Но Диана покачала головой. Да оно и так было понятно: куры, гуси да утки после зимы все посчитаны. Ладно, если деревенские нажалуются потом Фабиусу. А если увидят да шум поднимут?
Парни с сожалением посмотрели на уток. Петря даже камнем швырнул — только не долетело.
Делать нечего, пусть будет солонина с луком и щавелем.
Молодёжь пошла вверх по реке, потом стала обходить деревню старыми огородами, чтобы добраться до леса и сварить там похлёбку.
Малко на ходу вывернул зазимовавший в земле корень пастернака, здоровенный, плотный. Хмыкнул, поискал и выдрал ещё один.
Крикнул Петрю, и они быстро прошлись по заброшенным огородам, добывая то, что хорошо зимует в земле — пастернак, хрен, батун, щавель.
Рядом были и вполне ухоженные делянки, где можно было добыть редиску, и ямы, где селяне прикапывали на зиму мелкий посадочный картофель, но ведь парням ещё возвращаться в эту деревню.
Раздобыв зелени, охотники на ведьм выбрали для привала сухой взгорок, поросший кедрами, откуда просматривалась и деревня, и бегущая к ней дорога.
Спрятались за кустами, развели почти бездымный костер из двух сухостоин, плотно прижав их друг к другу. Поставили котелок…
Похлёбка удалась на славу — пастернак пошёл вместо картошки, взяв в себя часть лишней соли — вкуснота!
От еды молодёжь разморило, и они улеглись на лапник у костра. Парни обняли с двух сторон Диану, «чтобы не замерзла».
Долго она им разлёживаться не дала — есть время, отчего бы с мечом не попрыгать? Меч был один, зато палок — полный лес!
Малко и Петря поднимались с сожалением — уж больно хорошо было прижимать к себе Диану. Но делать нечего, и они тоже взялись за палки, изображающие мечи.
Только игра не шла. Малко и Петря всё косились на деревеньку: а вдруг чёрт пожалует раньше?
Наконец ленивое весеннее солнце решило, что пора бы клониться к вечеру.
Воздух повлажнел, стало заметно холоднее. Деревня постепенно ожила, бабы потянулись с дальнего поля, а пастухи пригнали с выпаса стадо.
На дороге тоже появились люди. То были крещёные, что уходили на заработки, и торговцы, возившие свой нехитрый товар в Лимс.
Скоро Диана поняла, что сидеть на горке не дело. Видно-то было далеко, но лиц сильно не разглядишь: вроде и тот человек, и не тот. Да и чёрт мог принять облик кого-то из местных.
Посоветовавшись, сыщики решили вернуться в деревню и снова спрятаться в прошлогоднем бурьяне у забора повитухи.
Дом её стоял на самом краю, как и положено ведьме, и подойти к нему можно было почти незаметно, если сначала идти вдоль реки, а потом овражком и через кусты.
Пока шли, стало смеркаться. За забором залегли, когда дом повитухи уже начал тонуть в сизой дымке.
— А вдруг чёрт уже там, в доме? — испуганно спросил Петря.
Ему и в кустах было страшно, а уж возле самого дома, наверное… Бр-р…
Диана решительно приподнялась, собираясь подобраться поближе, но Малко с силой дёрнул её за руку.
— Тс! — зашипел он.
И тут же стукнул запор, и калитка в заборе открылась, пропуская плотного невысокого мужчину в плаще с капюшоном, надвинутым так низко, что было непонятно, есть у него голова или нету.
К дому он подошел так, что сыщики и не заметили! Как есть нечистый!
— Чё-ёрт! — прошептала Диана.
Малко зажал ей рот — в сыром воздухе звуки разносились сильнее обычного.
Чёрт завертел головой, уловив непонятный шум, и сыщики прижались к земле.
Но тут из-под крыльца, мяукая, выбралась облезлая кошка и шмыгнула в отворившуюся дверь дома. А повитуха помахала гостю с крыльца.
Чёрт глянул на кошку, хмыкнул, видимо, приписав ей странные звуки, и поспешил в дом, а троица испуганно выдохнула — чуть не сорвалась слежка!
Как только дверь за чёртом закрылась, сыщики, пригнувшись, и, не разбирая дороги, кинулись к окну горницы. Прямо по грядкам: аж захрустела под сапогами свежая зелень.
Дом у повитухи был основательный, крепкий, с высоким крыльцом. Могла она себе позволить и стёкла, однако в окне по началу лета уже стояла редянка — рама, затянутая реденькой тканью, чтобы комары да мухи не лезли. Просто подарок для тех, кто решился подслушивать!
Пока бежали, сердце заколотилось даже у Дианы. Может, от страха, а может, от предвкушения. Оно и заглушило первые слова.
А потом донеслось:
— …Сдурела баба!
И вся троица обратилась в слух.
***
— Зачем звала? — строго спросил господин Зибигус — плотный, приземистый чёрт, глава здешней нечисти.
Он хмурясь осмотрел богатую горницу, уставленную сундуками.
Повитуха своё дело знала крепко. Бабы из окрестных деревень и даже из самого Лимса частенько звали её не только перерезать пуповину, но и поправить новорожденного. И за услуги свои она получала достаточно.
Однако, обычно уверенная и бойкая, сейчас повитуха затравленно улыбалась, а глаза её бегали.
Она всё сделала правильно. Если уж у кого защиты просить, так у главы местных чертей. Но, воззвав к Зибигусу, враз растеряла от страха все наготовленные слова.
— Что у тебя есть такого, чтобы обращаться ко мне? — спросил чёрт, видя, что на бабу напал ступор. Вот же придумала! Будто дел у главы чертей других нет — таскаться по глупым бабам! Чем тебе не довольно для твоих бабьих дел Кастора? Или обидел?
— Только тебе могу, господин, — выдавила повитуха, размазывая по лицу разом побежавшие слёзы. И вдруг рухнула чёрту в ноги: — Защити, не знаю, что делать! Боюсь Кастора! Убьёт он меня теперь!
Бин Бен Зибигус поморщился, высвобождая ноги, схваченные повитухой.
— За что, дурная? Ты ли не отдавала нам то, что было обещано? Да что с тобой! — Повитуха всё хватала позднего гостя за ноги, целуя его грязные сапоги, и чёрт занервничал. — Да ты сдурела баба! А ну, успокойся! Сядь! Сядь, говорю! — прикрикнул он. — Есть у тебя вино? Выпей и расскажи мне всё толком!
Зибигус огляделся и без труда отыскал нарядный ларец для вина, стоящий на сундуке для платьев и прочей рухляди. Вытащил бутыль, налил вино в кружку, сунул повитухе.
— Пей! — приказал он.
Повитуха хлебнула, закашлялась. Из глаз её пуще прежнего полились слёзы.
— Я ж не знала, что такое бывает, — запричитала она, всхлипывая. — Я не хотела, а он — дай да дай! А потом пухнуть стала как на дрожжах. Думала — дурная какая болезнь, ведь не так всё было, как бывает у бабы. Я потом уже поняла. Уже когда постучался. Я его гнать, травить, а никак! И всё пухну! А потом воды отошли, а потуг-то нету! Не идёт он сюда, не тот ему мир! И не разродиться ника-ак! — Тут она и вовсе завыла. — Я волосы в рот, чтобы потуги вызвать…
— Да что ты несёшь!.. — сорвался на крик Зибигус. — Кто у тебя разродился? Чего с тобою стряслось? Чего испугалась? Греха? Ты стольких младенцев отдала Кастору, что пора уже не бояться!
— Я б и его отдала, да бою-юсь! — Повитуха снова сползла на пол, пытаясь поймать сапоги чёрта.
— Кого? — Зибигус непонимающе уставился на женщину: спятила она, что ли?
Потом оттолкнул, вышел в сени, принёс ковшик холодной воды из кадки да и опрокинул ей на голову.
Вода помогла. Мокрая повитуха слегка опомнилась, высморкалась в подол, встала.
— Ну? — спросил Зибигус. — Кого ты боишься? Скажи? Коли Кастор напугал тебя чем, так я накажу его! Ты — баба полезная, работящая. Не бойся и расскажи мне, как есть.
— Я… покажу лучше, — выдохнула повитуха и поклонилась, прижав руки к пухлым грудям.
Потом одёрнула мокрую юбку, просеменила в соседнюю комнату. Вернулась со свёртком из одеяла, в котором что-то слегка шевелилось.
Зибигус нахмурился, разглядывая свёрток. Страшное подозрение зародилось в нём: «Кастор? Но как? Неужели?..»
— Вот, — сказала повитуха, разворачивая одеяло, а потом и пелёнку. — Его не могло быть, но он есть. И он… Он… — Она зашмыгала носом.
В пелёнке шевелился крепкий упитанный мальчик нескольких дней от роду.
Спинка и плечи его были покрыты тёмным пушком, густые чёрные волосы почти скрывали лицо. Он улыбался и скалил совсем не беззубый рот.
— Это как же? — удивился поражённый чёрт, разглядывая младенца.
— Я не знала, что так будет, — лепетала повитуха, сглатывая набегающие слёзы. — Я не хотела. Это Кастор. Он сказал, что их не бывает. Куда же его теперь, а?
— Я заберу младенца! — решился чёрт. — Ты не виновата. Такого действительно не могло бы случиться в нашем прежнем мире. — Он склонился к младенцу: — Я вижу, что у него есть душа…
Повитуха закивала. Она запеленала мальчика и нерешительно протянула чёрту.
Зибигус взял младенца на руки и кивнул, прощаясь.
И тут же дверь в горницу распахнулась, а на пороге появилась высокая темноволосая девушка с коротким мечом в руке. За её спиной маячили два парня с охотничьими луками и дрекольем.
— А ну, отдайте младенца! — закричала девушка. — Он наш!
Повитуха взвизгнула, выхватывая дитя у чёрта, и прижала к груди.
— Он мой! Мой! — заорала она. — Я не отдам! И тебе не отдам! — вызверилась она вдруг на Зибигуса.
— Младенец наш! — провозгласила девица. — Отдай, ведьма!
Диана, а это была она, бросилась к повитухе, но чёрт вырос у неё на пути, вскидывая руки в магическом жесте:
— А ну, стоять, смертная!
И тут же стрела ударилась перед его лицом как в стену и рассыпалась в щепки.
— Не смей трогать Диану! — зарычал Малко, отбрасывая бесполезный лук и бросаясь на чёрта с кулаками.
Тот с усмешкой очертил запылавшей ладонью круг.
Малко замер — жар был невыносимый!
Второй парень, Петря, попятился и кинулся назад, к дверям.
— Стоять! — прошептал Зибигус, протягивая пылающую руку так, словно намеревался схватить наглеца.
Петря оступился и грохнулся, ударившись о порог, но Диана отбросила меч и бесстрашно схватила чёрта за руку, не обращая внимания на магическое пламя.
Прицел магической руки сбился. Петря где ползком, а где и на четвереньках всё-таки выбрался из горницы и бросился бежать.