– Да, и многие из них не дошли бы до суда в силу возраста. Но теперь ситуация изменилась. И мы, ваши дети, – не просто так называем себя спасителями. Многие помнят своих родителей, старших братьев и сестер. Не могу отнести себя к этой категории, ведь я сирота и воспитывался в детском доме свою недолгую двухлетнюю жизнь в прошлом. Но у меня было много друзей из полноценных счастливых семей, которые тосковали по родным.
Мое сердце сжалось, когда я представила своих тоскующих детей на проклятой перевалочной базе.
– Прожив тридцать лет на базе и два года в постапокалиптическом, если вам так угодно, мире, мы отвоевали право вернуться и все-таки спасти тех, чей уровень КПЖ не помешает завершиться Страшному суду в пользу человека. Мало кто помнит и найдет своих родителей, а даже если и вспомнит, то все равно не сможет спасти того, чей КПЖ ниже нормы.
– Апокалипсис все-таки случился. И вы его всадники. Раз верите в праведность всего, что говорите.
– Сейчас некогда углубляться в тему. Все что я пытаюсь вам сейчас сказать, это то, что вы нам подходите. Мы готовы забрать вас с собой.
– Предлагаете мне сбежать как крысе с тонущего корабля?
– Воссоединиться с вашими детьми. Разве не об этом вы мечтали?
– Привет! – раздался звонкий голос, от которого я чуть не выронила бокал, про существование которого уже давно забыла.
Да чего уж там, я и о существовании людей на острове уже не помнила.
Это была Жанна. Тот редкий со времен молодости случай, когда моя подруга переборщила со спиртным. Впрочем, ей это было очень к лицу. В ней просыпалась давно угасшая кокетка-обольстительница.
– Как вам водная прогулка? – обратилась она к Радже, приняв его за отдыхающего с катера.
– Сложно было вообразить лучший досуг в такой жаркий день, – не растерялся солдат.
– Красивый костюм.
Я не узнавала Жанну. И даже немного пожалела о присутствии Алекса. Ведь она так бесцеремонно вторгается в разговор именно потому что уверена, что ни с каким другим мужчиной у меня тут не может быть личных бесед. Пришлось ее переубедить.
– Жанна, это Роман. Он тоже потерял детей и я рассказываю ему о деятельности Центра. Кстати, Алекса давно не видно. Посмотри, пожалуйста, где он.
Подруга, наконец, услышала меня.
– Пойду сделаю нам чай. Пора понизить градус. Ты как?
– Да, пожалуй. Мне тоже. Спасибо.
Жанна была разочарована несостоявшимся знакомством с восточным красавцем Раджой, но мне не было до этого никакого дела. В другой ситуации я, естественно, представила бы Жанну любому новому знакомому, хотя бы как специалиста Центра. Сейчас же от нетерпения повела себя очень грубо, и подруга это заметила. Но у меня была на то причина – судя по часам, у нас с Раджой на сегодняшний разговор осталось не больше пяти минут.
– А мой муж, Владислав Жданов? Фишер сказал, что его тоже… слили.
– Да. В первых рядах. У него очень высокий уровень КПЖ. Несмотря на то что ему было уже за сорок на момент слива, первые спасители посчитали его ценным экземпляром, достойным риска.
– Бред какой-то. И он согласился?
– Не бред. Вам надо увидеть это своими глазами.
Он достал из нагрудного кармана те самые очки. Примерьте и взгляните на людей.
Раджа протянул мне диковину из будущего.
Я торопливо приложила очки к лицу. Над по большей части незнакомыми мне людьми кружились небольшие сферы, а внутри светились цифры. Двухзначные, трех, и только в одной сфере я заметила четырехзначное число. Это была Жаннкина сфера.
– Ваша подруга чуть-чуть не дотянула до проходного КПЖ. Тут еще важен цвет цифр и сферы. Про это чуть позже расскажу. Но вы обратите внимание на то, как по-разному выглядят люди в зависимости от КПЖ.
И впрямь, некоторые люди казались мне серыми, чуть ли не полупрозрачными. Образ Жанны, напротив, был ярок и естественен. За исключением нескольких помех как на голографическом изображении. Ее сфера была правильной формы с ровными цифрами внутри. В отличие от многих других – тусклых и кривых.
– Ваша подруга – яркий пример молочного человека. Они идут сразу после сливок. Кому-то в голову пришла такая чудная классификация, – пояснил он, поймав мой удивленный взгляд сквозь очки.
– А восточный народ вы как нарекли? Кумысом? – По мере того как приходило осознание того, что мои дети живы, и даже досягаемы, ко мне начала возвращаться почти забытая тяга к сарказму.
Раджа снял с меня очки.
– Значит, я тоже отношусь к сливкам?
– Да. Хоть в этой жизни вы и не были достаточно активны, но прошлые заслуги хорошо подсвечивают вашу сферу. Я сразу заметил. Когда вы стояли на балконе. Это большая редкость. Высокий КПЖ сам по себе не так важен, как качество этих жизней и их продолжительность. Можно прожить тысячи жизней, но каждый раз умирать в младенчестве, не успев обогатить свою душу. Как думаете, почему кто-то становится дворником, а кто-то президентом, даже имея абсолютно идентичные исходные условия? Почему одни люди интеллектуально развиваются, а другие проживают примитивную жизнь? И никогда одни с другими не найдут общего языка, потому что между ними пропасть. Не социальная, не образовательная. Это пропасть в сотни жизней. Почему мы сложно сходимся с людьми? Почему непросто найти своего человека? Почему дети рождаются умнее родителей? Все дело в КПЖ.
