Развернувшись и в сотый раз дойдя до ядовито-зеленых «Жигулей», Костя остановился. Под лобовым стеклом висела картонная табличка с метафизической фразой «куплю все». Улыбчивый барыга в кожаных штанах платил мало, но выбора не было. Константин порылся в сумке и извлек из нее тряпку с Настиным золотом.
– Семьсот рублей, – предложил улыбчивый.
– Ты спятил, – тихо произнес Костя. – Вчера ты давал восемьсот.
– А сегодня – шестьсот, – ответил он.
– А завтра…
– Правильно. Решать надо быстро, а то и на пузырь не наскребешь.
– Семьсот пятьдесят, и забирай.
В принципе, можно было съездить на другой вокзал, но там – Костя приценивался – то же самое. Зеленые «четверки», картонные таблички, аптекарские весы – все одинаковое. Не комиссионка и даже не ломбард – вульгарная скупка краденого. На всех вокзалах. Для удобства поездных воров.
Неподалеку, у пригородных касс, мирно покуривал постовой в пыльном кителе. Костя в который раз поймал на себе его взгляд, но знал, что пока не отойдет от барыги, ему ничего не угрожает.
К остановке подъехал автобус. Константин убрал деньги и приготовился к рывку – нужно было поймать момент между входом последнего пассажира и закрытием дверей, так, чтобы не ждать на улице. В автобус милиционер не полезет.
Блюститель, будто догадавшись о его намерениях, затоптал окурок и направился к «Жигулям».
– Меньше полтинника не возьмет, – с наигранным сочувствием произнес барыга. – Дуй, пока не поздно.
Костя с надеждой посмотрел на автобус – водитель покупал у старух сигареты. Прощай, полтинник.
– Документы, – скучно сказал милиционер.
– Вы у меня сегодня проверяли.
– Документы, – повторил он.
Еще неделю назад Константин задал бы менту такого перца, что перелом позвоночника показался бы ему наименьшей из бед. Костя-учитель, хоть и был слюнтяем, тоже не стерпел бы огульных поборов. Открыто послать человека в форме он неспособен, но по части заявлений в прокуратуру опыт имеет. Оба Роговцевых, живших в нем, не позволили бы над собой глумиться, а он… За несколько дней Костя превратился в безропотное существо, согласное платить – всем и по первому требованию.
Он покорно полез за паспортом, наощупь отделяя в кармане крупные купюры от мелких. Человек, продавший пригоршню золота, для милиции интересен вдвойне, и пятидесяти рублей могло не хватить.
Константин уже приготовил и паспорт, и деньги, когда рядом с ним, эффектно взвизгнув покрышками, затормозил старенький «Форд» какого-то неопределенно-коричневого цвета. Из него выскочил мужчина с бешеными глазами и прической «под Эйнштейна». Хватаясь за капот, он обежал машину и вцепился Косте в руку.
– Ты где пропал?! Я тебя по всей Москве… Здрасьте, товарищ сержант… Где, говорю, мотаешься? С утра тебя ищу!
Бешеный два раза сжал его локоть – слабо и незаметно, и Константин догадался: это что-то значит. Только вот что?
– Дурья башка, я же волновался! С самого утра! Представляете, товарищ сержант?
– Вы… – начал Константин, но тот, дернув руку сильнее, затараторил:
– Вожжа под хвост!.. Тоже, невротик нашелся! С женой они поцапались, ну, он и того… Обидчивый. Нервы, Костя, лечить надо.
Незнакомец обращался исключительно к милиционеру, но при этом продолжал выразительно теребить Костин пиджак. Однако имя ему известно, отметил Константин.
– Да, Костя, да. Надо и о других думать. Мы там себе места не находим, а ты… Непорядочно это. А тут еще… ха, смех! Днем по телевизору бандита показали – вылитый ты. На тебя похож, говорю. Соседи даже ОМОН вызвали! Те, молодцы, едренать, чуть дверь не вышибли. Хорошо, вовремя разобрались. Ну похожи, представляете, товарищ сержант? Я и сам очумел. Даже зовут одинаково! Только тот – курносый, и шрам на щеке. И фамилия у него… Рогов, что ли… Рогаткин…
– Роговцев, – подсказал милиционер.
– Ну! А наш-то остолоп – Иванов. Так ведь пока все выяснят, покалечить могут. Тот – серийный убийца, как у американцев. С ним же церемониться не станут. И зубы вышибут, и все… Правильно? Нет, я в хорошем смысле. Чего с ним возиться-то, с маньяком?
Незнакомец перевел взгляд на Костю и внимательно посмотрел ему в глаза – не больше секунды, но этого было достаточно.
– Так что, товарищ сержант, я его забираю, – заявил спаситель. – Нет, если он нарушил чего, если к нему какие-то претензии, то я готов. Если штраф – я пожалуйста. По всей строгости, – шутливо добавил он.
Милиционер снисходительно помахал паспортом и, не раскрывая, вернул его Константину.
– В следующий раз езжайте на Белорусский.
Иного напутствия Костя от мента и не ждал. Барыга обвел тяжелым взглядом всех троих и категорично хлопнул дверцей. Сделка с драгметаллом уже состоялась и пересмотру не подлежала.
Бешеный довел Костю до «Форда» и торопливо усадил на переднее сидение. Константин не противился. Если его фотографию показывали по ящику, то с вокзала надо было сматываться.
– Ты рискуешь, – сказал он, когда машина отъехала достаточно далеко. – Зачем?
– Почему «Е»? – Спросил незнакомец.
– Какой «Е»?
– Больной.
– А-а… Ты тоже читал. Вынужден разочаровать. Больной «Е.» – это не про меня. Отвезешь обратно?
Тот остановился у светофора и испытующе посмотрел на Костю. Константин решил, что мужчине около сорока, впрочем, верно оценить его возраст мешали растрепанные кудри с густой сединой. Вокруг непомерно длинного носа были рассеяны веснушки, довольно странные для смуглой кожи. И совсем уж не вязались с жестким лицом наивные глаза пронзительно-голубого цвета.
Мужчина улыбнулся и, дождавшись зеленой стрелки, вырулил на Садовое кольцо.
– Значит, вас двое, – сказал он через минуту. – Прекрасно. А я Борис.
– Костя.
– Об этом теперь вся страна знает.
Притормозив на следующем перекрестке, Борис нагнулся к ногам, а когда выпрямился, Костя чуть не подпрыгнул. Спаситель сложил в пакет фальшивый нос, парик и футляр с контактными линзами. Оторвав клок ваты, он стер нелепые веснушки и громко высморкался.
– Кто тебя послал? – Спросил Константин.
– Меня никто не посылает, я сам по себе. Как ты. И наш уважаемый «Е». Полку расторможенных прибыло, – загадочно произнес он.
Все, что осталось в Борисе от кудрявого сумасброда, – это твердый подбородок и высокий лоб. Прочие черты, словно подстраиваясь под новый характер, изменились: зрачки стали серыми, почти бесцветными, а волосы потемнели и приобрели стальной оттенок.
– Куда едем? – Спросил Костя.
– В зону не хочешь? Тогда ко мне.
– И что там?
– Поживешь, – бесхитростно ответил Борис.
– Зачем тебе такое счастье?
– Я это дело изучаю. Всякие аномальные явления. Бывает, человек работает в школе, детишек учит, жену любит. Думаешь – дотянет до нищей пенсии, порежется годик в домино, да и сдохнет себе спокойно. А он – нет. По вечерам, наверно, боевыми искусствами овладевает, брошюрки разные штудирует. А однажды в нем что-то переключается, и наш образцовый педагог начинает мочить. При том, без системы: бедных, богатых, баб, мужиков… В чем же дело, Костя? Голоса услышал?
– Тебя самого изучать надо. Спасибо за приглашение, у метро останови.
– Так ведь план «перехват» в городе. Сколько ты угробил? В новостях сказали – четырнадцать, но я уверен, что больше. Гора-аздо больше.
– Не считал, – хмуро отозвался Костя.
– Ну-ну-ну! Настоящий маньяк уважает порядок. Некоторые даже картотеки заводят.
– Чего тебе надо? – Не выдержал он.
– Разговор не для дороги.
– На тему?
– Надеюсь, ты не совсем без цели убиваешь? Есть же в этом какой-то смысл, правильно? Только он твой собственный, посторонним он не виден. Но ты мне о нем расскажешь. Я тебе помог? Услуга за услугу.
– Останови на углу.
Борис с неожиданной покорностью вильнул вправо и прижался к бордюру. Мимо, сверкая мигалками, пролетела машина муниципальной милиции.
– Надо же, не за нами… – он достал из бардачка пару мандаринов и протянул Косте.
– Не употребляю.
Константин дотронулся до двери, но что-то его удерживало. Не чувство благодарности и уж конечно не возможность исповедаться перед каким-то малохольным. Он двинул коленом – в сумке глухо звякнуло. Нож Костя так и не поточил.
– А ведь ты адекватен, – отстраненно произнес Борис. – Почти нормальный человек. Я в тебе не ошибся.
Он выкинул шкурки в окно и, отряхнув ладони, взялся за руль.
– Слушай, ты кто такой? – Рассвирепел Костя. – Ты кого из себя строишь? Энтомолога? Булавкой меня колоть собрался? Я тебя самого…
– Нет, – уверенно произнес тот. – Мы с тобой поладим. Ты сейчас в загоне, а у меня – жилье, еда. Денег могу дать, немного, правда. Ну, и помыться не мешало бы…
Константин смутился и опустил стекло до конца.
– Да ладно, – улыбнулся Борис. – На такой жаре через час насквозь промокаешь. Бабам, конечно, беда. Бывает, идет какая-нибудь, вся стильная, вся надменная, а ветром от нее дунет… Уфф!.. Вот ты, когда женщин убивал, что при этом испытывал? Что ты им говорил?
Ну вот, понеслось, раздраженно подумал Костя. Еще до места не доехали, а уже вопросы. «Что испытывал, что говорил».
Ему вдруг стало так противно, как не было даже на вокзале, впрочем, возвращаться в вонючий зал ожидания все же не тянуло. Впереди нормальный ночлег, еда и ванна, и от этого Константин отказаться не мог. Придется отрабатывать.
– Прежде, чем вырезать девушке сердце и надругаться над трупом, я обычно называю ее Мэрлин Монро. Или Марлен Дитрих.
– Любопытно. А почему?
– Потому, что они тезки, – пояснил Костя. – Вообще, это началось давно. Когда я был маленьким…
– Стой, я сам догадаюсь, – азартно сказал Борис. – Наверно, у твоего отца над столом висели фотографии. В «Советском экране» их не печатали, значит, что-нибудь вроде «Фильмови новини».
– Кажется, да, – кивнул Константин, отворачиваясь к окну.
Было у отца фото в рамке, но не на стене, а возле пишущей машинки. Мать до свадьбы. Молодая, смеющаяся, с венком из ромашек. Где-то за городом… Костя ее почти и не помнил. Поэтому