— А где жил?
— У Аньки! Они, как поженились, им папа-полковник шикарные апартаменты купил.
— То есть жил Александр Фалалеев последние годы постоянно в квартире жены?
— Ну, не совсем постоянно, — замялись друзья.
— То есть?
Рашид и Геннадий переглядывались и молчали.
— Ваш друг наставлял жене рога? — догадался Наполеонов.
— Почему сразу рога! — возмутился Геннадий.
— Да по мне хоть копыта, — сказал следователь.
— Но-но, — не выдержал Рашид, — Анна порядочная женщина.
— Да-да, Аня хорошая девочка, — подтвердил Наливайко.
— А я спорю? — спросил следователь, — я просто хочу узнать, была ли у вашего друга любовница?
— Любимая женщина, — поправил Геннадий.
— Понятно. А жену свою Фалалеев не любил? — заинтересовался Наполеонов.
— Любил, — промямлил Наливайко, — просто по-другому.
— Что значит по-другому?
— Я не знаю, как объяснить…
— Просто Анна вся из себя правильная, — встрял Рашид, а Маргарита…
— Значит, любовницу зовут Маргаритой.
Нуралиев тяжело вздохнул.
— Вы тут мне все твердили, что Анна хорошая девочка. А Маргарита, выходит, плохая?
— Нет! — быстро ответил Нуралиев, — просто она яркая, страстная!
— И вам она нравилась?
Рашид замер, а потом тихо ответил:
— Да.
— И у вас с ней тоже были отношения?
— Вы с ума сошли!
— Потише на поворотах, — усмехнулся следователь и спросил: — А жена и любовница знали о существовании друг друга или хотя бы догадывались?
— Знали, — вздохнул Наливайко.
— Они кузины, — бухнул Рашид.
— Кто?
— Двоюродные сестры, — пояснил Наливайко.
— Так их зовут…
— Аня и Рита.
— И учились вместе с вами?
— Нет, Санька познакомился с Аней на какой-то тусовке, и она ему понравилась.
— А потом она познакомила его с Маргаритой, — печально проговорил Геннадий.
— И тут-то все и завертелось, правильно я понимаю? — спросил следователь.
— Ну, примерно, так…
— Они часто ссорились?
— Кто?
— Кузины?
— Нет, я же вам говорил, что Аня, она очень хорошая и просто не может затеять ссору.
— Она и с мужем не выясняла отношений из-за его измен? — удивился следователь.
— Насколько нам известно, нет, — сказал Рашид.
— Она плакала, переживала, — добавил Геннадий.
— А ее папа был в курсе личной жизни дочери?
— Нет, Аня все скрывала от родителей.
— А Вера Никодимовна очень хотела внуков.
— Вера Никодимовна это кто?
— Мама Ани.
— Понятно. И почему же дочь не порадовала маму наследником?
— Саша не хотел, — пролепетал Геннадий.
— Пока не хотел, — поправил Рашид.
— Или не хотел от Анны? — уточнил Наполеонов.
Друзья промолчали.
— Понятно. И что мы имеем — брошенная жена, взбешенный родитель и… Маргарита была замужем?
— Была, но развелась. И Аня не брошенная жена.
— То есть?
— Саша решил вернуться к жене. А Филипп Арнольдович ничего не знал об Анечкиных горестях, я вам уже говорил! — рассердился Наливайко.
— Говорили, — не стал отрицать Наполеонов, — а Филипп Арнольдович, насколько я понимаю, папа-генерал?
— Да, Анечкин папа, но не генерал, а полковник.
— И вы уверены, что приложить зятя бутылкой он не мог? — уточнил Наполеонов.
— Да что вы такое говорите? — всплеснул обеими руками Наливайко.
— Ну да, — согласился следователь, — полковнику было бы сподручнее пристрелить неверного зятя.
Геннадий замотал головой, а Рашид фыркнул и обратился к другу:
— Гена, не принимай так близко к сердцу. Разве ты не видишь, товарищ следователь прикалывается.
— Вы не правы, Нуралиев, я просто размышляю вслух. А где машина вашего друга?
— Надо думать, в гараже.
— А гараж?
— За домом.
Наполеонов собирался пойти посмотреть на автомобиль убитого Фалалеева, но не успел. На кухню неожиданно ворвался оперативник Аветик Григорян.
— Александр Романович! — закричал он с порога, — идите скорее!
— Куда?
— Я вам сейчас покажу! — И Аветик вылетел вон.
Наполеонов поднялся с табуретки и вышел следом за ним. Аветик уже выбежал из сеней на улицу и быстро пошел по асфальтированной дорожке в сторону древесных зарослей. За кустарниками оказалась тропинка, заросшая травой, шла она вдоль оврага и вскоре тоже выходила к калитке.
— И что? — спросил Наполеонов.
— Вы гляньте в овраг!
Наполеонов посмотрел и увидел на дне неглубокого оврага красную женскую туфельку.
Он присвистнул:
— Золушка башмачок потеряла.
— Вроде того.
— А как тебя сюда занесло?
— Обыкновенно. Вы же велели участок осмотреть. Я и осмотрел.
— Молодец! — похвалил следователь оперативника, — теперь надо ее достать, только осторожно, на вот, возьми платок и целлофановый пакет.
— Ага.
За плечом Наполеонова пыхтели прибежавшие следом Рашид и Геннадий.
— Ну, узнаете обувку? — спросил у них Наполеонов, принимая из рук Аветика туфельку.
