— Подумай как следует? — улыбался Сатана. — Ты покоришь весь человеческий мир, маг. Пусть он пока очень маленький, но вы расплодитесь, ведь я буду помогать тебе пасти наше стадо!
Глядя в озабоченное лицо магистра Фабиуса, Многоликий предполагал, наверное, что человек размышляет о рисках такого предложения и выгоде самого Сатаны. Ведь, умей он, как Борн, читать мысли, верно, уже бы взбесился — маг лихорадочно перебирал формулы заклинаний.
— Ну? — не утерпел Сатана. — Отчего ты не спросишь, а что получу я?
— Ну, допустим, спрошу? — Фабиус изо всех сил тянул время, продумывая оборону. — Зачем тебе это сдалось? Какая тебе разница, кто будет править миром людей, если в нём больше нет церквей Сатаны?
— Это моя благодарность тебе, маг, — Сатана изобразил улыбку. — Конечно, изничтожив этого упрямого Борна, я мог бы посадить на трон какого-нибудь чертёнка. Но ты сделал мне подарок, достойный правителя. Ты знаешь, наверное, что у меня никогда не было сыновей?
Фабиус мотнул головой — откуда ему было знать такие пикантные подробности семейной жизни Сатаны? Борн говорил, что Многоликий недавно нашёл себе новую супругу. Значит, дело в его личной бесплодности, раз скачет козлом, а коза всё не окотится.
Фабиус, магистр Ренгский, скривил губы в улыбке превосходства. Уж он-то умел делать детишек и жёнам, и служанкам.
Сатана недовольно оскалился:
— Кичишься¸ маг? Что ж, имеешь право. Ты одарил меня, и я принял дар.
— Какой? — слегка удивился Фабиус. Он ощущал, что всё его мужское имущество на месте.
— Ты отдал мне душу Дамиена, — пояснил Сатана. — Я вырастил для неё тело, и теперь у меня есть сын. Долгие дни я искал, как соединить созданное людьми и адом, и теперь мой новый сын прекрасен!
— С чего ты взял, что я тебе его подарил? — Рука Фабиуса потянулась уже не к кристаллу, а к кинжалу.
Холодная сталь — часть земли. У неё есть своя стихийная сила. А ещё вода. И ветер…
— Но ведь ты отказался от него, маг? — осклабился Сатана. — Так донёс мне твои слова проклятый Борн, неужели он научился обманывать? Но, так или иначе, а сказанного не вернёшь. Хочешь взглянуть на моего сына? Мальчик учтив и умён. Когда ты умрёшь от старости, я посажу его на человеческий трон, ведь по сути он и твой наследник.
Фабиус понимал, что Сатана лжёт. Что Борн не смог бы сказать, что он, Фабиус, отказывается от сына.
Верно, что-то страшное случилось в аду. И Сатана, алкая мести, создал иллюзию, чтобы обмануть глупого человека.
— Не веришь? — Изменчивый хлопнул в ладоши. — Тогда смотри, твой ли это сын!
Воздух забился в агонии, и посреди комнаты из адского флюида и пылинок самой земли соткалось тело юноши.
Дамиен совершенно не изменился. Мало того, что он был до боли похож на того мальчика, с которым маг попрощался у моста два года назад, так ещё и узнал отца.
Он чуть склонил голову по прежней привычке и тут же сделал шаг назад, хватаясь за короткий меч у бедра.
— Дамиен немного боится тебя, — рассмеялся Сатана. — Ведь это ты низверг его в ад. Ты не спас его, не бросился ему на помощь. Значит, во всём виноват только ты. В его муках, что душа успела принять в аду, в его безмерном страхе быть съеденным моими слугами. Но, как ты видишь, я позаботился о нём. Два ваших года его душа томилась в ожидании освобождения или казни, но потом я предложил ему новое тело, и Дамиен принял его. Теперь он неуязвим и бессмертен.
Голос Сатаны тёк, опутывая Фабиуса, как веретено обвивает пряжа, а паук заматывает липкими нитями муравья. Так вот что имел в виду Борн, сказав, что Дамиен погиб. А ведь он — больше чем погиб. Он…
— Поговори с ним, убедись, что это твой сын? — настаивал Сатана, не понимая растерянности мага. — Скажи, зачем Борн захотел, чтобы ты отказался от него?
Фабиус не сводил глаз с лица Дамиена. Он не позволил себе сжать кулаки или прошептать проклятие: его лицо было холодным и непроницаемым, как кусок камня.
А вот юноша нервничал. На щеках у него выступил румянец.
Он совсем не вырос. Если Диана сильно вытянулась за две зимы, то Дамиен словно бы замер в том, давно минувшем дне, когда отец попрощался с ним, уезжая в Ангистерн расследовать убийство магистров.
— Кто ты? — тихо спросил Фабиус. — Голем?
Юноша вздрогнул от его голоса.
— Я — человек душой, но не телом, — ответил он, быстро делая ещё один шаг назад. — Тело моё — из лавы и крови моего нового отца. Я демон с душой человека, ведь этого ты хотел, когда бросил меня в аду?
— Я не хотел, — качнул головой Фабиус. — Я запрещал тебе даже заходить в пентерный зал, где была пентаграмма для вызова адских тварей. Зачем ты проник туда и вызвал инкуба?
— Я хотел стать как ты, — ответил юноша, кривя рот так, словно ему было больно вспоминать. — Таким же сильным и почти бессмертным! — Он не сдержался и закричал: — Моя мать умерла в родах! С самого рождения я ужасно боялся смерти, но ты ничего не видел! И вот теперь я не изменяюсь, а значит, путь мой был правильным! Я!..
