или еще хуже. Деятельность Братцев Берни особенно видна в интернете: в Reddit, в комментариях на странице Клинтон на «Фейсбуке» и в «Твиттере», где любая попытка заикнуться в поддержку Хиллари или покритиковать Берни вызывает поток брани.
Давление было таким ощутимым, что многие сторонники Клинтон перебрались в закрытые группы на «Фейсбуке». Но проблема обрела такие масштабы, что ее нельзя было скрыть: советники Сандерса обращались к участникам кампании Клинтон и к пользователям интернета с призывами держаться в рамках. Президент Обама в интервью Politico признавал, что члены его администрации и его сторонники держались «свысока», когда ставился вопрос об отношении к Клинтон, и соглашался, что «порой пресса бывала к ней чересчур несправедлива»[286]. Всюду мелькали заголовки: «Братцы Берни заставили меня признать мизогинию в Америке» и «Братья, любящие Сандерса, превратились в толпу сексистов».
В ходе выборов сексистское отношение к Клинтон не просто стало очевидным: оно сделалось ядром всей кампании и привело к росту ее поддержки. Опрос женщин-демократов в Washington Post показал: независимо от возраста и воззрений те, кто сталкивался с гендерным неравенством лично, с вероятностью 20 % могли проголосовать за нее[287]. Могли – но еще не наверняка. Потому что, когда подвели итоги выборов, оказалось, что большинство белых женщин – тех, кто по идее должен был испытывать особую солидарность с Клинтон, – голосовали за Трампа.
На ранних этапах кампании нападки на нее вызывали такой резонанс, что некоторые даже поверили, будто Братцы Сандерса – это пиар-ход сторонников Клинтон. «Целью было нейтрализовать все атаки, списав их на проявление сексизма, – писал Гленн Гринвальд, – отвлекая, таким образом, внимание от действий самой Клинтон и направляя его на анонимных отдельно взятых пользователей, которые утверждали, что являются якобы сторонниками Сандерса. Эффективное оружие в руках союзников Клинтон»[288]. Клинтон десятилетиями подвергалась сексизму. Теперь ее обвинили не только в том, что она его использует, но и в том, что она сама является его источником.
Многие избиратели, особенно сторонники левой фракции, не нуждались в объяснениях, что Клинтон подвергалась чрезмерным сексистским нападкам: Трамп наглядно продемонстрировал это, заявив, что она не может удовлетворить Америку, потому что не может удовлетворить собственного мужа и что она «играла на том, что женщина», чтобы добиться политического влияния. Но откровенный сексизм, как и расизм, и любая другая форма фанатизма, легко осуждается – даже если ты не принадлежишь той же политической партии, что и Клинтон. Куда труднее понять, каким образом отсутствие харизмы у Клинтон, ее неприятность, ее плохое проведение кампании трансформировались в восприятии избирателей в претензии сексистского характера.
Эзра Кляйн писал в Vox: «Вот Хиллари Клинтон, которую я вижу в вечерних новостях и о которой читаю в прессе. Она расчетлива и осторожна. Ее речи похожи на краткое содержание делового отчета, сделанного целой толпой авторов, боящихся, что в ответ им скажут что-то обидное». Это та самая Хиллари, которую освистывают за шутки на дебатах, которую упрекают за слишком редкие улыбки, которая заслужила прозвище Хиллари-бот. Но те, с кем она работала годами, имеют о ней совсем другое представление. «Они превозносят свою Хиллари Клинтон – блистательную, остроумную, вдумчивую, деятельную, – пишет Кляйн. – Те, кто с ней работал, остаются преданными ей, и даже недавние враги становятся на ее защиту»