– Почему?
– Ты должен будешь решить, как поступить с короной, когда вставишь в нее последний Камень Славы. Только ты, и никто другой.
– Значит, я должен буду отдать корону?
– Или оставить у себя, я так понимаю. Салданах сможет объяснить это лучше меня. Я всего лишь певица.
– Ты прекрасна, и твои песни просто чудесны.
– Спасибо, Нанхайду. Пойдем, нас ждут. Мне нужно репетировать, а тебе – привыкнуть к новому платью. Я хочу, чтобы завтра ты отправился в Дансбург в одеждах моего родного клана.
Джармен Крейг оказался парнем точным, как швейцарские часы. Ровно в шесть он вошел в нашу гостиницу, увидел меня и просто окосел от счастья.
– Марика, ты… да ты просто богиня! – вскричал он, всплеснув руками. – Не ожидал, клянусь, не ожидал. Ты ждала меня?
– Ага, – сказал я самым любезным тоном. – Какая будет развлекательная программа, Джарми?
– Нас уже ждут, – Крейг тут же предложил мне взять его под руку. – Пойдем.
На улице пришел мой черед разинуть варежку на весь просвет. Джармен прикатил за мной на самой настоящей карете – шикарном рыдване, раззолоченном с крыши до ступиц колес, украшенном фамильными гербами дома Крейгов, с кучером в ливрее и форейторами на задах. Лошади, запряженные в карету (отличные лошадки, надо сказать!), правда, с храпением попятились от меня, но я забрался внутрь – тут все было оббито малиновым бархатом в золотой цветочек. Джармен уселся напротив, и лицо у него просто сияло любовью.
– Едем! – крикнул он, постучав кулаком в стенку экипажа, и мы тронулись. Я успел разглядеть в окно Тогу, вышедшего нас проводить. Казанец лукаво улыбался. А еще у входа в гостиницу замерли изваяниями несколько хорошо одетых горожанок, которые с восхищением смотрели на карету и с завистью – на меня.
О, блин, так вот какие эмоции испытывала Вика Караимова, когда садилась в «Гелленваген» Русланчика! А я-то, убогий, считал, что могу стихами завоевать ее любовь…
– Слушай, – сказал я Крейгу, – а ты никогда не говорил мне, что так богат.
– Зачем? – Джармен пожал плечами. – В Лансане не принято кичиться своим богатством. И потом, я хотел, чтобы ты видела во мне мужчину, а не ходячий кошелек.
– Разумно, – сказал я и с одобрением посмотрел на парня.
Лошади шли самым неторопливым шагом, и поездка от гостиницы до усадьбы Крейгов заняла около часа. Там нас уже ждала Гризельда, разодетая, увешанная драгоценностями, нагримированная и окруженная толпой прибывших на очередной коктейль-парти соседей.
– Ах, мое золотце! – восхитилась она, увидев меня. – Ты не перестаешь меня поражать до глубины души. Ты просто ослепительна в этом вампирском туалете.
– В эльфийском, – поправил я. – Это традиционный костюм эльфов. Джарми, наверное, забыл сказать вам, что среди моих предков есть темные эльфы.
– Идем, – Гризельда повлекла меня за собой. – Я хочу познакомить тебя с одним нашим родственником.
«Один родственник» стоял у длинного стола с напитками и закусками, поставленном под деревьями, окруженный группой роскошно одетых дам. Одет он был с опереточной пышностью, выглядел солидно и вальяжно, я подумал, что этот господин какая-то важная шишка, и не ошибся. Его представили как Вадрена Беко, смотрителя королевской псарни.
– А, юная дамзель с удивительными глазами! – сказал он, целуя мне руку. – Действительно милашка, клянусь душой моего отца. Джармен, где ты нашел такую прелесть?
– И что же удивительного в моих глазах? – подала голос Марика.
– Мы вместе учились, мессир Беко, – с видом пай-мальчика пояснил Джармен. – А теперь вот случайно встретились снова, и я больше никогда не оставлю Марику одну.
– Да ты и сейчас меня ни на секунду не оставляешь, – сказал я.
– Я слышал, дамзель Марика завтра будет выступать перед его величеством, – сказал Беко, взяв со стола кубок с вином. – Наш добрый король очень любит хорошее пение. Но завтра будет завтра. Не споешь ли ты для нас сейчас, милая?
– Спеть? – Я, признаться, немного растерялся. – Боюсь, что нет, сударь. Я не могу.
– Почему?
– Контракт, – нашелся я. – Мой контракт запрещает мне петь вне сцены.
– Странное условие, – сказал Беко. – Ладно, коли так. Надеюсь, завтра вы дадите на празднике хороший концерт. Наш государь с нетерпением ждет этого представления.
– Государь так любит эльфийские песни?
– Он любит все эльфийское, потому что сам на четверть эльф и влюблен в эльфийку.
– Тогда уверена, что представление Шагирры понравится его величеству, – заметил я.
– Не сомневаюсь. Ведь Меаль будет с ним в этот вечер, а этой милой девочке нравится решительно все.
– Меаль? – Я навострил уши. – Уж не та ли самая?
– Она, истинно. – Беко улыбнулся неожиданно мягко, и его тяжелое помятое временем лицо просветлело. – Да что там король, мы все ждем, когда она появится перед людьми! Смотришь на нее, и на душе так хорошо становится – вот как будто на тебя смотришь, детка. И грустно оттого, что их с Жефруа счастье оказывается таким недолгим.