Я обернулась и снова поискала глазами Алекса. Было бы интересно взглянуть на него сквозь очки. Но Раджа уже убирал их обратно в карман и поглядывал на часы. Я поняла, что ему пора. Народу на острове стало меньше. На нас вполне могли обратить внимание. И все-таки я задала последний вопрос.
– Жданов сейчас в будущем? Он жив?
Глава 14
Раджа не успел ответить. За нашими спинами началась какая-то потасовка. Мы одновременно обернулись на встревоженные, но приглушенные восклицания.
Человек десять-двенадцать сбились в кучку, а перед ними стояли четверо солдат. В неизменной бежевой форме как на Радже, только с автоматами и в очках.
Самым тревожным в этой ситуации было то, что оружие было направлено на людей. Раджа с неподдельным изумлением, откидывая длинную кудрявую прядь с лица, направился к своим товарищам. Я поспешила за ним.
Но тут из толпы испуганных отдыхающих, опередив нас, вышел человек. Это был Алекс.
Где его носило и какого черта он творит – пронеслось у меня в голове. Он не подозревал, что эти четверо видят его насквозь. Теперь мне известно, что это выражение может иметь не только переносный смысл.
Я подошла к Жанне, стоявшей с краю небольшой кучки людей, выстроившихся полукругом напротив солдат и прячущихся друг за другом. Сначала я почему-то подумала, что они пришли за припозднившимся Раджой, чтобы поторопить его. И мне хотелось успокоить подругу и остальных. Но солдаты не обращали на отщепенца никакого внимания. Не опуская оружия, они крутили головами, разглядывая собравшихся. Их взгляды задерживались на мне, и я примерно уже понимала почему.
Алекс тем временем сделал еще шаг вперед и выставил перед собой руки, призывая вооруженных людей опустить автоматы и не пугать собравшихся.
Я дернулась, но Жанна взяла меня за руку, не пуская пройти дальше. Мое сердце сжалось от предчувствия чего-то неизбежного. В этот момент раздался глухой хлопок.
Я уже была парализована липким темным страхом, но окончательно осознала истинный ужас произошедшего, когда все почти двухметровое тело Алекса повалилось на землю. И это было не ранение. Не игла со снотворным. В его лбу образовалась маленькая черная дырочка, из которой тоненькой струйкой сочилась кровь. Все произошло так быстро. И вот он мертв. За что? Почему? Хорошо, что глаза закрыты. Он как будто спит. Пронеслись в моей голове самостоятельные мысли.
И все-таки почему? За что? Я вопрошающе посмотрела на Раджу, потому что лица других солдат по-прежнему скрывали большие очки.
Тот казался ошеломленным, не меньше моего. Он подлетел к стрелявшему, выхватил у него автомат и начал кричать на него. А тот ответил: «Что такого? Он все равно не подходил нам. И представлял угрозу.»
Раджа отпихнул его и остальных солдат тоже вытолкал в сторону моста, соединяющего остров с землей. Затем бросил все тот же ошарашенный взгляд на Алекса и на меня, после чего поспешил следом за своими армейцами. Они исчезли так же бесследно, как и в день вторжения.
Но на этот раз не без последствий. Жанна отпустила мою руку. И я упала на колени рядом с Алексом. От шока я не могла ни говорить, ни дышать, ни тем более плакать. Жанна присела рядом, пытаясь обнять меня, трясущуюся словно от холода. Я склонилась над ним, до сих пор не веря в произошедшее и растопырила дрожащие пальцы. Со стороны могло показаться, что я пытаюсь его оживить.
Наконец, Жанне удалось прижать меня к себе, и я обмякла. Сдерживаемые непонятной силой рыдания вырвались наружу.
– У меня остался только он. Он принадлежал мне по праву. Я его не украла. Я заслужила его, – услышала я свой собственный, прорывающийся сквозь неудержимый плач, голос.
Высвободившись из объятий подруги, я упала на бездыханное, но все еще теплое тело Алекса.
Закутавшись в плед, я пила чай, который Жанна заварила, когда Алекс был еще жив. Полиция и скорая приехали довольно быстро. Служители закона заканчивали снятие показаний и осмотр места преступления. Тело убитого уже засунули в черный мешок, который скрылся в машине скорой.
С этого дня загадочная армия больше не будет носить неопределенный статус. После ближайшего выпуска новостей она станет потенциально опасной армией убийц. Репортеры тоже были тут. И оказалось, что это тот самый редкий досадный случай, когда личность убийцы вызывает намного больше интереса, чем убитый.
Те самые загадочные армейцы в шлемах и с автоматами показали свое истинное лицо: сегодня ночью они безжалостно убили припозднившегося отдыхающего яхт-клуба «Лодочник».
Я не могла понять, откуда в моей голове взялась эта бегущая новостная строка. Это всего лишь защитная реакция. От чего? От осознания собственной вины в произошедшем. Он же предлагал мне уехать. Предлагал! А что сделала я? Эгоистично отправила его дальше наслаждаться отдыхом, который был ему совсем не нужен. И он больше ни разу не потревожил меня. И уже никогда не потревожит. А ведь мы хотели одного и того же – поскорее оказаться дома, вдвоем. Но теперь, когда армия показала свое истинное лицо, разве можно с уверенностью утверждать, что дома было бы безопаснее?