С десяток узников, улучив момент, бросились наутек. Один из охранников поднял винтовку к плечу и выстрелил в двоих беглецов, первый раз промахнулся, но во второй попал в цель. Четверо конвоиров открыли огонь, яростно паля в заключенных, спасавших свои жизни. Те, кого настигала пуля, выпячивали грудь вперед, закидывали головы назад и падали лицом на землю. Остальные ныряли в переулки и перепрыгивали через заборы. Три эсэсовца пустились в погоню.
Кристина закрыла уши руками и осела на крыльце, пытаясь стать как можно меньше. Руки и ноги у нее дрожали от нервного возбуждения. Вдруг стрельба стихла. Кристина подняла голову, увидела, что конвоиры далеко, и встала, готовая рвануться прочь, что есть духу. Но в это мгновение она заметила среди заключенных, примерно в пятнадцати рядах поодаль, знакомую фигуру. Девушка остолбенела. Он стоял в строю с остальными узниками, обратившись лицом вперед и глядя в землю, то есть приняв такое положение, чтобы ни у кого не возникло желания его застрелить. Кристина была близка к обмороку. Она глубоко вздохнула, убеждая себя, что зрение ее обманывает, и снова собралась бежать. Но перед этим, чтобы окончательно стряхнуть наваждение, еще раз взглянула на привлекшего ее внимание заключенного: изможден, побрит почти наголо, и вылезшая на черепе черная щетина выглядит как грязь, лицо исхудалое и перепачканное. Сердце Кристины болезненно сжалось. Этот подбородок, эти карие глаза…
Без сомнения, это был Исаак.
Кристина ухватилась за арку крыльца и, сдерживаясь, чтобы не кинуться к нему, посмотрела по сторонам. Конвоиры были заняты усмирением мятежных арестантов и погоней за беглецами. Все они находились у подножия холма, а она у вершины, близко к дому. Кристина мгновенно приняла решение: нельзя упустить такую возможность — и крикнула:
— Исаак!
Лицо его дрогнуло, он хмуро взглянул туда, откуда доносился крик, узнал Кристину и явно испугался за нее.
— Уходи, — беззвучно произнес он и опустил голову, отказываясь смотреть на девушку.
— Исаак! — взмолилась она. — Пойдем со мной! — он не шелохнулся. — Скорее, они не видят!
Наконец Исаак поднял голову и взглянул на нее, сжав губы, словно пытался сдержать слезы. Кристина почувствовала, как в груди у нее что-то надломилось, но знаком позвала его подойти ближе. Молодой человек осторожно осмотрелся — казалось, он только сейчас заметил шум и переполох. По тому, как изменилось его лицо, Кристина догадалась, что он согласен с ней: конвоиры далеко. Исаак сделал шаг вперед, встал в передний ряд, немного постоял там, словно это было его место в строю. Сердце Кристины бешено заколотилось, и она испугалась, что сейчас упадет в обморок. Исаак продвигался из шеренги в шеренгу, все ближе и ближе, и оба они бросали тревожные взгляды назад — не заметят ли его маневра охранники.
Наконец он добрался до нее, и оба порскнули вдоль лицевого фасада здания и скрылись в проулке. Они мчались позади ряда домов, перебирались через заборы, бежали, топча посадки, через огороды, проносились, спотыкаясь, через задние дворы и загоны для кур. Дважды Исаак выбивался из сил и падал, и Кристина помогала ему встать. Один раз он зацепился бело-серой робой за частокол и поранил ногу, но они не остановились, пока не добрались до заднего двора дома Бёльцев. Там Кристина сразу же втолкнула его в курятник.
— Ни звука, — приказала она, закрывая дверь. — Я сейчас.
Она влетела в заднюю дверь дома и выбежала через переднюю на улицу. Колени ее стучали друг о друга, как две кувалды. Кристина поправила платье и почистила башмаки и, пытаясь произвести впечатление молодой женщины, вышедшей на неспешную прогулку, направилась к подножию холма. Она не повернула головы к заключенным, все еще стоявшим в строю, в надежде, что те не опознают в ней девушку, которая только что помогла сбежать одному из них. В этот миг недвижный утренний воздух пронзили выстрелы. Кристина остановилась, вздрагивая от каждого щелчка, эхом отзывавшегося на улицах. Один, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. Потом она услышала крики конвоиров:
— В строй, а не то будешь следующим! Жидовская морда!
На перекрестке конвоиры запихивали оставшихся заключенных в колонну. Около телеги с сахарной свеклой лежали в растекающихся лужах крови шесть мертвецов. Еще около десяти тел распластались лицами вниз тут и там.
— Мы пришлем грузовик за этими, — пиная бездыханное тело, процедил один эсэсовец.
Кристина нарочито неторопливым шагом направилась к своему дому. Скрывшись за дверьми, она проскочила через коридор первого этажа на задний двор. Когда девушка распахнула дверь курятника, Исаак подпрыгнул, на его бледном лице выделялись широко раскрытые воспаленные глаза.
— Где ты была? — спросил он, бросая пустую яичную скорлупу на пол. На губах его остался желток. Куры тут же суетливо подскочили и стали клевать скорлупу.
