Он совсем другой. Не тот мужчина, что час назад бросал на меня оценивающие взгляды, не тот, что в прошлую пятницу сидел напротив в ресторане, сжимая под столом ладонь другой женщины. И конечно, не он обменивался с Владом насмешливыми репликами на моем празднике.
На языке легкий привкус табака, который вовсе не мешает. Кажется, Андрей успел сделать всего одну или две затяжки. Безумие, но в этот момент меня все в нем устраивает, даже вредная привычка.
— Ты понимаешь, что мне тебя нельзя? — вопреки сказанному, он улыбается будто от восторга, между тем гладит мои плечи, словно не может насытиться прикосновениями. Я невольно перенимаю его настроение и тоже улыбаюсь, все еще не понимая, к чему он ведет. — Вообще нельзя, — он смотрит мне в глаза, гипнотизируя, и добавляет, словно обращаясь к самому себе: — Да, мне конец, — все с той же улыбкой. На мгновение он сводит брови вместе, и это второй раз в жизни, когда он позволяет себе выглядеть уязвимо, а я окончательно теряю от него рассудок.
— Нельзя, — отвечаю, горячо дыша. — Тебе, конечно, следует остановиться, — послушно отрываю руки от его плеч и опускаю вниз.
— Да, следует, — и снова кидается на мои губы. Трогает мои ладони, стискивает запястья, поднимает их, показывая, как нужно его обнимать — за шею и крепко.
— На тебе не должно быть сейчас прослушки, — шепчет мне на ухо с улыбкой.
— Ты поэтому решил встретиться в бассейне?
— Четверг, ага. Лидия, я хочу помочь, но при одном условии.
— Каком же?
— Полное абсолютное доверие. Это сложно, я знаю. Ты, возможно, уже успела меня возненавидеть. Но я действительно хочу помочь.
— Почему?
Что-то там наверху хлопает, возможно, дверь. Мы оба вздрагиваем.
Под лестницей есть закуток, ступеньки смыкаются неплотно и при желании нас можно будет легко увидеть, но Андрей ведет меня туда, и я иду.
В его глазах плещется дикость. Это больше, чем желание, это где-то на границе с отчаянием. Так не было раньше, в гостинице он хотел, но не сгорал заживо. А сейчас горит, я вижу это.
— Мне нужно подумать, — отвечаю, слегка паникуя.
— Да-да, я подожду. Думай, — и снова поцелуи, за которыми мы напрочь забываем, о чем говорили.
Его ласки рваные, неудобные и одновременно щедрые.
Я прижимаюсь к нему, полностью отпустив ситуацию. Мы жадно целуемся, пока его руки распахивают мой халат и мечутся по телу. Я же глажу его шею, волосы на затылке, как было показано.
Мои стоны тихие, я не собираюсь привлекать внимание, но и сдерживать их нет никакой возможности, когда его пальцы под халатом сжимают мои ягодицы. Я тут же прогибаюсь в пояснице, удобнее подавая себя. Он же, ощупывая меня, словно дуреет, не может сдержать тихое глухое «м-м-м» и снова впивается в губы.
Наверное, он хотел целоваться. Возможно, думал об этом. Он не может отказать себе в удовольствии.
Дальше мы сбрасываем остатки здравого смысла в бездонную пропасть.
Я быстро развязываю его пояс и кладу ладони на его грудь. Мне нравится его тело, я хочу его трогать. А еще целовать, облизывать — но это позже. Сейчас я буду трогать.
Сильно надавливаю растопыренными пальцами и веду вниз, исследую плоский заметно напрягшийся живот до пупка и ниже. Его плавки мокрые после бассейна, я это отчетливо чувствую, как и твердую эрекцию, которой он через белье прижимается к моему животу. Но коснуться его задницы или члена пока не решаюсь.
Его поцелуи все еще жадные, но через пару минут после нападения он начинает себя хоть как-то контролировать. Опускается к шее и трется носом, а затем губами, это ужасно трогательно. Но не успеваю я расслабиться, как он снова вжимает меня в себя так, что тяжело вздохнуть полной грудью. Осыпает поцелуями ключицы, горячее дыхание движется вниз. Андрей проводит языком по соску, обхватывает его губами. Я задерживаю дыхание, когда он втягивает его в рот, с наслаждением посасывает. Его ладони снова на моих бедрах, он собственнически перебирает пальцами.
Как-то неуклюже и одновременно с этим отчаянно я пытаюсь закинуть на него ногу, которую он подхватывает и гладит по бедру, скользя по гладкой коже. А потом он накрывает ртом татуировку «no sex», что находится чуть выше левой груди, и втягивает в себя кожу.
Не спрашивает разрешения на это. Оно ему будто и не нужно. На дне пропасти зыбучие пески, доводы и сомнения давно в них потонули, еще раньше здравого смысла.
Почему-то это кажется правильно и хорошо, я охотно позволяю ему это сделать. Сама же обхватываю ладонью эрекцию и сжимаю. Он шумно втягивает в себя воздух, а затем возвращается к рисунку на коже. Я просовываю руку под белье и сжимаю его напряженный член, по которому, оказывается, ужасно тосковала все это время. Провожу большим пальцем по нежной головке, легонько надавливаю, отчего он тут же толкается мне в руку.
Его же пальцы проникают под мои массажные стринги, которые сложно назвать препятствием. Он гладит область между моих ног, где просто пожар. Ему так это нравится, он нежно трогает, а затем вводит в меня сразу два пальца.
