И наконец начала писать книгу. Ту, которую задумала, еще оказавшись в тюрьме. Только с тех пор сюжетов накопилось на десятитомник.
Теперь, когда мои пальцы мельтешили по клавиатуре, я вспомнила сон, от которого проснулась. Вернее, это больше напоминало очередное перемещение во времени – на пятнадцать лет в прошлое в следственный изолятор. Я, молодая девчонка, осужденная за тройное убийство и мой возлюбленный – первый и единственный на тот момент, по совместительству – бывший начальник Павел Бой. Как давно мы не виделись! За последние два года он ни разу не приезжал в Москву, окончательно обосновавшись в Европе. Он, конечно, звонил и предлагал поддержку, даже личное присутствие, но я убедила его, что в этом нет необходимости. Хотя если б рядом не было Алекса, то я бы наверняка приняла предложение. Так вот тогда, в замызганной комнате свиданий Павел и посоветовал мне начать работу над книгой, чтобы скоротать годы заключения и одновременно осуществить давнюю мечту. В суете загруженных и интересных будней о работе над книгой можно было только мечтать. Тогда мы оба с грустью усмехнулись по поводу того, как изощренно порой жизнь осуществляет наши мечты. Мечтающий о любви влюбляется безответно, страстно желающий постройнеть – худеет от тяжелой болезни. Вот и я чуть было не начала писательскую деятельность на нарах.
Тогда судьба распорядилась по-другому. Вернее, не сама судьба, конечно, но Жданов, который с того самого момента и по сей день распоряжается моей жизнью. Будь он незнакомцем в черном плаще или покойным мужем – я продолжаю невольно следовать за ним.
Странно, что с момента попадания на базу мысль о написании книги больше не возникала. Наверное, дело в том, что изначально планировалась работа абсолютно в другом жанре, который совершенно перестал меня интересовать, когда жизнь запестрела новыми красками.
Теперь я готова была изложить на бумаге свою историю, автобиографичный остросюжетный роман, который не оставит никого равнодушным. Именно книга, написанная мной, станет лучшим учебником для невежд из будущего.
Одной книгой не ограничилось. Едва поставив точку в истории под названием «Затмение», после недолгой передышки, я снова села за спасительный ноутбук.
Это было непросто – заново пережить один из самых тяжелых периодов своей жизни – период разоблачения и осознания, борьбы за прощение и выживание, время расплаты за прошлые слабости и грехи. Причем расплачивалась не только я, но и Влад – за свои неуемные амбиции. А еще Жанна – за былое легкомыслие. И конечно же, Жан, но тот отдувался не за себя, а за наследственные недуги…
Так я и назвала вторую рукопись: «Расплата».
О том, что происходило после смерти Влада я пока писать не стала. Пыталась начать третью часть, но было слишком тяжело. На том моменте, когда пропадают дети, у меня опускались руки. Такое нужно сначала пережить. Тем более еще абсолютно не было понятно, чем вся эта история закончится.
Поэтому я сделала большой перерыв. Примерно в месяц. Как раз наступила зима. Самая настоящая, похожая на те десять зим на реальной базе.
Все это время мои подушечки пальцев горели от потребности писать еще. Тогда я подумала, что в прошлом немало поучительных историй, не обязательно связанных с моей жизнью. Мне в деталях вспомнился рассказ моей случайной знакомой, с которой мы встретились на пороге церкви на окраине Москвы. Ее звали Ева. А ее младшего сына – Адам. Так же звали и ее возлюбленного. Неоднозначная история их любви и трагических событий, на фоне которых она развивалась, запала мне в душу. И я подумала, почему бы не написать об этом. Спустя еще полтора месяца, файл под названием «Адам и Ева» насчитывал достаточное количество страниц для очередного художественного романа.
Еще одним человеком, образ которого не стерся из моего сознания за долгие однообразные месяцы на перевалочной базе, был Герман Фишер. Тут пришлось больше фантазировать, но получилась очень трогательная и душещипательная история о девушке по имени Вера, попавшей в логово злого гения. Именно таким мне представлялся Фишер.
Когда-нибудь я была намерена написать историю про более реального и любимого мной персонажа – Алекса Родриго-Велса. Да, именно такую фамилию он унаследовал от отца, которого никогда не видел. Но это я сделаю позже. Тем более дорога в будущее близилась к завершению.
Глава 21
На базе нас было около пятисот человек, включая солдат и избранных. А это значило, что таких перевалочных баз должно быть сотни или даже тысячи – чтобы уместить всех.
Конечно, армия, отправленная в прошлое для спасения небольшого процента людей, включала в себя далеко не всех выросших детей. Но как же два года назад все они поместились на этих базах?
Однажды я спросила Раджу:
– К чему такое разделение? Почему под перевалочную базу не спроецировали целый континент для переселения всех детей, а разделили на кучу маленьких территорий.
– А почему в школе детей делят на классы? – парировал Раджа. – Смысл был в том, чтобы расселить людей будущего по общинам, рассортировать по возрасту, интересам и способностям. Чтобы не повторять самую страшную ошибку предков – не допустить хаотичного развития личностей, не дать им потеряться, заплутать, погрязнуть в пороках.
