– Сутъяди?
– Схватываешь на лету. Хочет облететь наноколонии, вроде рекогносцировки. Ах да, мать его… – Тут Оле ухмыльнулся снова. – Начальник велел не вырубать ваши гребаные переговорники, иначе все получат в личное дело дисциплинарное взыскание.
Депре фыркнул в тарелку:
– Это цитата?
– Нет. Это, блин, отредактированная версия. – Хансен бросил вилку в тарелку. – Он не говорил "дисциплинарное взыскание". Просто "Де-Пи-Ди-9".
Даже в спокойные времена таким взводом нелегко командовать. А если в твоем подчинении находятся люди, уже прошедшие все мыслимые виды спецподготовки, да если их убивали хотя бы по разу – задача превращается в натуральный кошмар.
Сутъяди справлялся неплохо.
Спокойно, без всякого выражения на лице он наблюдал, как наша пестрая команда заполняет совещательную комнату, рассаживаясь по своим местам. На каждом месте рядом с текстовым процессором было заранее разложено болеутоляющее в пригодном к употреблению виде. От такой заботы некоторые издавали удивленный возглас, выбивавшийся из основного шума, и тут же замолкали, проследив направленный в их сторону жесткий взгляд Сутъяди. Когда капитан наконец заговорил, его голос оказался похож на синтезированную скороговорку робота, предлагающего карту вин.
– Кто еще не оправился от похмелья, может сделать это, не откладывая. У нас проблема: отключилась одна из охранных систем внешнего кольца, причем неизвестно почему.
Сообщение возымело эффект. Шум в аудитории немедленно утих. Я почувствовал, как снизился уровень моей реакции на эндорфин.
– Крюиксхэнк и Хансен отправятся на разведку. На двоих возьмите один гравицикл. Возвращение – немедленное, при любом виде активности в заданной точке. В противном случае вам надлежит собрать любые обломки для выяснения причин здесь, на месте. Вонгсават, "Нагини" приготовить к вылету, двигатели включить, взлет немедленно по моей команде. Остальным проверить личное оружие и находиться в полной готовности. Так, чтобы я вас видел. И держите включенными свои переговорники.
Он повернулся к Тане Вордени, притулившейся на стуле позади всех, завернутой в какой-то балахон и в солнцезащитных очках.
– Госпожа Вордени. Какова ваша оценка вероятности вскрытия ворот?
За очками осталось непонятным, видела Таня капитана или нет.
– Возможно, завтра. Если нам повезет.
Кто-то хмыкнул. Сутъяди не обратил внимания, кто именно.
– Госпожа Вордени. Мне нет нужды напоминать, какая опасность нам угрожает.
– В этом нет необходимости. – Вордени встала с места и направилась к выходу. – Я буду в раскопе.
После ухода археолога совещание закончилось само собой.
Хансен и Крюиксхэнк обернулись меньше, чем за полчаса.
– Ничего, – так звучал доклад специалиста-взрывника.
– Ни обломков, ни воронок, ни иных следов механического воздействия. На самом деле там… – Через плечо Хансен обернулся назад, показывая взглядом туда, откуда только что возвратился. – На самом деле нет вообще ни одного свидетельства, что там что-то было.
Напряжение, и так царившее в лагере, немедленно возросло. Все, словно повинуясь внутреннему инстинкту, принялись осматривать то оружие, к которому были приставлены. Хансен зачем-то расконсервировал химические гранаты, решив проверить их предохранители. Крюиксхэнк разобрала до основания свои мобильные системы залпового арт-огня. Сутъяди, сопровождаемый причитаниями Шнайдера, пропал в люке "Нагини" вместе с Вонгсават. Люк Депре занялся жестким спаррингом с Сян Сянпином прямо на береговой линии, а Хэнд удалился в свою половину купола – вероятно, чтобы возжечь еще немного магического огня.
Лично я провел остаток утра на скале. Она возвышалась над пляжем, и здесь мы сидели вдвоем с Сунь Липин. Я еще надеялся, что последствия прошлой ночи испарятся из моего организма раньше, чем кончится действие обезболивающего. Судя по небу, погода обещала улучшиться. Висевшая над морем серость начала с запада перемежаться клочками синего неба. На востоке еще виднелся дым от Заубервилля, замаскированный уходящими к горизонту облаками.
Мутное состояние не прошедшего до конца похмелья в сочетании с дозой болеутоляющего делали впечатление от вечера вполне мирным.
Развеялся и дым от обстрелянных наноколоний, о котором говорил Хансен. Когда я поделился с Сунь своим впечатлением, она только пожала плечами. Похоже, не я один наслаждался ощущением мирного вечера. Наконец я спросил:
– А тебя что-нибудь беспокоит?
– В ситуации вообще? – Она задумалась. – Знаешь, я бывала в худшем положении.
– Конечно, раз тебя убили.
– Конечно, да. Но я имела в виду другое. Наносистема – это действительно предмет для беспокойства, но… Даже если опасения Матиаса Хэнда обоснованны, вряд ли она способна достать "Нагини" в полете.
Я тут же вспомнил про того наноробота, о котором рассказывал Хэнд. Скорострельная пушка в виде кузнечика. Хэнд не рассказывал этого на брифинге.
– А семья в курсе, чем ты зарабатываешь на жизнь?
Сунь слегка удивилась вопросу:
– Да, конечно. Военную карьеру первым предложил отец. Хороший способ развить свои способности за их деньги. А у военных всегда есть деньги. Так говорил отец. Оставалось решить, чем заняться и за что они станут платить. Конечно, он не предполагал, что будет война. И вообще, кто думал об этом двадцать лет назад?
– Да уж.
– А твои?
– Мои кто? Отец? Не знаю. Последний раз я видел его лет в восемь. По личной шкале – почти сорок лет назад. Более ста календарных.
– Извини.
– Не стоит. С тех пор, как он ушел, моя жизнь сильно переменилась к лучшему.
– Не считаешь ли, что он бы тобой гордился?
Я засмеялся в голос.
– Да, разумеется. Истинно так. Ведь он ценил насилие, мой старик. Покупал сезонный билет на бои без правил. Он никогда не занимался спортом, так что был ограничен в спарринге. Только беззащитные – женщины и дети. – Я закашлялся. – Ладно, теперь все равно. Он мог бы гордиться тем, что я сделал со своей жизнью.
Несколько секунд Сунь молчала, потом опять спросила:
– А твоя мама?
Я отвернулся, словно пытаясь вспомнить. Оборотной стороной проводившихся в корпусе тотальных психологических практик было то, что события прошлой жизни теряли четкость, лишаясь деталей. Вас будто уносило от них на лифте. Скорее даже на ракете. В свое время я страстно этого желал. Теперь не был так уверен. Я просто почти ничего не помнил. И медленно произнес:
– Думаю, она обрадовалась, найдя меня в списках завербованных. Устроила дома чайную церемонию. Пригласила гостей со всего квартала. Уверен, она гордилась мной. К тому же семья нуждалась в деньгах. Ей нужно было кормить троих – меня и двух младших сестренок. После ухода отца мама работала как могла, но жили мы плохо. А с началом моей службы доходы семьи утроились. На Харлане солдатское жалованье выглядело большими деньгами. И Протекторат денег не жалел – нужно было как-то конкурировать с бандитами из якудза и квеллистами.
– Она знает, где ты?
Я с сомнением покачал головой.
– Меня не было слишком долго. В корпусе не принято высаживать Посланников там, где они выросли. Меньше вероятность, что возникнет сочувствие к тем, кого должен убивать.
Сунь кивнула.
– Да. Обычная предосторожность. И она имеет смысл. Но ты ведь уже не Посланник. Почему не вернулся домой?
Я безрадостно улыбнулся.
– Да, чтобы сделать карьеру бандита. После увольнения из корпуса вряд ли бывает иной выбор. И к тому времени мать вышла замуж вторично, за офицера-вербовщика из Протектората. Представляешь такое воссоединение? Я – нет.
Сунь долго молчала. Казалось, ушла в созерцание береговой линии или чего-то ждала.
– Мирный вид, как считаешь? – Я сказал просто так, чтобы разрядить молчание. Она кивнула:
– Да, если не вдаваться в детали. Особенно на структурном уровне. Здесь идет битва, и мы ее проигрываем.
– Это правильно, но настроение мое улучшается.
По лицу Липин пробежала усмешка.
– Извини. Трудно рассуждать о спокойствии, когда по одну сторону от нас мертвый город, по другую – вообще неизвестно что, находящееся за гиперпространственными воротами. А вокруг, в горах, – целая армия наноколоний, и сам воздух несет смертельную дозу радиации.
– Ну вот, теперь ты расставила все по местам…
Она опять улыбнулась.
– Ковач, это моя работа. Провожу много времени, объясняясь с машинами на уровне, невозможном для восприятия нормальной человеческой психики. Если этим зарабатываешь себе на жизнь, начинаешь видеть проблемы там, где их не видят другие люди. Посмотри. Видишь это море, спокойное и ласковое, под безмятежными лучами солнца? Картина вполне мирная, правда? Но в глубине ведут непримиримую борьбу за существование миллионы существ. Видишь, трупы чаек почти исчезли. – Она поморщилась. – Хотя плавать я не буду. Даже теплые солнечные лучи несут с собой заряды частиц субатомарного размера, которые способны разорвать на части все, что не обладает достаточным уровнем защиты. Понятно, что защита такого рода уже есть у тех существ, что живут здесь давно – благодаря миллионам их погибших предков, павших ради выживания десятка-другого нынешних видов.
– Хм… мир – иллюзия? Звучит как слова отрекшегося от церкви монаха.
– Не иллюзия, совсем нет. Просто все относительно. И все это, этот мир, это спокойствие куплены ценой их противоположности – где-то, когда-то.
– И что, это держит тебя в армии?
– Мой контракт – вот что удерживает меня в армии. И служить еще лет десять как минимум. Если честно… – И она с сомнением пожала плечами. – Возможно, останусь на сверхсрочную. К тому времени война уже закончится.
– Война будет всегда.
– Только не на Санкции IV. После разгрома Кемпа введут достаточно жесткий режим. Политика станет иной, и Картель больше не выпустит власть из своих рук.
В этом я сильно сомневался, особенно вспомнив восторженные речи Хэнда по поводу снятия лицензионных ограничений для корпораций. Вместо возражений пришлось ответить уклончиво: