Власть Сатаны закончилась, но знаки её остались.
— Ей снятся хорошие сны, — кивнул демон. — Поешь, правительница. Тебе нужны силы, чтобы дождаться, пока твоя дочь проснётся.
Нет, Борн не врал Ханне, рассказывая, что дочь её спит.
Он так и не овладел этим сложным искусством — искусством лжи. Но и не очень-то верил в то, что говорил женщине.
Да, проще всего было усыпить её дочь и положить в хрустальный гроб, спрятав его в надёжном месте.
Но это — сложное колдовство, и вряд ли черти готовили такой гроб. Ведь они не планировали долго прятать девушку на земле.
Они хотели переместить её в Верхний Ад, живую и дрожащую в смертельном ужасе. А когда у них это не вышло…
То что? Что они с ней сделали?
В смерть дочери Ханны Борн не верил.
Душа, проданная родителями путём относительно честной, хоть и запретной сделки, — большая ценность. Ад просто не принял бы жертвы, не будь соблюдён договор.
Значит, договор крепок. А черти просто затаились и ждут возможности перепродать девушку в Ад.
Хрустальный гроб — высшая магия. Она вполне по силам Зибигусу, но он ли здесь покупатель?
А даже если даже и он, чего ему было бояться? Он и сейчас не знает про договор Борна и Ханны, а значит — не очень-то прячет покупку.
Вернее всего, София живёт сейчас рядом с чертями. Может статься и так, что прямо в семье этого хитреца Зибигуса.
Кстати, у него есть подходящая по возрасту «дочь». И кто знает, не София ли это?
Но как её у него выцарапать?
И ведь не продаст. И отнять добром — тоже не выйдет. Девочка куплена в «честной» сделке. Ад воспротивится…
Хотя…
Адской власти больше нет в мире людей!
Здесь власть его, Борна! И если он убедится, что старый чёрт прячет дочь Ханны под видом собственного отродья, демон просто отнимет ребёнка.
И пусть адская книга вздрогнет, а черти кинутся писать Сатане доносы! Он больше не подчиняется Сатане!
Борн посмотрел на Ханну, переменившуюся в лице. Она уставилась в его пылающие от гнева глаза и дрожала от страха.
Ну вот, опять он её напугал. И слуг распугал: без приказа и носа из кухни не кажут.
Он улыбнулся и налил женщине вина.
— Выпей. И не смотри на меня так. Да, я — глубинный демон, порождение Сатаны. Но сейчас мы союзники. Я переменился в лице, потому что ищу твою дочь. Ты должна радоваться огню, которой вспыхнул во мне во имя этого поиска.
Ханна судорожно кивнула и приняла бокал.
— Я понимаю, — прошептала она. — Я просто должна немного привыкнуть.
Борн погладил голову Локки и скормил ему кусочек ветчины.
Заглотив подачку, маленький дракончик спрыгнул с руки хозяина и разлёгся между столовыми приборами, растопырив крылья. Он был не больше ящерицы, но всё равно внушал Ханне опаску.
— Я страшен для тебя, женщина? — спросил демон, поглаживая своего странного питомца.
Ханна отпила вина, и руки её перестали так сильно дрожать.
— Какое сладкое… — сказала она. — Ты — словно яд, демон. В малых дозах ты лечишь меня от боли и тоски по дочери. Но когда напоминаешь о том, кто ты — внутри всё сжимается.
— Я постараюсь поменьше тебя пугать. — Демон пригубил вино, и глаза его стали менее яркими.
— Почему? — удивилась Ханна.
Ведь не может же демон желать ей добра?
— Нам предстоит много работы, — пояснил Борн. — Нужно восстановить магический совет, разобраться со светской властью. Я хочу, чтобы ты была сильна, здорова и улыбалась.
— Тебе нужна крепкая власть? — поняла Ханна.
— Стаду требуется пастух, — согласился Борн. — Иначе люди просто перебьют друг друга, и я получу пустой мир. Тучные пастбища без скота — нужны ли они?
— Ты же питаешься душами? — робко спросила Ханна. — А почему пьёшь вино?
— Оно кипит в моём горле и наполняет меня парами, как и душа, — пояснил Борн. — Согревает. Даёт силу, пусть и гораздо меньшую, чем моя привычная пища.
Ханна вздрогнула от осознания, кто тут «пища», и Борн рассмеялся:
— Не бойся, смертная. Я не ем так часто как люди. Старухи мне хватит надолго. Если, конечно, в Вирне вдруг не начнётся смута, и мне не понадобятся все мои силы.
— Ты питаешься соразмерно затраченным усилиям? — Ханна допила вино и даже ухитрилась не закашляться.
— Да. Вся моя пища полностью сгорает во мне, — кивнул Борн.
— А… — Ханна замерла.
Она подумала о других желаниях мужчины. Ведь не только еда радует тело.
Борн рассмеялся.
— И это тоже, — сказал он. — По договору с Адом, я — демон-инкуб. Я способен доставлять и получать удовольствие путями тела.
Ханна вцепилась в пустой бокал, и в животе у неё заныло, словно от месячных болей.
— Да не бойся же ты! — фыркнул Борн. — Я призван сюда не для того, чтобы обольщать женщин. Делать мне больше нечего! У меня просто подходящая форма для такого контракта, но люблю я книги и путешествия.
— Книги? — робко переспросила Ханна. — Я тоже люблю книги. И вышивать…
— Вышивать? — удивился Борн. — Вот так, как на этой скатерти?