– Предки. Не думала, что услышу такое в свой адрес при жизни, – обиделась я.
– Это не про вас, Маргарита, и даже не про ваших современников или ближайших предшественников. Все началось гораздо раньше.
Я давно заметила, что на этой перевалочной базе очень много творческих людей, подобных мне. Писатели, бывшие журналисты, художники. И ни одного врача или физика-ядерщика. Даже Жаннкин медпункт сливки использовали по большей части как место для уединения с книгой. Подземные лаборатории под основным корпусом в этой проекции существовали, но пустовали. Только теперь до меня дошло, что мы тоже подверглись сортировке: по КПЖ, возрасту, призванию.
– Когда? – вернулась я к разговору.
– На протяжении веков и даже тысячелетий человечество не раз получало послания и предупреждения, причем, как от господа, так и от дьявола. Остановимся на первых. Послания носили как предупредительный, так и разрушительный характер. Бог сменял гнев на милость – и наоборот. Наверное, благодаря именно этой черте, он и дал нам второй шанс сейчас.
– Шанс кучке людей похоронить своих родителей, друзей и близких?
– Это свободный выбор. Для таких, как вы, важно отправиться к своим детям. И мужу. Кто-то предпочел прожить последние тридцать лет на умирающей планете.
Понимаю их, подумала я.
– И потом, велика ли жертва? – продолжал араб, привычно тряхнув густыми кудрями, падающими на лицо. – Смотря с чем сравнивать. Если взять всемирный потоп, который преследовал такую же цель, как и мы сейчас, то тогда выживших оказалось значительно меньше.
– Ориентируясь на свои скудные демографические познания, Раджа, смею предположить, что численность населения планеты во времена всемирного потопа была значительно меньше, чем сейчас. Даже если представить, что ковчег с «каждой твари по паре» действительно существовал, что это не аллегория и не библейский образ. Вы же сами понимаете, что тогда во имя светлого будущего погибло намного меньше людей, чем будет уничтожено через двадцать восемь земных лет на покинутой нами планете?
– Больше людей – больше грехов. Строже меры. Как показала история, жертва одного человека – ничего не стоит.
– О чем вы?
– О жертве Иисуса.
– А.
– Вот вам и «а». А если б народ всерьез задумался и принял посыл, то этой жертвы было бы достаточно. Сын Божий наглядно показал всем, как должна выглядеть жизнь.
– И как же?
– Как крестный путь. Жизнь должна быть осознанной, целенаправленной, наполненной болью. Только через боль и страдания душа переходит на новый уровень. Он показал, что быть человеком очень трудно. Это своеобразный подвиг, на который способен далеко не каждый.
– Интересно, есть ли шкала, по которой измеряется мера страданий? Мне было бы интересно узнать степень моих собственных.
– Думаю, нет. Но теперь у нас есть прибор, который определяет не только количество, но и качество прожитых жизней. Именно благодаря ему, Маргарита, вы отправляетесь в будущее в числе избранных. Уж не знаю, какие страдания выпадали на долю ваших предыдущих воплощений, но они были достойными. Вы никогда не жили праздно и не прожигали жизнь, как большинство.
– За это вы решили приумножить и продлить мои страдания?
– Вы страдаете?
– Ну уж точно не наслаждаюсь жизнью.
– Мне показалось, вы нашли себе занятие по душе на этой базе. Редко посещаете собрания и занятия для избранных. Зато много времени проводите за ноутбуком.
– Это же не приветствуется, да?
Я вспомнила, как много раз Раджа, заходя навестить меня, заставал за работой над книгами и бросал укоризненный взгляд. Из-за этого я сразу же захлопывала крышку ноутбука.
– Пропуск занятий? Мне не составляет труда беседовать с вами индивидуально.
– Нет, – мне хотелось посоветовать Радже не строить из себя дурачка, которым он не является. – То, что я пишу книги.
Мой собеседник не стал изображать деланного изумления, за что я мысленно поблагодарила его.
– Если это книги о прошлом, то важно понимать, о чем именно.
– Ясно. О прошлом – либо плохо, либо никак?
– В любом случае в будущее им не попасть.
И тут я поняла, что взгляд Раджи, застающего меня за писательством, не был осуждающим. Он был полон сожаления по поводу бесполезности работы, которую я ежедневно проделываю. Но как говорится – чем бы дитя ни тешилось…
И все-таки я готова была поспорить. Понятно, что надежды прихватить с собой в будущее ноутбук или жесткий диск мало. Но я столько раз перечитывала написанное, что при удобном случае без труда все воспроизведу.
– И насколько хватило заветов Христа? – я не хотела переключать разговор на себя.
– Почти на полторы тысячи лет, – охотно продолжил Раджа. – Что просто великое проявление божьего милосердия. С учетом того, что люди, окружающие его сына были все-таки очень далеки от понимания его проповедей, это справедливая отсрочка. Их души были совсем молоды, поэтому по большей части они имели только антропологические признаки людей. Животные инстинкты и потребности преобладали. Но впереди у них было полторы тысячи лет, чтобы перерождаться, совершенствоваться и не плыть по течению, но следовать писанному божьему закону. И что мы видим?