Я делаю каскад, который заканчиваю тройным прыжком, в целом после такого можно уходить со льда, золото мое, но сейчас я здесь не за ним. Впервые я катаюсь не для себя, а для своей души, выливаю всю боль на холодный лед, размазывая ее и разнося по всей арене острием конька.
«Далеко, там, где неба кончается кра-а-й..»
– Я найду… потерянный рай.
Как мантру, как обещание себе не падать духом и стать однажды счастливой, я со слезами на глазах прыгаю четверной аксель. Мое тело не подчиняется законам физики, неведомая сила удерживает меня в воздухе, прокручивая четыре раза и приземлят на коньки без единой потери равновесия.
«Подставлю ладони, их болью своей наполни»
Я вытягиваю ладони, затем прикладываю к сердцу и закручиваюсь вокруг своей оси, каждое слово как моя собственная молитва, каждое движение будто ритуал поклонения Богам, который я танцую каждый день. Шаги, тулуп, затем снова пируэт, в котором я закрываю глаза внешней стороной ладони, изображая гулкую темноту, о которой поется в песне.
«И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает»
– И жизнь разбивает все надежды и мечты… – заканчиваю я фразу и мое тело снова зависает в невесомости вырисовывая немыслимые круги.
«Засыпай, на руках у меня засыпай»
Я складываю ладони под ухом, делаю последние пируэты, выпад и останавливаюсь прямо перед судейской трибуной. Застываю, слушаю предпоследнюю фразу в песне и медленно отъезжаю на центр удерживая зрительный контакт на них, а затем плавно скрываю лицо в финальной позе.
Зал взрывается, а я чувствую, как плывет косметика от слез. Я не танцевала, я плакала, изливала душу, царапала коньками клятву на льду вновь обрести свой рай.
***
– Боже мой! Вы это видели? Я не могу поверить! Это был четверной! – я набрасываюсь на Сенцову как сумасшедшая, стоит мне взойти на поверхность за бортом арены.
Я искренне не знаю, как смогла прыгнуть то, что у меня на тренировках получалось только в половине случаев.
– Да, ты как обычно решила сделать все по-своему, сказала же тебе не рискуй.
– Екатерина Витальевна, я чувствую такой прилив сил, это какое-то наваждение, не понимаю. Не знай я себя, решила бы что под допингом.
– Но, это почти так – Сенцова спокойна и совсем не удивлена, будто это не я сейчас порвала в щепки свои гипотетических соперников на Олимпиаде. – Эля, зайди в раздевалку, пожалуйста, нужно поговорить.
– Вы что, совсем не рады? Да, я знаю, я рисковала, но все же получилось! А если мы поднажмем с тренировками…
– Эля, остановись, – она снова перебивает меня, и я начинаю пугаться ее реакции, она слишком спокойна, будто сейчас зайдет комиссия, заберет у меня эту победу и дисквалифицирует.
– О, черт! Только не говорите, что в крови нашли какую-то хрень, из-за которой мне не дадут медаль и не пустят на Олимпиаду?
– Нет, ты пока в составе сборной.
– Пока? – я готова наброситься на нее.
– Эля, сядь – Сенцов вздыхает и облокачивается на стол – Ты можешь ехать на Олимпиаду, пока никаких противопоказаний к этому нет, но… – она трет свои уставшие глаза.
– Говорите уже!
– Золотова, ты беременна.
Бывший
Антон.
Теперь она меня к себе не подпустит.
Я лежу в гостиничном номере и думаю о том, как выглядело мое признание для Эли. Наверняка она думает, что я стал тем ублюдком, которые строят из себя примерных семьянинов, а сами гуляют на стороне. Я ведь несколько раз пытался возобновить с ней то, что бездумно потерял много лет назад, но после моего заявления она готова меня порвать на куски.
А я ведь даже не был женат, искал в каждой женщине ее, сам того не понимая. Марк был неожиданностью, плодом затяжной и не самой здоровой связи, но мой сын никогда об этом не узнает. Его появление изменило меня, я наконец-то понял, ради чего вообще живу, зарабатываю, убиваю свое тело на тренировках. Мне так все осточертело, что в какой-то момент я даже подумывал построить нормальную семью с Ванессой, мамой Марка. Наконец-то жениться, построить дом, устраивать барбекю по выходным, однако эта попытка обернулась провалом, мы не подходим друг другу во всех смыслах этого слова.
Как бы там ни было, от сына я никогда не откажусь. Я хочу видеть, как он растет, стать ему отцом, другом и наставником, не пропустить ни одну разбитую коленку, первую влюбленность, спортивный успех и неудачу. Поэтому мне так нужен этот контракт, если я останусь играть за Торонто, то смогу поселиться рядом с домом Ванессы и видеть сына не только по воскресеньям.
Я слышу стук в дверь и решив, что это привезли мой ужин, не спрашивая, открываю дверь.
– Sokolov Anton? – мужчина с английским прононсом пытается выговорить мое простое русское имя.
– Все верно, чем обязан?
– Меня зовут Джеймс, я представитель клуба «Торонто Мэйпл Лифс» у меня для вас деловое предложение.
– Вы не знаете, что у меня есть агент?
– Знаем, но наше предложение не включает Эльвиру Золотову в него.
– Грязно играете – комментирую я, но все же решаю впустить «пиджачка» и открываю ему проход в номер приглашающим жестом.