— Разве это путь? — Фабиус склонил голову к плечу, разглядывая того, кто был когда-то плотью от его плоти. — Ты не демон и не человек. Ты нечто, запертое в аду. Но вот память… Память у тебя, наверное, человеческая. Скажи, разве тебе не в радость земля и солнце? Помнишь, как ты любил играть на песке у реки? Разве в аду есть хрустальные горные реки и голубое небо? А звезды?
— Молчи! — крикнул Дамиен отшатываясь и упираясь спиной в стену. — Да, я не человек! Но я ещё буду править вашим человеческим миром! Чёрный трон — мой! Ведь это — трон Ада, а только я настоящий проводник его силы!
Лучше бы он этого не говорил.
Если Фабиус и видел в нём ещё какое-то сходство со своим прежним Дамиеном, оно развеялось окончательно.
Его настоящий сын мог алкать только одной власти — власти познания.
Если Фабиус был слеп, и мальчик всегда был таким, каков он сейчас, значит, это кукушонок, которого подбросил ему Сатана прямо в утробу его бедной матери.
Да, Фабиус не сумел воспитать сына как следует… Но ведь правильная кровь должна была победить в нём зло??
— Что в тебе адского — так это дурь, — поморщился магистр Фабиус и тяжело, словно придавливая к полу, взглянул на сына: — Демоны всегда будут сильнее и лучше тебя! — возвысил он голос. — А вот человеком тебе больше не стать!
— Но я!.. — на глазах Дамиена выступили слёзы. — Я лучше тебя! Я — бессмертен! Я…
— Ах, как трогательно, — перебил Сатана. — Мальчик плачет, значит, он ещё чуть-чуть человек.
Магистр сжал на груди кристалл, на этот раз открыто и на показ.
— Убирайтесь отсюда оба! — приказал он. — Иначе, ты, Сатана, схватишься сейчас не со мной, но со стихиями, которые вышвырнут тебя из мира людей! Прочь! Это больше не твой мир!
В такт его словам ратуша снова задрожала, но уже иной, внутренней дрожью.
Зазвенели в шкафу дорогие бокалы лимского стекла, ветер ударил в окно и завыл, как собака.
— А как же твой сын? — по лицам Многоликого побежала усмешка, ехидная, колкая, ранящая магистра в самое сердце. — Ты ещё можешь вернуть его, маг! Ты правильно понял, в аду он перестал изменяться. Его тело негибко и не понимает приказов слабой души. Но тут, с тобой, душа его снова усилится, и он станет почти человеком… Хочешь, я обменяю его душу на то, что принадлежит тебе? Хочешь узнать мою цену?
Глава 3. Предательство
Расставшись с Борном, Ханна позвала ключницу и отправилась проверять кладовые. В ней вдруг проснулась тяга к наведению порядка.
Ханна хотела знать, сколько вина хранится в погребах дворца, есть ли запасы зерна и масла?
Ключница явилась с готовностью: благодаря усилиям Александэра, напомнившего цеховым мастерам о налогах, кладовые начали пополняться, и она ждала похвалы от новой хозяйки.
Осмотр начали с винных погребов. Борн не ел и не пил ничего, кроме вина, и Ханна хотела убедиться, что его достаточно.
Винных погребов во дворце правителя оказалось два — в одном хранились дорогие выдержанные вина, в другом — попроще, включая домашние заготовки.
Погреб с дешёвыми и домашними винами Ханна осмотрела быстро. Ключница закрыла его, и обе женщины пошли по подвальному этажу ко второму погребу. И вот там дверь вдруг оказалась не просто открытой — распахнутой настеж!
Ханна посмотрела на ключницу, та покраснела и ускорила шаг. И заранее подняла крик:
— А ну? Кто там в погребе роется?
Преступник тут же показался на пороге с литровой бутылью вина, и Ханна узнала Александэра.
— Ты что тут делаешь? — нахмурилась она. — Разве ты уже вернулся из ратуши?
— Как раз вот только вернулся… — Александэр неуверенно улыбнулся. — Я хотел наконец выпить с тобой вина и помириться, чтобы…
— Я не желаю с тобой пить! — воскликнула Ханна, перебив его. — Ты!.. Ты…
Она не договорила. Не дело это было — обсуждать мерзкое поведение бургомистра при слугах.
— Но я и хотел покаяться… — развёл руками Александэр. — Я был глуп. Я не понимал, что…
— Не здесь! — отрезала Ханна и, сжав зубы, зашагала наверх.
Не в свою комнату, а в одну из гостевых, рядом с тронным залом, так ей казалось официальнее.
Она шла и не понимала, что ей делать.
Да, она смирилась с тем, что Александэр пока нужен и городу, и миру. Но мириться с ним самой? Зачем? Из смирения, что воспитывала в ней вера в отца людей Сатану?
Но нет уже никакой власти Сатаны над людьми! Кончилась! Изошла прахом!
Так почему же она должна проявлять смирение?
Александэр тихо шёл позади. Он чуял, что мириться с ним Ханна не собирается.
А она, пока шла, услыхала крики студентов под окнами и вспомнила про пропущенный обед, который в этот день ей был как-то совсем поперёк времени, про Софию, которая могла бы сейчас так же учиться вместе с детьми горожан и магистров, ведь тут их не разбирали… И едва удержалась от слёз.
— Давай договоримся так! — сказала Ханна, едва они с Александэром вошли в богато обставленную гостиную с балконом, выходящим во двор, где всё ещё гомонили студенты. — Ты мне — никто! Я терплю тебя во дворце только потому…