— Я вернулась посмотреть, заметили твое отсутствие или нет, — пытаясь отдышаться, объяснила она. — Похоже, что нет. Тех, кто взял свеклу, застрелили, — ее трясло, ноги не держали, и она прислонилась к стене сарая. — И тех, кто побежал, тоже. Твоего побега никто не видел. Иначе нас бы тоже убили, — Кристина протянула руку к сидящей на яйцах курице, вытащила из-под перьев теплое яйцо и дала его Исааку. Он разбил скорлупу и жадно стал пить содержимое.
В тесноте курятника Кристина ощущала обволакивавший Исаака тяжелый запах страха и близкой смерти, который, казалось, испускали его поры. Но это не имело значения. Она была бы счастлива видеть его, даже если бы его вымазали свиным навозом. Она подалась к нему, но Исаак отстранился.
— Не надо, — попросил он. — Я сто лет не мылся, и у меня наверняка вши.
— Я думала, что не увижу тебя больше.
— Я тоже думал, что не увижу тебя, — Исаак, не отрываясь, смотрел на нее. Его лицо было напряжено, почти искажено, словно от боли. — Меня привезли сегодня. Я понятия не имел, куда меня посылают. А утром и предположить не мог, что нас погонят мимо твоего дома.
На глаза Кристины навернулись слезы.
— Я с ума сходила от беспокойства! Ничего нет хуже неизвестности. Где твоя семья?
— Отца убили три месяца назад, — безжизненным голосом произнес он. — Что с матерью и сестрой, я не знаю. Нас разлучили, как только привезли в Дахау.
Тошнотворный страх скрутил внутренности Кристины.
— Как это случилось?
Страдание выразилось на лице Исаака.
— Некоторое время папа еще держался. Но нас заставляли гнуть спину больше двенадцати часов в день, — он тяжело опустился на пол, словно опасался упасть. — Это выматывает до предела. Отец был умным человеком, но всегда отличался слабым здоровьем. Наконец он занемог. Даже здоровому не под силу работать лопатой, толкать тачку, махать мотыгой и таскать тяжелые камни столько часов подряд, да еще и впроголодь. Однажды отец просто упал. Я пытался помочь ему встать, но все было бесполезно. Он надорвался. Когда конвоиры увидели, что он лежит, один из них подошел и выстрелил отцу в затылок. Покуда живу, не забуду мурло убийцы.
— Ach Gott, — ручьи слез текли по лицу Кристины. — Какой ужас!
— Я ничего не мог поделать. Хотел выхватить у подонка винтовку и прикончить его, но даже если бы у меня хватило сил отобрать у него оружие, другие охранники тут же порешили бы и меня тоже. И я просто стоял, и брызги крови моего отца застывали на моей робе, лице и руках. Я думал только о том, что мне надо выжить ради матери и сестры.
Кристина прижала руки к животу, чтобы не броситься к возлюбленному. Ей хотелось обнять Исаака, утешить, унять его боль.
— Хорошо, что ты не подверг свою жизнь опасности.
— Еще не все кончено.
— Я спрячу тебя на чердаке, — сказала Кристина. — Но придется подождать до ночи, когда все уснут.
— Это очень опасно.
— У тебя есть другие предложения?
Он нахмурился и покачал головой.
— Если нас поймают, то обоих отправят в Дахау. Или просто пристрелят.
— Никто не узнает. Нескольким арестантам тоже удалось сбежать. Эсэсовцы решат, что ты скрылся вместе с ними, — девушка подошла к двери, толкнула ее наружу и проскользнула на улицу. Прежде чем закрыть ее, она снова заглянула в курятник. — Оставайся здесь. Я принесу тебе поесть, как только смогу.
Кристина задвинула засов и поспешила в кухню. Мать стирала, металлические тазы с горячей водой наполняли помещение паром и запахом щелока.
— Где ты была? — поинтересовалась мутти. Красными руками она терла ночную рубашку о металлическую стиральную доску. — Я думала, ты поможешь снять постельное белье.
— Извини, — Кристина старалась скрыть дрожь в голосе, — я забыла, что сегодня стирка, — она чуть было не выболтала, что ходила за петухом, но вовремя остановилась, подумав о том, с чем вернулась домой вместо этого. — Такое погожее утро. Я прогулялась вокруг квартала.
Мутти оставила рубашку и испытующе взглянула на дочь. Кристина знала, что мать не одобряет, когда она уходит на прогулки, никого не предупредив.
— После завтрака, — проговорила мама, — мне понадобится твоя помощь, — она склонилась над тазом и продолжила стирку.
— Хорошо.
Кристина медленно, чтобы не возбуждать подозрений, стала накрывать на стол, дожидаясь, пока мутти выйдет на боковой балкон развешивать стираные простыни. Стараясь не брать слишком много из опасения, что мать заметит пропажу, девушка быстро взяла ломоть хлеба со стола и вареное яйцо из кастрюльки на плите и наполнила небольшую бутылку разведенным водой козьим молоком. Завернув яйцо и хлеб в газетный лист, Кристина выскользнула в дверь кухни.
В курятнике Исаак жадно выпил молоко, тонкие белые струйки текли из уголков его рта по грязному подбородку. Он откусил хлеб, затем яйцо и остановился, заметив, что Кристина наблюдает за ним со слезами на глазах.
— Мы словно попали в кошмарный сон, — произнесла она. — Такого просто не может быть.
— Это и есть кошмарный сон, — ответил Исаак. — И пробуждение наступит еще не скоро.