ома продолжает жить без деда. «Буду ли я такой же сильной, или в сердце навсегда останется кровоточащая рана?»
Глаза Кристины наполнились слезами, но тут в комнату вбежал Генрих с серебристой банкой в руках, а за ним появился Карл.
— Что это? — полюбопытствовал Генрих.
Кристина опустила книгу на колени.
— Понятия не имею. Поставьте туда, откуда взяли.
— Mutti сказала, это принес американец. Мы хотим посмотреть, что там! — заупрямился Карл.
— Лучше выбросить, — проговорила ома. — Вдруг это отрава?
Кристина откинула одеяло и встала.
— Думаю, там что-то съедобное.
В комнату вошла мутти, неся дымящийся котелок; вокруг металлической ручки было намотано кухонное полотенце.
— Что у вас тут? — поинтересовалась она. — Скоро будем обедать.
Она поставила котелок на середину стола и подняла крышку. Длинные полоски коричневой лапши плавали в прозрачном желтом бульоне. Это был любимый суп Марии, с блинной стружкой.
Генрих тоже водрузил банку на стол, и оба мальчика уселись с блестящими от предвкушения глазами.
— Можно открыть? — спросил Генрих.
Ома с трудом поднялась с дивана и поковыляла к столу. Когда Мария вошла в комнату с распухшими от слез глазами, мутти и Кристина переглянулись. В последнее время обе они просыпались по ночам от рыданий Марии.
В первый раз услышав плач, Кристина побежала в комнату к Марии, забралась под одеяла и стала легонько теребить сестру за плечо, желая привлечь к себе внимание. Но Мария никак на это не реагировала и неподвижно лежала на боку, отвернувшись лицом к стене.
— Что случилось? — прошептала Кристина. — Почему ты плачешь?
Мария дернула плечом и всхлипнула.
— Расскажи, — настаивала Кристина. — Мне можно. Я ведь твоя сестра. Помнишь, ты сама говорила: для чего еще нужны сестры?
— Мне нечего рассказывать, — слабым голосом произнесла Мария.
Кристина погладила ее по плечу, раздумывая, что тут уместно сказать, какие мудрые слова старшей сестры могут облегчить боль младшей, но ничего не придумала.
— Я знаю, как ужасна бывает середина ночи, — проговорила она. — Весь тот кошмар и днем-то страшно вспоминать. Но ночью происходит что-то немыслимое. В темноте злые силы словно срываются с привязи, влезают тебе в голову и сводят с ума. Иногда я не могу переносить воспоминаний. Уговариваю себя, что утром встанет солнце и будет легче избавиться от этих мыслей. Придет новый день, мы начнем жизнь заново.
В ответ Мария свернулась в позе эмбриона, и плечи ее стали содрогаться. У Кристины засосало под ложечкой. Она явно сказала что-то не то. Но что именно? Через некоторое время сестра повернулась на спину, вытирая слезы. В чернильном лунном свете, проникающем сквозь оконные стекла, лицо ее казалось опухшим и лиловым, как один сплошной синяк. Кристина внутренне ужаснулась, но быстро поняла, что это оптический обман.
— Может, ты и начнешь все заново, — всхлипнула Мария. — Но я нет.
— Но почему? — удивилась Кристина. — Ты… — она прикусила язык, чтобы снова не сказать что-нибудь лишнее, а то сестра вообще откажется разговаривать.
— Кому я теперь нужна? — надломленным голосом вопросила Мария. — Я грязная и отвратительная! Почему я не умерла, как другие!
— Не говори так! — воскликнула Кристина. — Ты не виновата в том, что случилось! И в тебе ничего не переменилось! Ты красивая молодая женщина с добрым сердцем и чистой душой. Однажды ты полюбишь какого-нибудь мужчину и сделаешь его счастливым!
Мария покачала головой, по щекам девушки хлынул новый поток слез. Она взглянула на Кристину, и лицо ее исказилось от муки.
— Знаешь, почему некоторых женщин убивали? — спросила она.
В голове у Кристины пронеслась сотня вариантов ужасных ответов, но ни один из них не облегчил бы страданий Марии.
— Nein, — скрепя сердце, произнесла Кристина. — Почему?
— Потому что они сопротивлялись.
Кристина в темноте взяла Марию за руку. Тонкие ледяные пальцы сестры дрожали.
— Желание выжить не делает тебя дурным человеком, — проговорила Кристина.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все, — ответила Кристина. — Это инстинкт, с которым, я думаю, рождается каждый. Просто у некоторых он сильнее. Послушай, конечно, это тяжело, но попробуй взглянуть на это иначе: подумай, как тебе повезло. Ты дома, со своей семьей. Мы все вместе, у нас есть крыша над головой и пища на столе. Понимаю, ты пережила несчастье и плачешь неспроста. Но, bitte, постарайся быть благодарной за самые простые вещи. Мне приходится делать это каждый день.
Мария закрыла руками лицо и снова начала плакать.
— Это нелегко, — сквозь плач выговорила она.
— Bitte, — попросила Кристина. — Расскажи мне. Я хочу помочь.
Мария вытерла нос и, казалось, целую вечность лежала без движения. В полной тишине слышались только редкие всхлипывания. Поначалу Кристина подумала, что сестра заснула, но потом наконец раздался ее голос:
— Я же говорю: рассказывать нечего, — она повернулась на бок и натянула одеяла на плечи. — А сейчас я хочу заснуть и забыть обо всем. Ты права. Утро вечера мудренее. Прости, что разбудила тебя.
У Кристины упало сердце. Она ничуть не помогла, а лишь заставила сестру замкнуться в себе.
— Тебе кто-нибудь… Ты в кого-нибудь влюбилась? — спросила она. — В молодого человека, который пришел с войны? И боишься, что он узнает о случившемся? Никто не должен знать!
Мария презрительно фыркнула, словно давала понять, что ничего глупее она в жизни не слышала.
— Nein, — ответила она. — Я-то как раз ни по кому не сохну.
Кристина промолчала. Через минуту Мария снова повернулась к сестре.
— Прости. Зря я это. Я знаю, как сильно ты тоскуешь по Исааку.
— Ничего, — сказала Кристина. — Ты же не нарочно. Я расстроена, потому что хочу помочь. Мне больно слушать, как ты плачешь.
— Мне жаль, что я тебя побеспокоила, — проговорила Мария. — Ты и так достаточно вынесла.
— Если хочешь, я останусь. Мне надо, чтобы ты была здоровой и веселой. Ты ведь моя единственная сестра.
Мария одной рукой обняла Кристину.
— Ты тоже мне нужна, — произнесла она. — Но со мной в самом деле все хорошо.
— Точно?
— Ja, иди спать.
Кристина еще раз обняла Марию и неохотно побрела в свою комнату, надеясь, что хоть чуть-чуть утешила сестру. Но когда следующей ночью она снова услышала, как та горько плачет, ее обуял страх. Кристина не могла этого объяснить, но безутешное горе Марии вселило в нее тревогу, что они никогда не смогут залечить нанесенные войной раны. Однако каждый раз, когда она проходила по коридору к комнате сестры и открывала дверь, рыдания прекращались.
Теперь, в столовой, когда мутти закрыла суп крышкой, Кристина села рядом с Марией и спросила у нее:
— Как ты думаешь, что в банке?
Мария пожала плечами и шмыгнула носом, утерев его бледным запястьем.
— Карл, — скомандовала мутти, — открывай.
— И шоколадки давайте сюда, — напомнила Кристина.
Карл принес с кухни открывашку и отдал ее старшей сестре. В серебристой банке оказалась однородная светло-коричневая масса. Мутти достала из буфета ложки, зачерпнула немного неизвестного продукта и передала ложку Карлу. Мальчик опасливо попробовал странное густое вещество. Глаза его расширились, и он, расплывшись в улыбке, лизнул еще раз. Генрих схватил ложку и тоже полез в банку.
— И что это? — поинтересовалась у них Кристина.
— Не знаю! — ответил Генрих. — Какая-то вкуснятина!
Кристина соскоблила краешек кремообразной коричневой пасты и с сомнением лизнула. По вкусу масса напоминала дикий фундук, растущий в холмах, но была сладкой и мягкой, как масло. Девушка уже многие годы не ела ничего вкуснее.
— М-м-м, — протянула она. — Объедение!
Она вручила ложку Марии, потом открыла две шоколадки и раздала всем по кусочку.
Вскоре вся семья обмакивала ложки и шоколад в мягкую пасту, совсем как вареную картошку в миску с простоквашей, когда есть больше было нечего. Даже ома не могла оторваться от лакомства. Мутти и мальчики обсасывали столовые приборы так, словно те были из сахара. И хотя бодрый вид Марии казался напускным, Кристина радовалась, что все смеются и улыбаются. Годы страха и неопределенности наложили суровую печать на их лица, в глазах сквозила затаенная боль, рты словно бы постоянно сдерживали крик. Но сегодня черты лица расслабились и приобрели мягкость, улыбки стали широкими и неподдельными. Хорошо, что Джейк оставил банку и шоколад. Кристина почувствовала укол вины за то, что плохо думала о нем. Даже в Рождество братья не выглядели такими счастливыми.
— Вот Vater удивится, когда попробует! — сказал Карл.
— А теперь пора съесть что-нибудь существенное, — наконец объявила мутти и накрыла банку тарелкой. Мальчики издали недовольный стон.
Когда семья закончила трапезу, Кристина отнесла грязную посуду на кухню и поймала себя на том, что почти час не вспоминала о своей сердечной тоске.
«Так вот как все происходит, — подумала она. — Жизнь отвлекает от страданий. Раны заживают под действием приятных минут, которые раньше я воспринимала как должное. Надеюсь, теперь это станет случаться чаще и длиться дольше. Потому что нельзя выжить, если застрянешь в прошлом».
Но когда она закатала рукава, чтобы вымыть посуду, ее внезапно что-то остановило. Рука потянулась к татуировке на запястье, большой палец сильно надавливал на цифры. Поначалу Кристина удивилась — что это с ней? Потом пришло понимание. На короткое время она забыла о лагерях и войне. Но потом с тошнотворным спазмом в желудке вдруг осознала, что этот номер грязного цвета останется у нее на всю жизнь, каждый день будет попадаться на глаза и напоминать о прошлом.
Глава тридцатая
Ко второй неделе мая в город вернулись несколько выживших мужчин и юношей. Те, кому повезло уцелеть и сохранить здравый рассудок. Большинство нашли дома разрушенные жилища и узнали о гибели родных: матерей, бабушек и дедушек, братьев и сестер, которые не успели вовремя укрыться в бомбоубежище.