Он указал на вышивку ришелье по самому низу льняного полотна, покрывавшего обеденный стол.
— Да, — улыбнулась Ханна. — Я умею и так, и гладью.
— Мне было бы интересно увидеть, как ты это делаешь! Я позабочусь, чтобы тебе принесли полотно и нитки.
Демон снова налил Ханне вина, сладкого, ароматного, и подвинул блюдо с нарезанной ветчиной.
— Ну её, эту кашу, — сказал он. — Налегай на вино и мясо, женщина! А потом мы посетим с тобой ратушу. Нужно проверить, вдруг она всё-таки пострадала от бунтовщиков?
Глава 5. Фурия и шершни
После завтрака, слуги и вовсе попрятались. Дворец стал пустым, и каждый шаг отдавался в нём глухим стоном.
Борн велел Ханне одеться, как подобает новой правительнице Вирны, и она собственными руками честно перебрала всю одежду в шкафу, что нашлась в спальне.
И не обнаружила ничего подходящего: платья супруги правителя не годились для правительницы.
Платья были совсем не так пафосны и нарядны, как было принято. И сшиты, наверное, для того, чтобы супруга не затеняла мужа своим величием и красотой.
Ханна никогда не видела правителя Вирны, но рассказывали, что он был мелок, плешив и плюгав. И платья жены говорили об этом же — кричащие цвета, слишком закрытые руки и грудь…
— Плохо, — задумчиво произнёс демон, просачиваясь сквозь запертую дверь. — Нужно найти опытных швей, но это после. Сейчас надень лучшее платье из тех, что видишь.
Он отвернулся, и Ханна безропотно облачилась в красное бархатное платье.
Затянуть корсет и надеть колье ей помог демон. Ему, кажется, даже понравилось играть роль горничной.
— И что не так в этом платье? — спросил он, с любопытством разглядывая женщину.
Красное платье очень шло к рыжим волосам Ханны, а гармония цвета — вещь, понятная даже демону.
— Оттенок красного слишком плебейский, — пояснила она. — Здесь должен быть пурпур. И отделка не серебром, а золотом. Серебро допускается только на синем или зелёном бархате, особенно если это костюм для конной прогулки.
Всё это она узнала, когда обучалась шитью, и вот, наконец, пригодилось.
— Так? — спросил демон, и платье послушно изменило цвет.
Ханна, прикусила губу, чтобы не вскрикнуть от удивления. Она никогда не видела такой сильной магии.
Ведь одно дело убить человека — он же совсем кое-как сделан, а с другой — заставить бархат, что и полиняет не враз, — изменить тон.
— А можно ещё темнее? — попросила. — Как те, виренские розы, что растут возле ратуши?
Борн задумчиво погладил голову ящерицы, обвивающей его локоть, и платье потемнело ещё на один тон.
— Уже неплохо, — вежливо улыбнулась Ханна.
Бархат был всё ещё другого оттенка, но в его ворсинках появился дополнительный цвет — изнутри, из самой глубины ворса шла чернота. Красное и чёрное сразу… Пожалуй, такой чудесный цвет будет достоин платья правительницы.
— А теперь — нужно поменять нить… — Ханна порывисто шагнула к Борну, чтобы показать ему, где должна располагаться вышивка золотом…
И тут раздался звук удара, потом звон!
От окна прыснули осколки, и Борн в то же мгновение вырос перед Ханной, прикрывая её своим телом от посыпавшегося разноцветного стекла.
Она запоздало вскрикнула, больше от сожаления: витражное окно спальни было разбито, а… на низеньком кованом подоконнике стояла страшная женщина с чёрно-синими крыльями.
— Ты спятил! — закричала она, широко разевая рот, больше похожий на клюв. — Баба не может сидеть на троне правителя! Это против всех законов этого мира! Гони её прочь!
— Это ты свихнулась, Алекто, — холодно отозвался демон. — Зачем ты решила перечить мне? Захотела навечно остаться кошкой?
— Ты не посмеешь меня тронуть! Моя месть будет страшна!
— Это ещё почему? — удивился демон. — С чего мне бояться мести облезлой кошки?
— А с того, что твоя Алисса родит тогда лавовое отродье без разума и души! — заорала женщина, хлопая крыльями. — Она у нас! Она скоро разродится твоим зверёнышем! И мы не допустим, чтобы в ребёнка вошла человеческая душа!
— Убирайся прочь, Алекто! — Демон сделал вид, что слова женщины не произвели на него вообще никакого впечатления, никакой Алиссы он не знает, а детей десятками ест на завтрак. — Ты точно не в себе, видимо, мозг у тебя так и остался кошачий.
— Убей эту смертную дуру, и я уйду! — зашипела Алекто.
— Не твоё дело, кого я решил посадить на трон! Прочь, я сказал!
— Ты не сумеешь! Только посмей ввести в тронный зал эту бабу! Трон пожрёт её! Ты оскорбляешь своими поступками Землю и Ад, Изгой!
— Я сказал — убирайся! — холодно отрезал Борн. — Или я посажу тебя в клетку, и будешь сидеть там кошкой, пока не сдохнешь от немочи и старости!
— Раньше я откушу голову твоей Алиссе! — огрызнулась женщина.
— У тебя нет зубов, — отмахнулся демон. — Лучше отпусти Алиссу, или ты никогда не увидишь больше своего любимого Ада.