Но отрицание не помогало, Дарья все стояла на своем. Киллер, и все тут! Баста! Наемный убийца! Да, ассасин! Мы действуем во тьме ради света![82]
И Даша принялась рассказывать свою нелепую историю о буднях современного киллера.
На очередном витке ее сбивчивого, запутанного повествования Адонис поймал себя на том, что, обхватив нижнюю часть лица пальцами, изо всех сил пытается удержать мимические мышцы, морда его так и готова была расплыться в улыбке, вот-вот и ржать начнет. Но смеяться было нельзя, обидишь рассказчика. Он, хоть и оценивал творческие потуги и вообще весь стиль жизни Дарьи весьма скептически, относился к ней хорошо, весьма тепло, по-дружески.
Вслушиваясь в шизоидное повествование, я вспоминал, что в период своего московского существования (там жили ее родители) Дарья, отлеживаясь в одной из местных дурок, подожгла зачем-то матрас ночью. В начавшемся пожаре погибла, задохнулась в дыму старушка-пенсионерка из пациентов. Развлекуха с летальным исходом…
Я сидел на продавленном советском диване и слушал, пытаясь остановить неудержимое словоизвержение критическими репликами. Но после задумался, стоило ли разрушать эту причудливую, старательно возведенную конструкцию в воспаленном разуме? Ведь что есть так называемый нормальный человек?
Лишенный воображения тупица, при всей своей изворотливости в решении деловых, практических вопросов. Нет в нем искры подлинного гения, священного безумия, которое заставляет чудаков вроде Ван Гога или барона Унгерна вновь и вновь мазать холсты краской или в одиночку противостоять большевистским ордам. Шумеры считали эпилепсию божественным недугом, а в на-ше время поврежденных жалеют и лечат.
Профессиональный убийца, выдающийся специалист, стрелок-снайпер, боец ордена ассасинов Дарья Хохмаштейн сидела передо мной во всем блеске своего воображаемого величия. В глазах ее распускался причудливый, хрупкий цветок безумия. На одутловатом с недосыпа лице (в тот период забыться без транквилизаторов она не могла) светилась широкая, обаятельная улыбка умалишенного.
–Следят за мной. Опасаюсь, оттого и шторы на окнах задернуты, видишь дом напротив, через Фонтанку?– Вскочив, подвела к окну, опасливо отодвинув децл[83] штору. – Из каждого окна целится снайпер, вон, телескопические прицелы на солнце поблескивают! Дурачье, непрофессионалы, кто ж оптику в ясный день солнечными зайчиками демаскирует? Стекло крышечкой прикрывать надо!
–Ну хорошо.– С несерьезной покладистостью я согласился побыть немного соучастником ее мании.– Ну давай твой заказ отпразднуем! Пойдем в ресторан! Башляешь[84]? Жратвы, водки накупим, вискаря наебенимся.
– Да не, на ресторан пока не хватает.
– Что ж так? Скверно услуги современных бойцов-ассасинов оплачиваются. Ну давай тогда хоть по пиву? И сигареты закончились.
– Нет, и это тоже. Не могу. Никак нельзя. Денег нету.
Дарья, подняв голову, посмотрела на меня как-то жалобно, взор ее понемногу начал проясняться. Все, отпустило, кажется.
Больше темы эти не обсуждались, и средневековый орден ассасинов вновь погрузился в туман небытия, откуда его вытащила, выдернула ненадолго хорошая, добрая, придурковатая Даша.