— Мяв! — громко произнес кот.
— И что он сказал? — заинтересовался Наполеонов.
— Что ты преувеличиваешь, — охотно перевела Мирослава.
— Вы все против меня! — обиделся Наполеонов.
— Да нет же, Шурочка, — сказала Мирослава, — просто я хочу, чтобы ты рассматривал все возможные версии.
— Какие версии? Ты же уверена, что она не виновата!
— Я к этому склоняюсь. Вспомни, что Анна зачем-то приходила к Маргарите.
— Да врет она все!
— Кто? — невинно поинтересовалась Мирослава.
— Максименкова!
— Почему ты в этом так уверен?
— Какая нормальная женщина будет благодарить соперницу за возврат мужа?
— Нормальная не станет, если только что-то не задумала.
— Ну, что, что могла задумать эта бедная затурканная женщина?! Я имею в виду Анну Фалалееву!
— Не такая уж она и затурканная. Кстати, ты проводил опрос соседей в доме Фалалеевых?
— Зачем?
— Чтобы узнать, как супруги жили, не ссорились ли. Может, кто-то слышал, как Анна угрожала мужу?
— Шутишь? — усмехнулся Шура, — все твердят, что она была до безумия влюблена в своего мужа.
— Вот именно до безумия, — поддакнула Мирослава.
— Если уж кого и убивать, то Анне стоило устранить свою любвеобильную сестрицу!
— Не все так просто, Шурочка.
— Зачем ей убивать мужа, если он опять к ней вернулся?
— Вот именно, опять…
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Наполеонов.
— А то, что как вернулся, так мог опять уйти через некоторое время к Маргарите.
— Не мог, — уверенно проговорил Наполеонов.
— Почему?
— У Маргариты появился Басаргин.
— У нее и до этого постоянно кто-то появлялся.
— Но не Басаргин! — упрямо повторил Шура.
— И чего ты на Басаргине зациклился?
— Потому, что он не мужик, а кремень.
— И кремень может надоесть такой женщине, как Маргарита. А с Фалалеевым могла сработать пословица: «Старая любовь не ржавеет».
— Да пойми ты! — воскликнул Наполеонов. — Басаргин не тот человек, что позволит какой-то там дамочке играть собой, как кошке с мышкой!
— Он влюблен в Максименкову.
— Он любит ее, а не просто влюблен.
— Ну и что?
— А то, что он ее от себя не отпустит.
— Интересно, — Мирослава задумалась и сказала: — Может быть, ты и прав.
— Не может, а точно прав.
— Тогда это новая версия.
— Какая еще версия? — недовольно спросил Наполеонов.
— Такая! Ты говоришь, что Басаргин не намерен отпускать от себя Маргариту.
— Ну?
— Но он не может заточить ее в башню.
— Не может…
— Значит, она может ускользнуть в любое время, несмотря на его хватку.
— Опять двадцать пять! — воскликнул Наполеонов. — Говорю же тебе, от таких, как Басаргин, не ускальзывают.
— Вот он и мог избавиться от соперника раз и навсегда, так сказать, кардинальным способом.
— Против Басаргина нет никаких улик!
— Зато против Максименковой улик слишком много.
— И все неопровержимые!
— Потому, что никто не пытался их опровергнуть!
— Извини, но как можно опровергнуть отпечатки пальцев, туфель, подлинность почерка и ДНК слюны, в конце концов, на сигаретах?
— С сигаретами все очень просто! Если мне нужно тебя подставить, я бы взяла окурки у тебя дома.
— Я не курю.
— Бутылку тоже.
— А я буду делать вид, что не замечаю, как ты шаришь по моей квартире?! — ехидно спросил Шура.
— Я могу подсыпать тебе в чай снотворное.
— Я почувствую привкус.
— Хорошо, в спиртное.
— Моя мама не пьет, — хмыкнул Наполеонов.
— Шура, причем тут твоя мама?
— Она заметит твои проделки!
— Маргарита живет одна. И я просто привела тебе пример. Ты же не станешь отрицать, что экспертиза обнаружила снотворное в крови Фалалеева?
— Не стану. Но он мог принять его сам.
— Зачем?
— От бессонницы.
— Никто не упоминал, что Фалалеев плохо спал по ночам. И где флакон от лекарства?
— Мало ли, например, выбросил.
— Чушь.
— А записка?
— Ее можно вырвать из дневника…
— Ага.
— Взять старое письмо. Да мало ли?!
— Это не прокатит, — заметил Наполеонов, — если ты намерена опровергать улики, то должна найти что-то посущественнее.
— И с туфлей тоже странно. Ты не находишь?
— Чего с ней странного?
— Зачем она выбросила вторую в мусорный бачок рядом со своим домом?
— Мало ли, нервничала, торопилась, не подумала хорошо…
— Бред!
— Бред не бред, но улик много.
— А ты уверен, что Фалалеев собирался возвращаться к жене?
— Он уже вернулся!
— И жил на даче?
— Временно! Все свидетели твердят, что получили приглашение в ресторан, где чета Фалалеевых собиралась отмечать свое воссоединение. Или тебе кто-то сказал противоположное?
— Не сказал, — вынужденно призналась Мирослава.
О словах Маргариты она решила не упоминать.
— Тогда чего забор городить?
— Может, наоборот…
— Чего наоборот?
— Разобрать надо забор, вернее, частокол, который кто-то нагородил, чтобы не было видно правды.
— Ну-ну, разбирай. А я посмотрю, как ты будешь это делать.
— А помочь ты мне не хочешь?
— Зачем?
— Чтобы дело сдать в суд, с чистой совестью предъявив настоящего убийцу.
— Настоящий убийца задержан! — отрезал Наполеонов.
Часа через полтора Шура, видя, что Мирослава сегодня явно не расположена к нему, уехал домой.
— Поздно уже, — проговорил Морис, — оставайся ночевать.
— Не останусь, — проворчал Наполеонов, — опасаюсь за свою жизнь.
— За что опасаешься? — удивился Миндаугас.
— За жизнь! Со Славки станется, подкрадется ночью и придушит!
— За что?!
— За плохую следственную работу!
— А если за это, — не смог сдержаться от иронии Морис, — тогда тебе виднее.
— И ты туда же? — укорил друга Шура.
— Просто, может, тебе стоит взглянуть на дело с другой стороны?
— Уеду я от вас! — ответил Шура. — Недобрые вы!
И он, выйдя из дома, сел в свою «Ладу Калину» и умчался в город.
Дома он невольно разбудил уже уснувшую мать.
Встревоженная Софья Марковна принялась расспрашивать сына:
— Ты чего приехал, Шурочка?
— Я что, не имею права домой приехать? — вспылил Наполеонов. — Мне что, в гостинице теперь ночевать или в своем рабочем кабинете?
— У тебя неприятности? — заботливо спросила мать и погладила его, как в детстве, по макушке.
— Целый ворох! — признался сын.
— Ужинать будешь?
— Нет, я поел.
— Тогда ложись, — мать снова ласково погладила рыжевато-русый ежик сыновних волос, — утро вечера мудренее.
— Только мне сказок народных до полного счастья не хватает, — проворчал сын.
— Это сы´ночка не сказки, это народная мудрость, я тебе сейчас чая ромашкового заварю.
— Не хочу! — Он быстро скрылся в своей комнате и плотно закрыл за собой дверь.
Софья Марковна вздохнула, пошла на кухню и заварила ромашковый чай для себя.
Мирослава тоже долго не могла заснуть, она ворочалась с боку на бок. Уже хотела выйти в сад…
Но передумала, подхватила кота под мышку и пошла к Морису. Она тихонько постучала.
— Да, — прозвучал его голос.
— Можно? — Она приоткрыла дверь и увидела, что на прикроватной тумбочке горит ночник.
Мирослава опустила на пол кота, который сразу запрыгнул на постель.
— Ты не спишь? — спросила Волгина.
— Нет, читаю.
— Я тоже не могу заснуть, а читать не хочется.
— Бывает…
— Как ты думаешь, может, Фалалеев не собирался возвращаться к жене?
— Все свидетели утверждают, что собирался.
— Может, он передумал?
— Навряд ли…
— И все же, если предположить…
— Ему некуда было деваться, — прервал он ее, — Максименкова была с Басаргиным. И все говорит о том, что он человек серьезный.
— Может, Фалалеев надеялся?
— Ну, допустим, — решил согласиться Морис.
— Тогда все сходится.
— Что сходится?
— Что его убила не Маргарита.
— А кто?
— Не знаю, но предполагаю.
— Если вам не дает покоя свидетельство бабы Лизы о том, что Анна куда-то уходила ночью в тот день, то…
— Баба Лиза объелась огурцов, и это ей привиделось? — усмехнулась Мирослава.
— Нет, конечно. Но она могла ошибиться. Или это ей просто приснилось.
— Не похожа Елизавета Ивановна на выжившую из ума старуху.
— Не похожа, — согласился Морис, — но в жизни всякое бывает…
— Например?
— Анне могло не спаться, как нам сегодня с вами, и она могла выйти во двор погулять.
— Отправиться в наше время гулять ночью?
— Ранним утром…
— Большинство женщин в наше время не рискнут предпринять ночную прогулку, даже вооружившись автоматом.
— Она могла просто выйти часа в четыре утра, посидеть на лавочке.
— Не лето уже…
— И все-таки могла.
— Могла. Но меня мучает вопрос, почему Анна отрицает, что была у Маргариты и потом звонила ей?
— Может, она говорит правду, а лжет как раз Максименкова.
— Ян ей верит.
— Он адвокат.
— А мы, — усмехнулась Мирослава, — как верно выразился Наполеонов, работаем на адвоката.
— И значит, должны верить его подзащитной?
— Ты верно мыслишь.
— Всегда к вашим услугам, — улыбнулся он.
— Ладно, пойду спать. Я, кажется, успокоилась.
— Вам пришла в голову какая-то мысль?
— Возможно.
— Спокойной ночи.
— Спокойной.
Сад за окном источал аромат осенней листвы, щедро смоченной обильной росой, точно ночь ходила по тропинкам и, всюду натыкаясь на парчовые наряды осени, плакала то ли от зависти, то ли от восхищения…
Утром Мирослава решила позвонить Жанне Тропининой — жене партнера Басаргина и подруге Маргариты.
Детектив заметила, что Глеб дал ей телефон Жанны весьма неохотно, и, наверное, поэтому все это время откладывала звонок. Но теперь, как подсказывала ей интуиция, пришло время поговорить и с Жанной.