В глазке на миг появилась яркая точка, потом пропала, но через мгновение появилась вновь. Милицию в этом доме не любили.
Мухин отвел правую руку чуть назад и коснулся кобуры.
– В прятки играть будем? – громко спросил он.
Замок дважды щелкнул, и за открывшейся дверью показался Петр – небритый, растолстевший, в одних джинсах. Виктор обратил внимание на то, что ширинка у Петра не просто расстегнута, а откровеннейшим образом вздыблена. Из маленького кармашка для мелочи выглядывала надорванная упаковка от презерватива. Виктор заметил и многое другое. Такая уж у него была здесь работа.
– А форма тебе к лицу, – сказал Петр вместо приветствия.
– Я не вовремя? Мне зайти попозже?
Петр рассмеялся, хотя и не очень искренне.
– Не пугай меня, Витя. Таких ментов даже в кино не бывает. Вползай, чего мнешься?
Мухин привычным движением снял фуражку и, посмотревшись в овальное зеркало, огладил усы – не наклеенные, родные. Плешь тоже была его собственная, честно натертая той же фуражкой за двенадцать лет службы.
В ванной, как и ожидалось, гудела стиральная машина.
– Та-ак… – неодобрительно произнес Мухин и, почесав взмокший лоб, закинул остатки волос куда-то назад, к макушке. – Трехкомнатная, стандартная, девяносто квадратов…
– Восемьдесят восемь, – уточнил Петр. – Давай к телу.
– Что, не ждал?
– Ты замашки свои брось. Кто в слой привел? Ренат? Придурок…
– Он оболочку потерял, если ты не в курсе. У нас все меняется.
Мухин отложил папку и направился к закрытой спальне, но Петр встал перед дверью.
– Пойдем-ка на кухню, капитан. Нечего людей баламутить.
Ширинка у него на джинсах была уже застегнута. Пропало, стало быть, настроеньице…
– Думаешь, увижу что-нибудь новое? – спросил Виктор. – Слушай, Петя, у тебя там, часом, не… – он оглядел прихожую и нашел босоножки на высоченном каблуке. – А то смотри, Петя!.. Статью за гомосекс тут не отменяли. И не собираются.
– Да пошел ты! – беззлобно хмыкнул тот. – Не лезь в кровать, тебе не обломится. На кухне поговорим. У меня и водка завалялась, – добавил он, двигая ногой круглый табурет. – Сиди тут, я сейчас приду…
Петр зашел в спальню и что-то тихо сказал.
– Ну почему-у? – жалостливо протянули за стенкой.
– Быстро! – прикрикнул он. – И не вылезать!
Пока Петр лаял на девушку, Виктор распорядился с холодильником: достал початую бутылку «Посольской», выставил на стол блюдечко с тремя ломтиками селедки и открыл маленькую банку болгарских маринованных огурцов. К тому моменту, когда хозяин квартиры вернулся на кухню, водка была уже налита.
– Со свиданьицем, – кивнул Петр.
– Что-то ты, родной, пассию свою от меня скрываешь… Может, у тебя там все-таки криминал? «Дети до шестнадцати», или еще какая пидерсия?
– Тебе-то что? Рожай быстрее и отваливай. Бухло можешь с собой забрать.
– Закончить надеешься, – констатировал Виктор.
– Не получится?.. – спросил Петр, посерьезнев.
– Нет. – Мухин снова наполнил рюмки.
– Ну и что у вас там изменилось?
– Все, Петя. «Мечта сбывается и не сбывается…» Чаще, к сожалению, второе. Некуда нам больше эвакуироваться.
– Опоздал Сан Саныч… – сказал он без сожаления. – Ищите нулевой слой, вас же с Борисом, помнится, на эту тему здорово пучило.
– Аналогично… – Виктор поднял рюмку и самостоятельно выпил. – Нулевой тоже сгорел. Из подготовленных остался только твой.
– И мой план, – выразительно произнес Петр.
– Конечно.
– Значит, быть тебе президентом.
– А чего ж не быть-то… – Мухин закинул в рот огурчик и энергично прожевал. – Авось, справлюсь. И не в таком дерьме барахтался.
– И вся ваша команда под мое начало… – неопределенно спросил Петр.
– Вот этого не знаю. Не уполномочен. Насчет Немаляева я точно сомневаюсь. Не будет он тебя «командиром» называть. Ну, еще по одной?..
– Наливай… А чего ты приперся, Витя? Если не уполномочен. Что это у нас за переговоры? Не легитимно как-то получается.
– А это, Петя, никакие не переговоры. – Мухин залпом выпил и, найдя на столе вилку, подцепил кусок селедки. – Это… как бы сказать… срочный вызов, ясно?
Он встал и вытащил пистолет.
– Погоди, погоди! – заторопился Петр. – Я и так приду, зачем оболочку портить?
– Жалко, наверное… Но ты же сам говорил: с каждой смертью понимаешь все больше.
– Да мне уже больше некуда! Я уже все понял!
– Мы в одном месте собираемся. Так лучше. Проще и надежней.
– Не верите друг другу, значит.
– У нас на это времени не осталось. В общем, принимай приглашение. Других-то вариантов… все равно…
– Петя? – неожиданно раздалось из коридора.
– Назад, овца! – рявкнул он.
Мухин от растерянности чуть не выронил ствол – на кухню, кутаясь в символический халатик, вошла Людмила.
– Привет… – оторопело сказал Виктор
– Здрасьте… – ответила она, не сводя глаз с пистолета.
– Она меня не знает?