— Сложно сказать, — пробормотал Геннадий.
— Аня такие вроде не носит, — подумав, ответил Рашид.
— Почему?
— Слишком яркие.
— А Маргарита?
— Не могу сказать…
— То есть вы на ней этих туфель не видели?
— Нет, — уверенно ответил Рашид.
Геннадий отрицательно помотал головой.
— Хорошо, — сказал следователь, — я вас пока отпускаю.
— Куда? — удивились друзья.
— На все четыре стороны. Но из города пока не уезжайте.
— Есть, начальник, — угрюмо усмехнулся Рашид.
— Куда я могу уехать в начале учебного года? — пробормотал Наливайко.
— Ну, вот и ладушки, — следователь, не глядя больше на них, отправился в дом. Григорян шел за ним следом.
— Я чего хочу сказать, — заговорил Аветик, когда они почти дошли до асфальтированной дорожки.
— И чего?
— Вот, видите, — он ткнул на углубление в земле, — след…
— А дальше — нет, — Наполеонов присел и стал рассматривать почву.
— Нет, — согласился Аветик, присаживаясь рядом со следователем, — это потому, что дальше она по траве пошла.
— А возле оврага поскользнулась, туфелька слетела, и она за ней не полезла…
— Побоялась упасть в овраг.
— Он мелкий…
— Все равно, ведь она могла еще больше натоптать или даже оставить следы рук.
— Выходит, она шла по траве до самой калитки…
— Да.
— А там асфальт, — вздохнул Наполеонов.
— Но приехала она ведь на машине!
— Думаешь?
— На чем же еще сюда доберешься?
— На такси.
— Это слишком заметно, — не согласился Аветик.
— Если она приехала поздно вечером, как сказано в записке…
— Пойду поспрашиваю соседей?
— Иди, хотя сейчас на даче негусто народу, — задумчиво проговорил Наполеонов.
Эксперт снял отпечаток от туфли возле дорожки и след скольжения. А Легкоступов, забыв обо все на свете, фотографировал не только то, что относилось к делу, но и сам овраг, замшелые камни на его дне, кусты растущего неподалеку снежноягодника, а потом перешел на окрестные пейзажи.
— Валерьян! — не выдержав, возмутился Наполеонов, — ты не на пленэре! Заканчивай свою самодеятельность!
— Сейчас, сейчас, — отмахнулся тот и нацелился объективом на позднего шмеля, примостившегося на ярко-желтой махровой хризантеме, — какое чудо, — бормотал он восторженно.
— Это самец! — пробасил Незовибатько.
— Какой же это самец? — возмутился Наполеонов, думая о находке, — туфля явно женская!
— Да я о шмеле, — хмыкнул Афанасий Гаврилович.
— О шмеле? О каком шмеле?
— О том, что Валерке позирует.
— Ах, о шмеле… — протянул следователь и вдруг удивился: — А ты откуда знаешь, что это самец?
— Мне теща сказала.
— Что-то я тут поблизости никаких тещ не наблюдаю, — прищурился Наполеонов.
— Очень ей нужно тут находиться, особенно возле тебя, — ухмыльнулся Незовибатько.
— Тогда как же она могла тебе сказать, что этот шмель — самец?
— Она заранее сказала.
— Да откуда она могла это знать!?
— Тещи знают все! — наставительно пробасил Афанасий Гаврилович и поднял вверх указательный палец.
— Твоя теща вещает тебе с небес? — улыбнулся Наполеонов.
— Типун тебе на язык! — рассердился Незовибатько.
Потом посмотрел на заинтересованные лица сослуживцев и снизошел до объяснения:
— Просто третьего дня на даче сынишка мой увидел шмеля и стал звать: «Бабушка, посмотри, какая большая и красивая пчелка». Теща и объяснила, что это самец шмеля. Я тоже удивился и спросил, откуда ей это известно. Она и сказала, что осенью на цветах сидят самцы шмелей. Они не умеют жалить, но зато источают приятный парфюмерный аромат.
— Надо же, — восхитился Валерьян и проговорил мечтательно: — Вот бы и мужчины так могли!
— Как? — спросил Наполеонов.
— Источать приятный парфюмерный запах.
— Ты не очень-то им завидуй! — усмехнулся Незовибатько.
— Почему? — спросил фотограф.
— Потому, что до весны эти плюшевые создания уже не доживут.
— Как жаль! — искренне огорчился Валерьян.
— Они тут шмеля оплакивают, — возмутился Наполеонов, — а в доме, между прочим, лежит труп!
— Ах да, — проговорил Илинханов, — можно уже машину вызывать.
— Тьфу ты! — в сердцах воскликнул Наполеонов и быстро пошел прочь.
— Он, кажется, обиделся, — забеспокоился Аветик.
— Ничего, скоро успокоится, — спокойно заверил Незовибатько.
— В смысле? — не понял Григорян.
— В хорошем смысле!
Все, кроме Аветика, рассмеялись.
Опрос соседей ничего не дал. Кого-то не было дома, кто-то спал и ничего не слышал.
— Как всегда, — вздохнул Григорян.
— Во всяком случае, если бы к дому Фалалеева подъехала машина, кто-то да услышал бы, — сказал эксперт.
— Если поздно ночью, то не факт, — вздохнул следователь.
Наполеонов взял на себя печальную миссию оповещения жены Фалалеева о гибели мужа. Это не было жестом доброй воли по отношению к своим коллегам, просто следователь хотел лично увидеть реакцию вдовы.