Так и стоим. Одной рукой я крепко держусь за него, чтобы не рухнуть на пол, так как колени давно мягкие, меня потряхивает от возбуждения, его, кажется, тоже. Мы ласкаем друг друга руками, одновременно с этим он ставит мне огромный засос на месте татуировки. Он так старается, что мне даже больно. Но отчего-то нравится, и я шепчу:
— Боже, да, еще, пожалуйста, — тихо-тихо над его ухом. Я такая уязвимая сейчас, полностью открывшаяся ему. Даже не столько физически, хотя это тоже, сколько эмоционально. Все чувства наголо, я снова перед ним настоящая. В который уже раз — без масок. Его.
Он больше не мой Президент.
Он мой Андрей Осадчий, уверенный равнодушный юрист, способный как разорить, так и спасти.
И я снова выбираю именно его.
Может, он и заготовил для меня страшную месть, но сейчас… обожает каждым движением. Я чувствую, что практически достигаю пика, его член тоже каменеет еще сильнее, он неосознанно несколько раз толкается бедрами.
Кто-то спускается сверху, и мы одновременно замираем. Я, конечно, в ужасе. Он выпрямляется, а я, наоборот, опускаю голову и прячу лицо у него на груди. Он нависает сверху, обнимая, пряча под полами своего халата. Мне кажется, он повсюду. Я зажмуриваюсь и ничего не боюсь. Наверное, это ощущение мне было важнее даже сексуального возбуждения, от которого сейчас сердце выпрыгнет из груди и самая нежная кожа на теле пульсирует.
Этот человек, что спускается, — хуже монстра из кошмаров. Он специально замедляет шаг. Еще охрану позови, блин! Детей здесь быть не может, они в другом крыле. А раз люди взрослые, должны же понимать, что мешать в таких ситуациях не следует.
Чувствую движение, Андрей поднимает голову, кажется, делает мах рукой, чтобы шли, куда идут. Я очень надеюсь, что меня плохо видно в расщелинах между ступенек.
Шаги замирают, чтобы через пару секунд ускориться, непрошеный гость хлопает дверью, покидая лестницу.
— Это твоя сестра, — говорит Андрей спокойно. — Все в порядке.
Я распахиваю глаза. Видимо, Жанне сообщили, что я не пришла на пилинг, она пошла убедиться, все ли в порядке. И по моей позе поняла, что более чем.
Вспышка страсти ослабевает, мы будто начинаем отдавать себе отчет в том, что творим. Сердца по-прежнему колотятся на разрыв, и мы не спешим отлепляться друг друга.
Через пару мгновений поднимаю голову, и он нежно целует меня в лоб, восстанавливая дыхание.
— Твой суровый закон позволяет тебе трахать жену своего клиента, Андрей? — первой нарушаю молчание. Я много раз представляла, как озвучу ему именно этот вопрос.
— Разве я это делаю?
— Твои пальцы только что побывали в моей вагине.
— Точно, — сдается он. — Под лестницей — можно, — не задумываясь, вылепляет первый пришедший в голову аргумент. Блефует, но как уверенно!
— О да, при желании все преодолимо, — говорю я и слышу знакомый довольный смешок. Осадчий одобряет шутку.
Он снова целует меня в лоб, затем с интересом рассматривает мое лицо, но глаза все еще горят, в них нет привычного превосходства с нотками презрения, которыми он отгораживался последние недели. Он словно изучает и запоминает каждую черточку или пресловутую веснушку на моей коже.
Я, наконец, вытаскиваю руку из его трусов. Перевожу взгляд на себя и вижу огромный кровоподтек, полностью скрывающий татуировку.
Мы оба смотрим на пятно. Мало того что синяк наливается, на нем еще и россыпь красных точек. Заживать будет не меньше месяца.
— Пометил? — спрашиваю. Он кивает:
— Меня бомбит, когда я ее вижу.
— Она была мне необходима.
— После этих слов бомбит еще сильнее.
Он машинально поглаживает мою талию.
— Андрей, я пропускаю пилинг.
— Он дорого стоит?
— Да.
Даже после моего прямого ответа он не спешит отпускать меня, потом все же делает шаг назад, запахивает халат, я следую его примеру.
— Компенсирую тебе из гонорара от Голубева.
Услышав фамилию бывшего, я интуитивно напрягаюсь, как перед схваткой.
— Суд уже в понедельник? — спрашиваю, хотя прекрасно знаю ответ.
— Да.
— Что я должна делать, по-твоему? Времени в обрез.
— Проиграть.
Я округляю глаза. Окружающая нас магия моментально тускнеет, флер безумия растворяется, а картинка перед глазами едва ли не плывет от обиды. Он не моргает, смотрит выжидающе. Это игра такая? К чему хитрости, у него столько козырей, что они высыпаются из карманов.
— Мне пора идти, — отвечаю жестко.
Он качает головой, дескать, так не пойдет. Тянет ко мне руку, и я доверчиво снова подаю ему ладонь. Он сжимает ее, подносит к губам и целует запястье.
— Не спеши, подумай хорошо. Я знаю, психологически сложно слушать юриста истца, но я ведь не только юрист.
— Кто же еще?
— Как минимум — живой человек.
Он снова обнимает меня через халат, прижимает к себе, потом шепчет на ухо, меняя тему на безопасную: