– С топором? – уточнила Люда.
– Гм… да, с топором. У меня в мозгах сидел какой-то сон. Точнее, я так думал… Этот сон – моя первая жизнь, о которой мне известен лишь один факт: она у меня была.
– Может, тебе память отшибло? – хмыкнула она.
– Попытайся вспомнить хоть один мир из тех, что ты посетила, а потом забыла напрочь.
– Как же я его вспомню, если я его забыла? – растерянно молвила Люда. – Да еще «напрочь»…
– Но я-то ведь помню, – тихо сказал он. – Разве это не отличие? Спроси у Кости, что он там видел. Пусть напряжется – авось, чего…
– А ты говоришь, зря я вас расстроил, – обратился Борис к Людмиле. – Выходит, не зря. Так, время-то уж не детское… Здесь вас отпустить, или подержать еще, пока ты не доберешься?
– Ничего, девочка самостоятельная, – сказала она.
– Тогда счастливо. Витя, не возражаешь, если я в твоей квартире переночую? Электричка теперь только утром.
– Ночуй, мне-то что…
– Боря! – крикнула Людмила, словно испугавшись, что через мгновение будет уже поздно. – Насчет твоей теории… Всех этих отражений, нулевого слоя… и что можно их свести обратно… Ты сам-то в это веришь?
– Верю, – ответил он.
– А если не получится? Ну, найдем слой. Машину эту найдем. Починим ее… или сломаем… там видно будет. А дальше? Если от этого ничего не изменится?.. Если исправить ничего нельзя?
– Я думаю, так оно и есть, – он виновато улыбнулся. – Наверно, уже нельзя…
Она собиралась сказать что-то еще, но вдруг шагнула назад и напряженно огляделась.
– Вы кто?.. Где я?!
Иного от семнадцатилетней девушки никто и не ожидал. Мухин отметил, что сам он по-прежнему находится здесь, и молча проводил ее до прихожей.
– Туфли не забудь, пожалуйста.
Она с опаской, не поворачиваясь к нему спиной, переобулась и прихватила сумочку.
– Как я сюда попала-то?..
– Не важно, Люда. Иди домой, – сказал он, открывая дверь. И зачем-то добавил: – Какая же ты красивая…
– Да пош-шел ты!
– Яйца вырвешь. Знаю.
Он стоял на лестнице, пока девушка не спустилась вниз, и вернулся, лишь услышав хлопок парадного. В большой комнате храпели так, что на столе дребезжали рюмки.
Борис опять смотрел в окно, точно любовался на некий феерический пейзаж. Ничего феерического во дворе не было: пыльные кусты, расшатанная детская горка и ряд переполненных помоек.
– Ну, попрощаемся, – сказал он, по-стариковски тяжело поднимаясь с кровати. – Долго я вас тут промурыжил… Ладно, вам же на пользу.
– В каком смысле?
– Счастливо, Витя.
– Ты о чем это?.. – насторожился Мухин. – Что случилось?
– С тобой, кажется, все в порядке. Люду жалко… Она мне симпатична. – Борис невесело рассмеялся. – Звучит, как откровение педофила, да?.. Я уже начал забывать, сколько мне лет на самом деле. Всего лишь сорок два. Ей – двадцать девять. Разница не принципиальная…
– Боря, не темни, пожалуйста!
– Ты ее теперь не скоро увидишь. Я тоже.
– Что с ней?!
– До встречи, Витька.
– Да объясни же!.. – вышел из себя Мухин, но увидел, что говорит с пустотой.
Со стороны это, вероятно, было похоже на переброс Людмилы и кого угодно еще – когда человек начинает фразу, а закончить не может, потому что его уже нет.
Виктор взмыл вверх, но не в небо, – неба как такового здесь не оказалось. Земля внизу была плоской, и лес тоже был плоским – и почти бесконечным. Мухин поднялся над деревьями так высоко, что они слились в сплошные зеленые кудри. Впрочем, нет, далеко не сплошные… Тут и там чернели выгоревшие проплешины. Огня Виктор не видел, да и деревья напоминали скорее некие символические фигурки, чем что-то живое. Наверно, это Борис… Сравнение с лесом – его придумка.
На гладком поле выделялось несколько ярких крон, также весьма условных, но чем-то знакомых. Их Мухин различал безо всякого труда: вот здесь он существовал как Сука. Тлеющий слой… А здесь он был бит разочарованными наркошами, здесь же они с Константином ездили на Воробьевы горы за последним закатом… От этого слоя осталась какая-то пегая головешка, с ним уже все кончено. А вот здесь он по-прежнему существует как ботаник. Значит, стрелок в вертолете все-таки раздумал… Здесь – как оператор… Сюда Виктор и стремился, но не по своей воле, а по какому-то неизреченному внутреннему закону.
Мухин узнавал и другие слои, хотя в то же время они оставались простыми пиктограммами. Лишь нулевого слоя он, как ни старался, не нашел. Не вспомнил. Не почувствовал.
Полет оборвался внезапно, словно Виктора выдернул из транса кто-то посторонний. Проморгавшись, он увидел над головой черную глубину ночного неба. Это было совсем не то место, куда он всегда возвращался.
Часть 2ЛИНИЯ СМЕРТИ
Глава 15
– Где я?..
– Так, ну жить-то теперь он будет, – сказал душевный лысенький мужичок в клетчатой рубашке и полосатом галстуке. Обращался он, вроде, к Виктору, но в то же время и не к нему. – Состояние стабильное, но я его, конечно, забираю.
– Конечно же, нет, – произнес Немаляев.
Виктор повернул голову и увидел в дальнем углу Костю, Сан Саныча и Сапера. Людмилы не было.
– Кома – не триппер, уколом не обойдешься, – деловито заметил клетчато-полосатый. – Я вызову машину.
Молодой человек у него за спиной укладывал в пузатые алюминиевые кейсы какой-то электрический скарб.
– Сам поправится, – беспечно ответил Константин. – Он у нас крепенький. Правда, Витя?
– Угу…
Мухин почесал левую грудь и относительно легко встал. Стены в комнате почему-то поменяли цвет с кремового на приятно голубоватый и ощутимо раздвинулись. И еще… напротив кровати появилось окно – огромный стеклопакет с видом на темные ели и уходящую в даль ЛЭП. Потолок поднялся и выгнулся стеклянным конусом. Через него было видно звезды.
– Как ты, Витя? – осведомился Немаляев.
– Прилично.
Он снова потрогал грудь и, нащупав маленький квадратик пластыря, машинально его оторвал. Продолжая почесываться, Мухин обнаружил, что испачкал пальцы в крови. Под пластырем у него в теле оказалась маленькая дырочка.
– Чего это ты в меня втыкал? – недовольно спросил он.
– Адреналин втыкал… – медленно выговорил врач. – Колол, в смысле… В сердце.
Его помощник, вероятно – брат милосердия, также замер и уставился на Мухина.
– Я должен его забрать, – сказал доктор. – То, что он ходит… это еще ни о чем…
– Ты нам ничего не должен, – отрезал Константин. – Мы-то тебе сколько?..
– Я зарплату получаю, – нервно ответил он.
– Ну да, и звездочки… Тогда все, спасибо за внимание. Начальству – привет, и передай, что мы благодарны. Этому, духу твоему… – Костя кивнул на санитара. – Пусть и ему тоже… Пусть хоть премию, что ли, отпишут. Чемоданы твои тащил.
– Спасибо, мы сами разберемся.
– Мы тоже.
Халатов на медиках Виктор так и не увидел, и сделал вывод, что это были медики особые. Не формалисты. И еще он понял, что за время транса переместился из подвала в элитную многоэтажку на границе города.
Костя проводил доктора и, через минуту вернувшись, встал напротив Мухина.
– Гнида ты…
Он сказал это абсолютно спокойно, и Виктор очень удивился, когда Сапер, прыгнув к Константину, начал выкручивать ему руки. Даже Сан Саныч, несмотря на возраст, сделал какое-то порывистое движение, словно тоже собирался куда-то броситься.
– Вы чего?..
– «Чего»! – зло передразнил Немаляев. – У него нож всегда с собой!
– Ну так… – растерялся Мухин. – Я-то при чем?
– Ты-то?.. – Сапер придавил Косте шею и встал коленом ему на запястье. В разжавшихся пальцах показалась деревянная ручка – нож Константин держал по-филиппински, лезвием вниз. – Ты-то?.. – хрипло повторил Сапер, но опять ничего к этому не добавил.
– Костя, уймись! – воскликнул Немаляев.
– Правда, Костя, – сказал Мухин. – Сколько можно меня убивать? Значит, ты меня ножичком, да?..
– По всякому.
– По обстоятельствам… – печально усмехнулся Виктор. – Ты меня везде можешь зарезать, только не здесь. Здесь у меня порт приписки, если я правильно выражаюсь. Помру – ищи меня снова по всем слоям.
– Ты нам условия ставить собрался? – прокряхтел из-под Сапера Константин. – Да слезь ты с меня! Сан Саныч, вы поняли? Эта вошь возомнила, что держит нас на крючке!
– Сапер, оставь его! Костя, спрячь перо и веди себя прилично! Витя, не борзей! – распорядился Немаляев и, присев на кровать, чутко, как дрессировщик, оглядел всех троих. – По углам, сказал, разбежались! – рявкнул он. – Действительно думаешь, что мы от тебя зависим? – иронически спросил он у Мухина. – Что ж… Верно, зависим. А ты – от нас. Дело у нас общее, сорвется – пострадаем все.
– А ты, Витя, – особенно, – мечтательно закатив глаза, проговорил Константин. – Давай, змей мутный. Очухался? Покойничек… Давай, поведай нам.
– Что я тебе поведаю?.. Это вы мне объясните, с какого перепугу мы из бункера вылезли.
– Сан Саныч, смотрите на него! Он не в курсе!
– Витя, дурака из себя не корчь, – строго сказал Немаляев. – Я, например, пока еще не уверен…
– О чем речь-то?! – не выдержал Мухин.
– …но если будешь так выделываться, я тебя защищать не стану, – закончил он.
– Сапер… – сказал Виктор. – Хоть ты мне…
– Я б тебе сам шею свернул. Если б можно было. Но я на тот слой слишком много сил потратил, мне эта каторга уже во где, – он звонко шлепнул себя по горлу. – А другой подготовить уже не успеем…
– Когда ты с Петром встречался? – спросил Константин. – Когда ты ему базу сдал? Сейчас, или еще раньше?
– Спятил?..
– Тебе, Витя, три капсулы жрать рановато, – наставительно произнес Сапер. – Я к этой дозе долго привыкал, а ты сразу решил, на второй день. Хочешь оболочку угробить?
– Я одну принял, – возразил Мухин.
– И с одной улетел на девять часов, – мрачно отозвался Немаляев. – Да так, что пульс пропал.
– Я… вы бы их пересчитали, таблетки свои! – Виктор перевел взгляд на Сапера, потом на Костю. Они ему не верили – настолько, что любая попытка объясниться только усилила бы их сомнения. Его снова подозревали в дружбе с Петром, но если Шибанов колол его терпеливо и почти ненавязчиво, то эти трое просто взяли и «пришили» ему измену, а отмыться от таких обвинений гораздо труднее, чем их доказать.