– Расскажите мне о Меаль, мессир Беко, – с самым невинным видом попросил я.
– А что рассказывать, девочка моя? – Главный королевский псарь жахнул полкварты вина одним глотком, вытер губы. – Всем известна эта печальная история.
– Печальная? Разве история любви может быть печальной?
– Может. Жефруа много лет влюблен в эту куклу и на других женщин даже смотреть не хочет. А ведь ему давно пора подарить стране наследника престола!
– Дорогой кузен, то, что ты говоришь – измена! – заметила присоединившаяся к нам Гризельда. – Не надо на таком чудном вечере говорить о политике.
– Дамзель Марика спросила, я ответил, – без тени смущения сказал Беко, взяв со стола очередной кубок с вином. – И никакой измены в моих словах нет. Весь Лансан давно уже говорит о том, что наш бедный король что ребенок малый.
– Так он в самом деле влюблен в куклу? – спросил я.
– Еще как влюблен! Души в ней не чает. У нас в Лансане даже пословица есть: «Жефруа бывает счастлив только восемь дней в году». Понимаешь, о чем речь?
– Кукла оживает восемь раз в год, во время эльфийских праздников? – осведомился я. – Бедный, бедный король Жефруа!
– И бедный, бедный Лансан, – буркнул Беко. – Будь у нас наследник королевской крови, этот пес Альбано давно бы перестал скалить на нас зубы, да и имперцы бы его не поддерживали. А так… Эх, жаль мне государя, хороший он, добрый – и несчастный. У нас у всех за него душа болит. Ну, любил бы свою эльфийку – ожениться-то кто ему мешает? А ведь возраст уходит.
– Значит, Меаль завтра будет присутствовать в замке? – не выдержал я.
– А как же? – Беко хлебнул вина. – Государь для нее единственно и устраивает весь этот праздник. У нас только все эти Альбаны да Самайны эльфийские и празднуются.
Я уже было собрался еще о чем-то спросить добрейшего псаря, но тут меня как ледяным душем обдало. Стоп, минуточку, как же так! Ведь Салданах сказал мне, что подменил куклу Жефруа на поддельную! Все верно, именно так он мне и сказал. Получается, что лансанский король все это время не замечал подмены? Мне с трудом в этом верилось. И как такое возможно, что поддельная кукла оживает? У меня возникло сильнейшее подозрение, что Салданах опять меня наколпачил.
– А скажите мне, добрейший мессир Беко, – с самой обольстительной улыбкой начал я, – разве нет никакого способа снять с Меаль околдовавшие ее чары?
– Пробовали. Много раз пробовали, монарх наш золотые горы обещал тому колдуну, магу ли или фаэрмеллену, который сможет избавить его любимую от злых чар. Да куда там! Приходили магики и уходили ни с чем.
– Я слышала, в Уэссе есть могущественный эльфийский маг по имени Салданах, – заметил я, – будто бы он…
– Салданах? – Беко скривился, будто лимон надкусил. – Вот уж чье имя при его величестве не стоит произносить! Был у государя этот старый фокусник, а как же. Был, да сплыл. Король его с позором выгнал, ибо Салданах этот, мудрец занюханный, пытался истинную куклу похитить… Ты что, не слышала об этой истории? Шуму тогда было-о-о!
– Полагаю, мессир Беко, что Марике не очень интересна эта история, –ввернул Джармен, который почувствовал, что опять оказывается на вторых ролях.
– Нет-нет, мне безумно это интересно! – Я буквально вцепился в ручищу «родственника». – Расскажите, я сгораю от любопытства.
– Ну, раз дамзель пожелала… Короче говоря, наш августейший государь единственный из правителей малых королевств, в ком есть частичка истинной и древней эльфийской крови – если не считать, конечно, этого паршивого мерзавца Альбано. Матушка нашего короля, леди Магьен, была из рода эльфийских королей, хоть и полукровка. Так что и Жефруа, и братец его Альбано себя законными наследниками Алдера полагают, и уступать друг другу не хотят. А тут еще вскоре после их рождения промеж эльфов разбор и раздрай начался. Подняли братья наши ушастые супротив Империи мятеж, да только оказался он неудачный. Беженцы тогда из Саграмора перебрались в Лансан, и с тех пор поддерживают лансанского короля. А тут еще Альбано, как герцогом саграморским стал, эльфов совсем со свету сживать начал. Вот и стал наш король для эльфов вроде как своим в доску, надеждой и опорой единственной…
– А причем тут Салданах?
– А при том, что король наш, как еще в детстве влюбился в эту куклу, так и мечтал все время о том, чтобы ожила она навсегда. Вот и стал искать того, кто мечту его осуществить способен. Эльфы ему и сказали про Салданаха. Пригласил король Салданаха в замок, посулил золотые горы, а Салданах его обманул – захотел куклу у него забрать. Король в ярости тогда был. С тех пор никого он к той кукле не подпускает, держит ее в Запретных покоях, куда один только и может входить, прочим вход туда заказан. Слышал я, что Запретные покои, в которых кукла хранится, особой магией запечатаны, и никто туда просто не может войти, во как!
– Странно, как живой человек может столько лет любить куклу, – сказал я, искусно изобразив удивление.