– Откуда?! – раздраженно бросил Петр. – Она же овца.
Людмила вроде бы обиделась, но сейчас ее занимало не это. Она смотрела на пистолет и что-то беззвучно шептала.
– Петя… тебя забирают? – выдавила она. – Ты же ни в чем не виноват…
– Гражданка… – с трудом произнес Виктор. – Послушайте, гражданочка… – Он едва сдерживался, чтоб не кинуться к ней с объятиями, и чем сильнее он с собой боролся, тем чаще взмахивал стволом. – Шли бы вы, гражданка… Тут ничего интересного…
– Куда же я пойду?..
– В комнату, Люда, – мрачно сказал Петр.
– Она с тобой живет? – спросил Мухин.
– Люда, иди в комнату! – повторил Петр, повышая голос. – Нет, стой! Там… в тумбочке слева… Откроешь дверцы, вытащишь среднюю полку… Запоминай, овца!
– Да-да, – пролепетала Людмила. – Средняя, в тумбочке…
– Доска внутри пустая. Оторвешь сзади ленту… – Он помолчал. – В общем, в ней монеты. Царские червонцы.
– Петенька?.. – нахмурилась она.
– Дальше! – перебил он. – Левая подушка в диване. Возьмешь бритву, распорешь. Там тебе надолго хватит. Только не попадись с ними!
– С чем?
– С долларами, Люда, с долларами. Жмуренко помнишь? Противный, бородатый такой… Вот противному и будешь сдавать. Не больше четырехсот за один заход, уяснила? Если в кармане сразу пять сотен найдут – сядешь надолго.
– До пятнадцати с конфискацией, – машинально подтвердил Мухин. – Идите, гражданка… иди, Люда… В комнату!! – заорал он.
– Да, дорогая, – мягко сказал Петр. – Не переживай, мы скоро увидимся.
Виктор схватил со стола бутылку и влил в себя грамм сто, больше там не было.
– Пора с этим кончать, – пробормотал он, отдуваясь.
Люда скрылась в спальне, и он тут же вскинул пистолет.
– Чего тянуть, Петя…
Мухин почувствовал, как в нем рождается дикий, отчаянный вой. Не давая вырваться ему наружу, он четыре раза выстрелил Петру в грудь и еще до того, как Люда поняла, что здесь случилось, вставил ствол себе в рот. Перед тем как нажать на курок, он все же увидел ее глаза. Больше всего Виктор боялся именно этого – ее взгляда, но сам же не утерпел.
Он хотел сказать «извини», но уже не смог. Через мгновение тупая пуля разнесла ему шейные позвонки.
Полый куб, вырезанный в монолите пространства, – обои, линолеум, табуретки, лежащий у плиты Петр, почерневшая от ужаса Люда и кто-то третий, знакомый, с развороченным затылком – стремительно отдалился и пропал где-то внизу, превратившись сначала в точку, а потом и вовсе в ничто. И, едва исчезнув, сразу перестал интересовать. Мухин поразился бессмысленности того, что он сейчас сделал, а также того, что он делал на протяжении всей свой жизни. Всех своих жизней, если быть точным и до конца откровенным.
Красивая сентенция «смерти нет», фраза не хуже любого другого слогана, вдруг обернулась второй стороной: если нет смерти, то и сама жизнь оказывается под большим вопросом.
«Смысла нет… – подумал Виктор. – Вот это вернее. Это гораздо ближе… Нет смысла. Ни в чем. Никакого…»
Мухин висел посреди бесконечности и все ждал, когда же его затянет обратно в тело, в новую оболочку, которую ему подыскал Борис.
– А подсказок-то больше не будет… – произнес кто-то такой же несуществующий, как и он сам.
– В смысле?..
Ответ был похож на смех.
– Его же нет, смысла. И основной оболочки у тебя тоже больше нет, если ты еще не понял. Любое отражение – к твоим услугам.
– Как у тебя?..
– Да.
– Полная свобода?!
– Ну, как сказать… Свобода – это смотря от чего. От жизни, от смерти… да, свобода.
– Что же у тебя осталось?..
– У меня… и у тебя… осталось лишь одно: жажда существования. Из-за нее мы и совершаем что-то… в том числе, бессмысленные поступки. Желание Быть – это больше, чем инстинкт самосохранения, это и есть движущая сила мира. Единственная настоящая сила, первая и последняя причина всего. Кстати, к тебе ломится Корзун…
– А?.. Какой?.. Где?..
– Наш любезный шпион, Матвей Корзун, убитый на реке Черная змейка. Его… гм… по счастью перекинуло в ту оболочку, что, кажется, продала тебе колеса. И ему уже не нужно ничего доказывать про слои. В наших условиях понимание происходящего – весьма ценное качество. Не считая того, что Корзун физик.
– Зачем нам физик? Ведь поздно уже…
– Я там побывал, – невозмутимо сказал Борис. – В том слое, который ты принял за нулевой.
– Да?! Всего лишь «принял»?!
– Твоя уверенность основывалась на том, что ты не мог вспомнить родину. Иных аргументов у тебя не было, а мне очень хотелось поверить. И я поверил, хотя и не без оглядки.
– Так это был не нулевой слой?
– Нет, Витя. Установка продолжает работать. Так что нулевой пока цел, и мы снова начинаем его искать. С той лишь разницей, что времени у нас уже не осталось совсем… Иди к Корзуну, артиста мы пока подержим.
– Что, сильно буяню?
– Умеренно. Костя увещевает, как может… даже с определенным азартом. Иди и возвращайся быстрей, пока он все зубы тебе не выбил.