– Я хочу, чтобы вы знали, то что мы вам сейчас предложим является окончательным предложением клуба, другого не будет.
– Выкладывайте уже.
– Мы готовы предоставить вам место в команде, выполнить все ваши заявленные ранее условия вплоть до суммы контракта в двенадцать миллионов.
– Я так понимаю есть какое-то «но»? – недоверчиво уточняю я и не спешу радоваться.
– Совсем незначительное – улыбается хитрой улыбкой этот лощёный клерк – Золотова перестает быть вашим агентом.
– Уволить ее после заключения контракта?
– Нет, она не должна быть вашим агентом при заключении контракта, мы, точнее компания Champion`s way предоставит вам свои агентские услуги и в качестве приветственного бонуса возьмет всего 1% от контракта.
– Champion`s way? – усмехаюсь я – А не это ли агентство продвигает Картера Адамса? Боюсь их неуравновешенный клиент не переживет этого, сначала его команда, а теперь еще и с ним буду рекламировать трусы в одном ролике.
– Картера это не касается – услужливо поясняет клерк – У вас есть время на принятие решения до конца дня, утром предложение потеряет свою актуальность.
Джимми, не дожидаясь моей реакции, покидает номер. Или Джеймс? Я не запомнил, они все мне на одно лицо и имена.
Конечно, я бы не принял такое решение за спиной Эли, и задержись этот упырь у меня в номере чуть дольше, я бы вышвырнул его за шкирку. Но, черт возьми, есть одного огромное «но» – ради сына я готов быть ублюдком для своей бывшей. Она и так не высокого мнения обо мне.
Я беру телефон и звоню девушке, которую любил, бросил, которую хочу вернуть, но предварительно кинуть на деньги. Как вам расклад? Жизнь лучший сценарист, только она могла поставить меня в такую позу, чтобы как следует… в общем, вы поняли.
– Эля? Привет! У меня есть новости…
Ревность
Картер.
Купер – Слоун – Адамс.
Тройка, которая сегодня в ударе. Я отдаю пасс, обхожу одного второго соперника, снова ловлю шайбу, перепрыгиваю чью-то клюшку, разворот, бросок…
«На последних секундах Адамс отправляет решающую шайбу в ворота, обеспечивая команде как минимум второе место. Браво Адамс, браво Торонто, собрались и вырвали свою победу буквально зубами. Такой хоккей мы любим!»
Ликующие трибуны, спортивные репортеры и бесконечные хлопки по плечам и голове.
– Адамс, сукин ты сын! – тренер Каллахан хватает меня за шлем и сочно целует в него – Молодец, черт возьми! Я думал уже вмешаться, но ты наконец-то стал играть на левый фланг, я знал, что ты справишься сам!
– В смысле? – я немного застываю, ведь странно, что тренер ничего мне не говорил, если видел, что я упускаю удобные пассы.
– В прямом, я уже давно заметил, что ты в основном отдаешь пассы с неудобной руки, сначала решил, что тренируешься, а потом понял, что перестраховываешься.
– Почему не отправили меня в медпункт тогда?
– Вас отправишь – он закатывает глаза – Тебе не восемнадцать, надеялся, что поступишь по-взрослому, сам признаешь проблему и решишь. – он подмигивает мне – Видишь, сработало, а скажи я тебе, что нужно сделать, ты бы не послушался из принципа. Я же вас баранов знаю, как облупленных. – тренер еще раз хлопает меня по спине и уходит принимать лавры победы.
Я провожаю его взглядом и улыбаюсь как придурок. Элли…
Это она взрослая, а не я, заметила, заставила признать проблему, дала эту чудо мазь, жутко вонючую правда, и на тюбике которой я не понимаю ни слова. Мне так хотелось, чтобы она была на трибунах и видела, как я забил два решающих гола. Может она была? Это же плей-офф, она должна была быть. Я все сильнее сжимаю в кармане маленькую подвеску в виде фигурного конька. С момента как мы проиграли Монреалю, я ни разу не выходил на лед без нее, не хочу этого признавать, но этот бабский аксессуар стал моим талисманом, и я не верну его владелице даже под угрозой смерти.
Я снял серёжку языком, когда впервые исследовал шею Элли, хотел вернуть утром или использовать как причину встретиться снова, если бы мне захотелось продолжения. Однако все оказалось гораздо сложнее. Я смотрю на подвеску, а внутри меня растекается приятное тепло, оно заполняет самые недосягаемые уголки моей души, где все зачерствело и, казалось, давно умерло. Мне так хочется поделиться с ней победой, рассказать в подробности как я решался отдать пасс и сделал в итоге верный выбор, как каждый вечер засыпал с этой вонючкой под боком, чтобы снова и снова проживать тот момент в раздевалке.
– Адамс! – громко хлопает меня по спине Мэтт – Красавчик! Я уже думал не дождусь от тебя пасса.
– Без проблем – киваю я другу, а сам продолжаю летать в облаках. Мне нужно узнать отель, в котором остановилась Элли.
– Слышали новость? Говорят, Соколова все же подпишут.
Эта русская фамилия моментально выдергивает меня из своих размышлений. Наверняка это моя Ведьма околдовала совет директоров еще на благотворительном балу, я же видел, как она обрабатывала Маккадамса. Я усмехаюсь, почему-то уже не злюсь на нее, даже наоборот восхищаюсь, если даже связи моего отца ее не остановили, то я уже не знаю, кто сможет.